Ниже публикуются два письма Анатолия Стенроса-Макриди, в которых он высказывает свое мнение о генерале Власове и Российском освободительном движении.
Анатолий Макриди родился в Москве в 1902 г. Его отец, хормейстер Большого театра, Григорий Ставрович Макриди покончил с собой в 1915 году, приняв дозу стрихнина. Впоследствии Макриди-сын рассказывал о своих шотландских корнях и писал свою фамилию MacReady, но его отец был по происхождению греком. Его мать, Агда Стенрос, была пианисткой, потом концертмейстером Большого театра. В 1918 г. 16-летний Макриди принял участие в "Ледяном походе" генерала Корнилова. Был уволен по болезни, вернулся в Москву, где несколько месяцев служил в Наркомпросе. Впоследствии работал художником-иллюстратором. Зимой 1941 г. во время немецкого наступления намеренно остался вместе с матерью на даче под Москвой. У немцев сделал карьеру пропагандиста. Работал в псковско-рижской газете "За Родину", впоследствии редактировал ее. Выпустил книгу "Заря взошла на Западе" - мемуар о советской жизни с сильным налетом антисемитизма.
После войны - в эмиграции сначала в Германии, затем в Австралии. В 60-70-х гг. активно сотрудничал с буэнос-айресской газетой "Наша страна". Умер в 1982 г.
Первое письмо адресовано редактору берлинской газеты "Новое слово" В.М. Деспотули, второе - сотруднику, впоследствии редактору "Нашей страны" Н.Л. Казанцеву.
Первое письмо публикуется впервые.
Второе письмо опубликовано в
№2998 (04.10.2014) "Нашей страны", воспроизводится в отрывках.
Фотография заимствована из
№1664 (19.03.1982) "Нашей страны".
I. Рига, 11 июля 1944 года
Дорогой Владимир Михайлович!
Дроздов
1, вернувшийся недавно из Берлина, уверил меня, что Вас еще в Берлине нет (от него же раньше я узнал, что Вы с женой уехали в продолжительный отпуск, что подтверждалось Вашими корреспонденциями).
В последнем номере "НС" я прочел Ваше примечание к странице и решил, что писать такие вещи из Карлсбада Вы не можете, а попутно убедился и в том, что Вы приступили к исполнению редакторских обязанностей.
Я по-прежнему работаю без заместителя и тягощусь этим все больше и больше, потому что устал. Газету продолжают хвалить, но мне кажется, что она в последнее время несколько ухудшилась; сил не хватает читать все внимательно перед выпуском, а по выходе номера каждый день находишь какой-нибудь ляпсус и болеешь душой. Положение осложняется еще и тем, что под влиянием известных Вам последних событий на восточном фронте, событий, касающихся уже почти непосредственно наших краев, мои сотрудники не на шутку взволновались и норовят улизнуть в Германию. С одной стороны, я их по-человечески хорошо понимаю, а поэтому не препятствую им, тем менее отговариваю (ведь кто может взять на себя смелость что-либо советовать сейчас?), а с другой стороны лишен морального права последовать их примеру, по крайней мере, до тех пор, пока редакция и какие-то сотрудники - мои товарищи по несчастью - еще здесь и продолжают работать.
Ограничиваюсь тем, что отправляю с немецкой школой в Пруссию свою дочь и в Берлин - мать, которая и доставит Вам это письмо. Прошу ее передать его Вам лично затем, чтобы предоставить Вам возможность проинтервьюировать ее, буде Вас интересует что-либо касающееся здешних дел.
В настроениях моих никаких изменений нет; продолжаю быть оптимистом, решительно несогласным признать в происходящих событиях признак немецкой слабости, в особенности же на востоке. Вся сила большевиков в их слабости. Большевики ослабли настолько, что немцы их не боятся и ведут поистине авантюрную оборону, оставляя на позициях смехотворно малые силы. неспособные вести даже тщательное наблюдение за маневрами красной армии. Результатом этого, между прочим, и явилось последнее триумфальное продвижение большевиков на нашем фронте.
Теперь я периодически получаю копии свежих показаний военнопленных и перебежчиков. Если бы Вы только знали, какая шушера прет сейчас! Здоровых, вернее целых людей старше
2 пятидесяти лет почти нет. Средний возраст представлен инвалидами, без глаза, без пальцев, с незажившими ранами. Командуют ими сплошь да рядом восемнадцатилетние "офицеры". На допросах частень[ко] ревут.
В последнее время участились террористические акты повсюду, в том числе и в Риге. На днях произошел взрыв на вокзале. Какие-то парни оставили чемодан с просьбой присмотреть за ним. Через несколько минут чемодан взорвался, разрушил одну стену и убил несколько штатских пассажиров. Кроме того повредил кухню, снабжавшую беженцев бесплатным обедом.
Несколько раньше выгорел верхний этаж радиостанции.
Ежедневно вылавливают по несколько парашютистов. Практикуется и индивидуальный террор, словом, близость фронта сказывается с каждым днем все больше и больше. Неуютно стало здесь.
Что будет с нашей газетой - ума не приложу. Начальство пребывает в чиновническом сплине и положилось на волю ведомственной инерции. Однако, по моему предположению, должен наступить критический момент, ибо читатели наши непрерывно текут в Германию, а территория распространения сокращается. Кстати, наша газета, кажется, единственная ежедневная во всей Европе. Завоеванное ею положение и привилегии постепенно теряют смысл.
Скорей бы уж закрыли.
Бесконечно жаль мне только сотрудников, с большими трудностями подобранных и представляющих по своим настроениям определенную ценность, никем как следует не осознанную кроме меня.
В последнее время появилась здесь в изобилии власовская агентура, поведшая было наступление на газету и на меня в частности. Лобовые атаки я разбил на исходных позициях, а подкопы своевременно обнаружил и обезопасил тоже. Решили взять не мытьем, так катаньем, и проникнуть в саму редакцию. Действовали нагло и умело, по-большевистски. Я предъявил ультиматум и предупредил, кого следует, что с того момента как в редакции (в аппарате) появится хоть одна роа, меня в газете не будет. Кажется, подействовало.
Я все больше убеждаюсь, что РОА сейчас подобна масонской ложе, где вся верхушка просоветская и антинемецкая, отдельные ее представители - прямая агентура Сталина, а среди остальных всякий сброд, среди которого можно встретить и ни в чем не повинных идеалистов. В целом же РОА - антинемецкая организация, с каждым днем крепнущая. Мог бы писать еще долго, но хочу и честь знать, а поэтому прошу Вас передать Эльфриде Эмильевне
3 мой нижайший поклон. Пожалуйте передать привет и редакционным сотрудникам, не забывшим меня.
Неизменно и искренне преданный Вам Анатолий Стенрос.
Если будет время, черкните хоть два слова.
1 журналист, активно печатавшийся в поднемецкой прессе, сначала в "Донецком вестнике", потом в "Новом слове" и других газетах. Также сотрудничал с оперштабом Розенберга, сотрудник оперштаба В. Рейхардт в конце августа известил Деспотули, что "
Григорий Георгиевич Дроздов умер вечером 18 августа в возрасте 37 лет в [беженском]
лагере Бирау. Причина смерти: туберкулез гортани, то что он так тяжело болен, до сих пор известно не было".
2 вероятно, оговорка, по смыслу: младше.
3 супруга Деспотули.
II. 12 августа 1976 года, Канберра.
[...] Осмеливаюсь снова дать совет: удержите в будущем газету от включения ее во власовский лагерь и от излишнего прославления Власова, как всеобщего антикоммунистического героя; не позволяйте влиять на Вас власовцам находящимся в подавляющем большинстве на поводу предвзятого восхищения.
Лично я, строго разграничиваю Власовское Движение и самого Власова. Без понимания разницы между ними, невозможно справедливое отношение к тому и другому. [...]
Впервые я увидел Власова в Риге, где ему сделали остановку и он выступал перед малочисленной аудиторией на закрытом собрании. Было человек сто. Он произнес двухчасовую речь. Путанную и бестолковую, но как впоследствии оказалось, заученную; слово в слово, я слышал ее еще два раза. Держался он как провинциальный актер.
На нас с женой, которая, как стенографистка, его записывала, он произвел скверное впечатление. На остальных - разное; преобладали старые эмигранты с такой сильной верой в каждого, кто подавал какую-нибудь надежду, что половина чуть не плакала.
Меж тем, РОА безо всяких знамен, состояла из пяти человек, включая самого Власова. [...]
Не в пример солидаристам, власовцы были проникнуты антинемецким духом, немцы это знали, но опасным для себя не считали. Кроме того, ото всего Дабендорфа несло такой откровенной коммунистической псиной, что их позицию следовало считать антисталинской, но никак не антикоммунистической.[...]
Я Власова видел дважды, меня с ним познакомили, я с ним разговаривал, когда навещал его под Берлином с группой представителей русского самоуправления в оккупированных областях. Группа настояла на том, чтобы с Власовым сняться. Я спрятался за последними, но вдруг Власов стал озираться и искать меня, а когда нашел, заявил, что желает, чтобы я стоял рядом с ним. Эта карточка у меня хранится.
На меня Власов произвел впечатление недалекого человека, типичного партийца, вероятно, уютного собутыльника, знающего много анекдотов и в общем, не плохого, но совершенно ненадежного парня, насквозь отравленного партийным воспитанием и неумеющего себя правильно держать.[...]
А теперь, о РОД, российском освободительном движении. Самое типичное в этом предприятии было полное отсутствие какого-либо намека на какое-либо движение. В лучшем случае его можно было бы назвать бестолковым топтанием на месте совершенно случайных и сомнительных "представителей", некоторых из которых я знал лично. Как всегда, главное старание заключалось во взаимном подсиживании, в интригах, подножках и сплетнях. Каким-то ветром эту публику занесло в Прагу, где она получала хорошие пайки, много водки и жалованье. Жизнь их была загульной и пьяной.
Большинство бездельничало, занимая министерские посты будущей России, меньшинство, после многих до хрипоты проспоренных и до тошноты прокуренных ночей сочинили знаменитый "Пражский манифест", который в торжественной обстановке был там оглашен.[...]
Теперь, ответьте мне почему все до одного генералы были повешены и ни один не застрелился? Я не против легенды "Власовского Движения", если она вредит коммунизму, но я решительно советую Вам в будущем сдержанность в прославлении и легенды.
Лично мне, дух и направление РОД чужды, а сам Власов в нынешнем описании – легендарен. Но ни во время войны, ни тем более после нее, я никогда и ни в каких изданиях не писал того, что Вы прочли. Каковой бы ни была легенда, пусть живет и крепнет пока объединяет антикоммунистов. Но самим поддакивать не нужно. Нужно кивать головой, но участвовать в историческом обмане не нужно. Так я решил для себя.
Однако во время войны, а после нее особенно, во Власовском Движении стали участвовать настоящие русские националисты. Во его главе они появились лишь после войны.
4Настоящее Движение началось после казни 12 военачальников в 1946 году.
4 Не слишком ясно, что имеет в виду автор. Различные эмигрантские организации, в которых оказались те или иные члены КОНР, претендовали после войны на роль наследников власовского движения: СБОНР, КОВ генерала Туркула, НТС и даже монархисты. Все они так или иначе поддерживались американскими кураторами, решившими в рамках психологической войны продвигать "власовскую легенду". Однако, единого движения никогда не существовало, объединяло их только почитание фигуры Власова и мученического ореола вокруг нее.
