Сейчас много мутной воды льют на эту странную заочную дружбу вождя и опального писателя. Анализировать истоки этой дружбы не пытаюсь, не мое это дело. “
...Есть тьма искусников, я не из их числа...”.
Но “старики” утверждали, что если бы не заступничество Сталина, драматическая судьба Булгакова в одночасье могла стать трагической.
В одночасье!
Настолько сильна была “любовь” к Михаилу Афанасьевичу собратьев по искусству, исповедовавших в то время чистоту пролетарской идеологии в каждой литературной строчке, в каждом слове, даже если слово это красовалось на заборе.
Без принужденья записывались они в стаи сторожевых псов, влезали в цепные ошейники и лаяли до хрипоты на все то, что было ненавистно.
Чего стоила, к примеру, сцена похорон сельского активиста, убитого кулаком, в спектакле “Выстрел” по пьесе Демьяна Бедного, поставленном в театре Революции (ныне театр им. Маяковского) где-то в конце двадцатых годов. В революционном театре поощрялась актерская импровизация. В определенном направлении, конечно. И вот в сцене траурного митинга высокое партийное начальство произносит пламенную речь. Примерно такого содержания:
— ... Мы хороним нашего товарища, убитого злодейской пулей!
— (Жест в сторону гроба, обитого красным кумачом).
— Кто же убил его? Кто поднял на него руку? Враг нам известен, товарищи!
— (Это уже зрительному залу).
— Его убил белый офицер Алексей Турбин, главный герой спектакля “Дни Турбиных”, идущего во МХАТе, неподалёку от нас!
Ну и дальше как полагается: “Доколе мы будем терпеть?!” и прочие выводы.
Это ли не травля? Это ли не террор?
И только железная рука Coco мягко отводила направленные на Булгакова стволы, уже готовые полыхнуть убийственным огнем.
Возможно, это было со стороны “вождя народов” своеобразной игрой, понятной только ему одному, я утверждать ничего не берусь.
Я только повторяю здесь то, что я ЛИЧНО слыхал от “стариков”: Булгакова от расправы “красных санкюлотов”, имеющих документы членов Союза писателей, спас Сталин.
