Происходит это, в немалой степени, благодаря развитию интернета: из-за этого языковые конфликты стали публичными, они сохраняются в этом публичном пространстве, их много, а кроме того, лингвисты теперь могут исследовать их прямо за рабочим столом. Могут, при желании, в них участвовать — или даже их инициировать
О конфликтах, источником которых можно назвать «сам язык», и о том, как их можно классифицировать рассказал на конференции «Пересекая границы: межкультурная коммуникация в глобальном контексте» лингвист Максим Кронгауз. Позже он пояснил тезисы своего выступления в интервью изданию «Чердак». Избранное публикует отрывки из этой интересной беседы.
Чаще всего языковые конфликты рождаются в социальных сетях. И, в зависимости от остроты, могут выйти за их пределы, на другие площадки. Например, в марте 2015 года «Медуза» сделала «тест на сексизм», за которым стояла просветительская интенция, но в соцсетях ссылку на него сопровождала подводка «Мужики, тут инструкция, как не обижать телочек». Это вызвало бурную реакцию сначала у аудитории, потом подключились другие СМИ: стали выходить колонки, статьи. Обсуждение ширилось, осуждение росло — и в конце концов редакция приносила свои извинения
В прошлом году был менее заметный, но все равно интересный конфликт: в одном научном издании был такой заголовок, цитирую не буквально «Даже стандартная модель не может объяснить…», и дальше какое-то научное явление. Но в качестве иллюстрации была фотография красивой женщины, модели. Такой каламбур, если хотите, — рассказал Кронгауз, — И на редакцию обрушились феминистки, потому что [своим каламбуром] они [журналисты] объективировали женщину, чтобы повысить читаемость статьи и получить лайки. Было интересно наблюдать за этой дискуссией.
Кронгауз выделяет как минимум пять типов языковых конфликтов. Во-первых, орфографические, инициатор которых указывает собеседнику на ошибку в написании того или иного слова. Самый яркий пример подобного — это, конечно, т.н. «grammar nazi».
— Первоначально это название для воинствующих пуристов (в данном контексте — борцов за «литературную чистоту» высказываний — прим. «Чердака»). Но через какое-то время, как это часто бывает с отрицательными названиями, оно становится самоназванием. То есть некая группа начинает оформляться и называть себя этим словом, — пояснил Кронгауз, — также, кстати, было с названием «хиппи»
Однако grammar nazi уже вытесняются, смещаются в сторону, становясь скорее культурным явлением. Инициированные ими конфликты, по мнению лингвиста, сегодня уже почти не встречаются.
Следующий тип конфликтов — стилистические. Они построены иначе, чем орфографические, и часто представлены фразой: «ненавижу слово/языковое явление».
Сейчас самый распространенный тип конфликтов именно такой. Ненавидеть, по тем или иным причинам, люди могу совершенно разные слова.
— Глагол «кушать», безусловно, является антилидером, самым «ненавистным» словом, — считает Кронгауз. Кроме «кушать» в этот неформальный список, по мнению ученого, вошли бы также приветствие «доброго времени суток», реплика «улыбнуло», эпитеты «овуляшки, пузожители, пропердольки», а также весьма различные уменьшительно-ласкательные типа «пироженка, печенька, денюжка, мяско, винишко». Где-то рядом с ними такие слова, как «мимими», «няшка», «кошáчка и молóчка»
— Если мы посмотрим на слова, которые «ненавидимы», [то увидим, что там] есть устойчивая группа [из] жаргона молодых мам и беременных женщин. И понятно, что ненависть вызывают все-таки не слова, а некая социальная группа, которая ведет себя соответствующим образом, — отметил ученый, добавив, что ненависть к словам «мяско», «пироженка», «печенька» можно объяснить точно так же.
— Ненавидят слова из этого списка, как правило, люди образованные, интеллигентные, — отметил лингвист, — они в этом смысле наиболее эмоциональны. И ненавидят они тех, кто использует эти слова, то есть культуру низовую. И в общем, почти за каждым словом и выражением стоит некий социальный портрет.
Следующий тип языковых конфликтов — этикетные — проявляются весьма ярко. Инициатор объявляет какое-либо поведение неправильным и начинает учить остальных вежливости. Мнение высказывается авторитетно, однако инициатор чаще всего или не может сослаться на прямой источник правила, или ссылается на авторитетных для него людей.
— Иногда мы сталкиваемся с неким манифестом. Недавно я прочел манифест, посвященный речевому этикету, написанный не лингвистом, о том, почему нельзя желать приятного аппетита, и какое это мещанство. Аргументации, как таковой, не было, но это мнение высказывалось совершенно авторитетно. И это тем интересно — стандартный способ заявления, когда человек непонятно почему начинает объяснять, как надо. Откуда это берется, в самом тексте никак не улавливается. Но это действительно этикетный гуру, который объясняет, как устроен этикет, — сказал ученый.
А другие, уже политические конфликты, связаны, прежде всего, с названиями столиц и стран. Чаще всего эти конфликты происходят на постсоветском пространстве. Аргумент — это наша страна, мы знаем, как ее называть. Они решаются, как правило, политическим способом. Так, в 1990-х годах премьер-министр России Виктор Черномырдин подписал указ, по которому Киргизию следует называть Киргизией, а Молдавию — Молдовой. Кроме того, одно время пытались писать «Таллинн», а не «Таллин». Сейчас название эстонской столицы пишут по-разному.
Самое главное, что за выбор того или иного написания зачастую связан с определенной политической или идеологической позицией. Ярким примером можно назвать выбор предлога «на/в Украине».
И последний тип — это «политкорректные» конфликты, которые можно выразить фразой «не смей обижать!».
Кстати, они самые перспективные для развития, считает Кронгауз.
— На сегодняшний день, по-видимому, гендерные конфликты находятся в наиболее активной фазе, — говорит ученый. С одной стороны, он связан с позицией, что для каждого обозначения человека должно быть название женского рода. А с другой, ряд феминисток настаивает на том, что для каждого обозначения человека в женском роде, надо использовать суффикс «к», даже когда слово уже есть.
— Поэтому, скажем, вместо более-менее существующего разговорного «авторша» предлагается использовать «авторка», «режиссерка» и подобные слова, — рассказывает Кронгауз, — Дискуссия чрезвычайно интересная, с одной стороны, а с другой, очень скандальная, потому что лингвистическое мнение почти не учитывается, особенно если это мнение высказывает мужчина. В этих дискуссиях объявляется, что мужчина-лингвист не должен вообще высказываться на эту тему. То есть дискуссия проходит не только в лингвистической плоскости, но и в социальной, гендерной тоже.
— Подводя итоги: ненавидят не слово, ненавидят человека. А, точнее, социальный тип, или, что важнее, идеологию. Потому что, как в случае с «в или на Украине», сегодня человек, который переносит слово авторов включен в эту дискуссию. А человек, включенный в дискуссию, в какой-то момент спотыкается, потому что думает, не нарушает ли он политкорректность. Те конфликты, о которых я говорил, и та ненависть, которая относится к словам, очевидным образом относится к идеологиям и социальным типам и культурным типам, стоящим за этими словами.
Из: chrdk.ru
http://izbrannoe.com/news/mysli/tak-chto-zhe-my-nenavidim-sl...
