Май-месяц. Кругом томление и нега, нега и томление. Черемуха, похожая на любовь провинциальной медсестры, сирень, похожая на Доронину. Вопли «Глюкозы» на шашлычных лужайках. Подростки в прыщах, пирсинге и предчувствиях. И все вокруг – про любовь.
Любовь-морковь – штука туманная. Инь-ян, тети-дяди, «апельсины-кокосы», мини-бикини, любишь-не любишь – всё это, ребята, очень запутано. Нелегко всё это. Целую жизнь пытаюсь разобраться, и ничего не выходит.
Платон, Шекспир, Ирина Аллегрова с «Ласковым маем», «Кама-сутра», Эдуард Асадов с Овидием, «Я вас любил…», «Настоящий полковник»… Голова кругом. Покружился-покружился. Упал, очнулся – штамп в паспорте. Тёща, фикус, памперсы. Осторожно, двери закрываются. Допрыгался, зайка шоколадный.
Но тут мне вдруг кое-что открылось с неожиданной стороны. Делюсь.
Когда я еду утром в лифте со своего восемнадцатого этажа, ко мне на шестнадцатом всегда подсаживается мальчик Серёжка. Четвероклассник с огромным ранцем и очень хулиганской мордой. Как-то встретились мы с Серёжкой в лифте. Серёжка какой-то не хулиганский. Задумчивый.
- Здорово, Серёжка. Чего невесёлый?
- Привет, дядь Вов. Будешь тут веселым.
- А что такое?
- Каринка мне нравится, вот что.
- Влюбился, что ли?
- Какое слово?
- Влюбился, говорю?
- Тьфу! Ну вы скажете, дядь Вов… Прям хуже нашей русички. Что я, Пушкин, что ли…Влюблёвываться в девчонок – это отстой. Разве вы не знаете?
- Влюбляться, а не влюблёвываться…
- Всё равно отстой. У нас в классе только Игорёк Ромашкин всё время влюбывается. А он придурок.
- А чего же тогда?
- Нравится мне Каринка.
- А-а-а… А чем же она тебе нравится?
- Ну как… Дерется она на переменах классно. И пахнет от нее приятно. Конфетами. Типа мятного холлса.
- Ясно. А внешность у неё как?
- Какое слово?
- Внешность… Ну, руки, шея…
- А. Это сойдет.
- И что ж ты теперь делаешь?
- Дерусь с ней, чего ж ещё. Если победю – занюхаю.
- ?
- Если я ее победю – тогда мне разрешается ей волосы нюхать. Долго, сколько захочу.
- ЗдОрово. А если «не победю»?
- Тогда она мне три раза портфелем по башке бьет. Но она не больно бьет. Жалеет. Я ей, наверное, тоже нравлюсь.
Мы приехали.
- Пока, дядь Вов.
- Пока, Серёжка.
Вот ведь, а? Прямо как в «Песне о Нибелунгах». Поединок между женихом и невестой перед свадьбой. Вот тебе и Сережка. Зигфрид чертановский.
Через пару дней опять встречаемся в лифте.
- Ну, как Каринка? – спрашиваю.
- Каринка – отстой.
- ?
- Она дура оказалась. Не смогла задачку с дробью решить. И пахнуть она чего-то стала хуже… Нет, мне теперь Анжелка нравится. Прямо нету жизни.
- А Анжелка тебя чем покорила?
- Какое слово?
- Ну, чем она тебе нравится?
- Добрая. Списывать дает, жувачку дает. И глаза у нее это… типа красивые.
- Какого цвета?
Серёжка подумал.
- Как «пепси-кола».
- Значит, карие.
- Ага. Мы с ней играем в «пересмотрелку», ну, кто кого переглядит. Если Анжелка первая моргнет – она мне домашнее задание делает и ещё три жувачки. А если я…
- Три раза портфелем по башке?
- Ну да. Но она тоже небольно бьет. Нравлюсь я ей.
Приехали.
- До свиданья, дядь Вов.
- Будь здоров, Сережка.
Вот он какой, Сережка. Романтик. «Её глаза – как два тумана…» И всё такое. Еще через пару-тройку дней:
- Как Анжелка?
- Отстой.
- Что, «жувачка» кончилась?
- Нет, у неё этот… накактивит всё время.
- Конъюнктивит?
- Ага. Некрасивые стали глаза. Как у Голлума. Чего в них теперь смотреть?…А домашку она и так даст списать.
- И теперь кто твоя пассия?
- Какое слово?
- Ну, кто тебе теперь нравится?
Серёжка тяжело вздохнул:
- Мне теперь сразу две нравятся: Наташка и Лизка. Прямо я обмучился весь. Наташка – она прикольная. У неё хохмы классные. Ну, и пахнет она ничего. И глаза в порядке. Зуба, правда, одного нет. Но это ведь пройдет. Зато Лизка… Даже не знаю, чем мне Лизка нравится. Нравится и всё.
- Это дело серьёзное.
- Да.
Помолчали.
- Думаю, может мне жениться на ней.
- Прямо сейчас?
- А чего тянуть? Будем с ней жить в этой… в женатости. А Наташка будет к нам в гости приходить, всякие анекдоты рассказывать.
- Можно, конечно, и так…
- Сегодня, наверное, на третьей перемене заженюсь.
Приехали.
- Будьте здоровы, дядь Вов.
- И тебе того же, Серёжка.
На Лизке Сережка так и не женился. И она через неделю попала в «отстой». Наташка тоже. Зато у Анжелки прошёл «накактивит». А потом объявилась какая-то Анька, которая быстро бегает. Сонька, которая «классно ржет». Они с Серёжкой в «перещекоталки» играли. Потом была Олька, потому что она «знает больше всех считалок». Потом Каринка стала опять хорошо пахнуть. Наверное, сменила шампунь. И вот до сих пор всё это дело продолжается.
И вот я думаю себе: может, так оно и надо? Ведь это и есть – любовь: «перещекоталки», «перегляделки», «портфелем по башке», «победю – занюхаю»…Всё так в жизни и есть. Сегодня – «нравится», завтра – «отстой»…В чем-то очень прав четвероклассник Серёжка.
Пронзительно прав.
А вокруг – май-месяц. И пенится сирень. И солнце, млея, щурится на мир, как шах на гарем. И фикус полит и памперсы сменены, и теща на даче. Хорошо.
