Котляревский, "Энеида". 1908 год.
Альманах "Русалка Днистрова", 1827 г.
Максимович, "Сборник малорусских песен", 1849 г.
Кулиш, "Записки о Южной руси", 1857 г.
Франко, стихотворение, 1880 г. (современный репринт)
Перед вами некоторые факсимиле различных текстов на украинском языке, напечатанных в XIX веке. Поглядите внимательно - между ними очень мало сходства, различается чуть ли не треть букв. Где наставлено твердых знаков, где есть "яти", где нет, где "
ы", где
и, где
i, где вообще натыкано латинских букв
j. Ни один язык не может меняться с такой скоростью.
Зато правила письма очень даже могут - и, как видите, действительно постоянно менялись. Хорошо заметен и вектор этих изменений - от чисто традиционной записи, унаследованной от средних веков, до фонетической, отражающей реальное произношение.
Сравните, например, сплошные твердые знаки у Котляревского, из-за которых такая система письма иронически называлась ерыжкой с их отсутствием у всех остальных.
Обратите внимание на постепенное исчезновение буквы
ы и замену ее на
и.
Двигателем этих изменений, естественно, было желание лучше отражать живую речь, что наглядно видно, например, из писем Квитки-Основьяненко к издателям.
Коли ж будеш її печатать, то, пожалуста, доглядай, щоб у моїй побрехеньці не наварнякали якої нашої мови на московський лад. Нехай наші, як хто зна, так своє й пише; а я думаю, що, як говоримо, так і писати треба. О! добре б, братику, було, якби ми так говорили, як у книжках пишуть; а якби ще так і робили, так би й не було на світі нічого луччого!https://www.myslenedrevo.com.ua/uk/Lit/K/KvitkaOsnovjanenko/MiscelWorks/Suplika.htmlКогда же ѣ нужна, то чем заменить «тоби», не писать же «тобѣ», последнюю букву и наши хохлы и кацапы будут выговаривать во весь ротѣ.
Эге! вот штука! г. Максимович, Котляревский, а за ними Срезневский и проч[ая] братия пошли «ѣкать», и вышло ни се ни то, ни по-людски ни по-какому. Видевши все это, начал я повести свои писать, как выговаривается или по методу Гулака-Артемовского. <...>
Придумывая многое, я нашел, что для нашего писания необходимо еще одно и, мнякесеньке, мов губочки молоденькой дивчинки, що и циловати смачно, пропудово ы, как и сам Артемовский назвал его, крепко мешает делу. Но как же прикажете? Как вы напишете и заставите различно выговорить: «пишов пыты, ходы дивчыно, иде сюды, йде сюды» и проч., и проч., и проч.?https://www.myslenedrevo.com.ua/ru/Lit/K/KvitkaOsnovjanenko/MiscelWorks/Pravopys.htmlПроцесс, однако же, не был сильно линейным. Разработка украинской орфографии скорее проходила под рубрикой "Скандалы, интриги, расследования".
Каждый деятель считал себя самым умным и разрабатывал собственную систему, не особо глядя на предшественников. Драгоманов, например, соригинальничал настолько, что добавил сербскую букву и стал обозначать мягкость только ей (последний пример).
Желание правильно передавать речь боролось с не меньшим желанием сохранить традицию и писать, как раньше, что нередко приводило к разного рода извращениям. Например, поглядите, как Максимович наставил надо гласными домиков - это чтобы по-прежнему писать "мой", но читать уже по-новому "мiй", то есть обозначить, что написанная буква
о - совсем даже не
о.
Из той же серии разного рода "яти", которые должны читаться как
и, и немые твердые знаки, и бог весть что еще.
Кроме того, было два традиционных центра разработки орфографии - в России и на Галичине, причем произношение украинского языка в последней довольно сильно отличалось и, естественно, галичане желали, чтобы орфография отражала именно его. В результате постоянные трения или в лучшем случае неудобные компромиссы - как в харьковской орфографии 1928 года.
А на все это накладывалась еще и политическая борьба! В Галичине все время цапались между собой партии москвофилов и австрофилов. Первые напирали на исконность и букву "ять", вторые носились как с писаной торбой с никому не нужной буквой
Ґ. В филологических спорах не было недостатка в политических обвинениях - кто на какую страну работает, что азбука-кулешовка придумана на польские деньги и т.п. Подозреваю, что как раз отсюда берут начало истории об австрийском генштабе.
В самой же России главной сверхзадачей было остановить время и не допустить никаких перемен - ни социальных, ни политических, ни даже лингвистических. Разработку фонетической азбуки царское правительство рассматривало ни больше, ни меньше как покушение на скрепы, в конце концов запретив печатать книги на украинском языке сначала чем-то кроме ерыжки, а потом и вообще запретив их в принципе. Жизнь остановить, разумеется, таким образом не удалось - все заинтересованные лица уехали на Галичину, где и продолжили свою подрывную деятельность по точной передаче звука
и. Не помогли даже дипломатические ноты России с бурными протестами против замены украинской орфографии.
Большевики были куда умнее и прекрасно понимали, что перемены остановить нельзя, зато можно их возглавить и направить в нужную для себя сторону. Под их руководством, наконец, украинская орфография окончательно установилась и стала официальной, для чего потребовались три итерации (1928, 1933, 1945 гг). Не обошлось, впрочем, без обвинений в троцкизме и украинском национализме,и соответствующих уголовно-карательных мер.
Краткое историческое изложение развития украинского правописания вы можете найти
здесь.
В современной орфографии тот же стих Шевченко, что приведен в первой части поста, теперь пишется так:
ГОГОЛЮ
За думою дума роєм вилітає,
Одна давить серце, друга роздирає,
А третяя тихо, тихесенько плаче
У самому серці, може, й Бог не бачить.
Кому ж її покажу я,
І хто тую мову
Привітає, угадає
Великеє слово?
Всі оглухли — похилились
В кайданах... байдуже...
Ти смієшся, а я плачу,
Великий мій друже.
А що вродить з того плачу?
Богилова, брате...
Не заревуть в Україні
Вольнії гармати.
Не заріже батько сина,
Своєї дитини,
За честь, славу, за братерство,
За волю Вкраїни.
Не заріже — викохає
Та й продасть в різницю
Москалеві. Це б то, бачиш,
Лепта удовиці
Престолові- отечеству
Та німоті плата.
Нехай, брате. А ми будем
Сміяться та плакать.Я специально привел стихотворение полностью, чтобы вы могли сравнить его с первым изданием. Этот тот же самый стих, с теми же самыми рифмами и тем же самым ритмом. Если бы язык действительно изменился за сто лет, и стал читаться по-другому, с другими звуками, то оно перестало бы рифмоваться.
Все крайне банально. Человек, знающий украинский язык, легко найдет соответствия между двумя орфографиями, отметит непоследовательность ерыжки, которая буквой
е передает и мягкое
е, и твердое
э, а звуки
и и ы различает, но тоже не сильно строго. И запросто прочитает стихотворение что в первом варианте, что во втором - абсолютно одинаково.
А человек, знающий только современный русский язык, гораздо легче поймет первый текст, чем второй, потому что в первом более архаичная орфография, больше похожая на русскую. Но вот правильно
прочитать первый текст он не сможет, потому что будет читать его опять же на русский манер.
Если он к тому же склонен к паранойе и не разбирается в вопросах филологии, то он, чего доброго, еще решит, что какие-то темные силы назло ему специально извратили текст, чтобы он там ничего не понял.
Это не темные силы виноваты, а банальный процесс расхождения языков - когда изменения в каждом накапливаются независимо.
Давайте для наглядности поможем этому человеку познакомиться с поэзией Мицкевича. Вот цитата из стихотворения "Бахчисарай ночью".
Błyszczą w haremie niebios wieczne gwiazd kagańce,
Śród nich po safirowym żegluje przestworze
Jeden obłok, jak senny łabędź na jeziorze:
Pierś ma białą, a złotem malowane krańce.Не сильно понятно, правда? И это еще запись, причем польское правописание тоже во многих местах запаздывает. Например, буква
l читается как английский звук
w,
а
prz - это не прз, а
пш. А уж если этот стих прочитать, то там вообще будет одно шипение и жужжание, например
łabędź na jeziorze читается как "лябэджь на ежёжэ". Обратите еще внимание на черточку над буквой
о - это черточка точно как у Максимовича означает: тут когда-то исторически действительно говорили
о, но теперь это совсем не
о. Максимович, собственно, у поляков эту идею и позаимствовал.
Но давайте заменим реальную польскую орфографию чем-нибудь поближе к нашему письму. Поиграем в альтернативную историю, в которой Польша стала писать на кириллице и сохранила эту традицию до сегодняшнего дня.
При этом орфографию нарочно сделаем не фонетической, а сугубо традиционной, и даже сохраним ту же идею черточек над изменившимися буквами. Заодно не будем последовательно различать мягкое и твердое
е - как в ерыжке. Правда, обойдемся без ятей и твердых знаков, зато возродим два славянских юса. Когда-то они обозначала носовые звуки, и такие звуки сохранились в польском до сих пор, так что буквы эти будут вполне на месте.
Блышчѫ в хареме небёс вечне гвязд каганьце,
Срóд них по сафировым жеглуе престворе
Еден облок, як сóнны лабедзь на езёре.
Персь ма бялѫ, а злотем малёване краньце.
Ту тень пада з менару и верху цыпрыса,
Далей черни сиѧ колем олбрымы граниту,
Як шатаны седѫце в дыване Эблиса
Под намётем темности; некеды з их шчыту
Будзи сиѧ блыскавица и пѧдем фарыса
Прелятуе милчѫце пустыне блѧкиту.
Согласитесь, что текст заиграл новыми красками. На русский он, разумеется, от этого похож не стал, да и не мог. 1000 лет расхождения языков - это не шутка. Но зато он стал куда более понятен, чем раньше, и теперь очевидно, что это описание неких природных красот - причем, надо заметить, довольно выпендрежное, романтическая поэзия все-таки.
А всего-то - правильно подобранная орфография.
* * *Для любителей поэзии привожу три перевода этого куска Мицкевича:
Это перевод Ивана Козлова, 1829 год.
Меж ними облако одно, как лебедь сонный,
На тихом озере плывет во тме ночной;
Белеет грудь его на синеве бездонной,
В краях отлив златой.
Здесь дремлет минарет под тенью кипариса;
А там гранитных скал хребты омрачены:
Там непреклонные в диване у _Эвлиса_ {3}
Чернеют сатаны.
Под мраком иногда вдруг молния родится,
И чрез туманный овод лазуревых небес
Она из края в край, внезапная, промчится
Как быстролёт ФаресЭто перевод В. Г. Бенедиктова, середина XIX века.
В гареме небес - в этом море бездонном -
Являются звезды, и облако там
Одно только плавает лебедем сонным:
Грудь белая, пух золотой по краям.
Там - тень минарета, там - тень кипариса,
Там - дальше - чернеют граниты кругом,
Как злобные духи в совете Эвлиса,
Накрытые ночи глубоким шатром, -
С них молния, спрянув размахом фариса,
Сверкнула и тонет в пространстве немом.Это перевод Михаила Витебского, нашего современника:
В гареме звёзд лампады заблистали,
Забили вновь небесные ключи.
И лебедем, плывёт одно в ночи
По небу облако, свидетель их свиданья.
Тень минарета, тень от кипариса
Касаются гранитных мрачных скал.
Как дьяволы в диване у Иблиса,
Они сидят. С вершин их как обвал
Слетает молния как быстрый конь Фариса,
И падает в лазоревый провал.