Русский мат, шахматы и гауптвахта. Невыдуманные армейские истории
Известные жители Красноярского края вспоминают годы службы.
Служба в армии – особый период в жизни мужчин. У кого-то с ним связаны негативные воспоминания, но в большинстве своём представители сильной половины называют его школой взросления и становления. И кроме дембельских альбомов, у каждого в памяти остаются незабываемые истории. «АиФ-Красноярск» поговорил с известными в регионе людьми и узнал, какой армию запомнили они.
Радиоголоса в подземном пункте
Политолог Александр Чернявский (годы службы – 1987–1989):
«Я служил радиотелефонистом в ПВО в Братске на закате советской империи. Однажды круто «залетел». Командир дивизиона, майор Валерий Петрович Ананенко, обнаружил, что я на дежурстве слушал враждебные радиоголоса в подземном пункте управления, где у нас был очень навороченный приёмник. Он очень чисто ловил все радиостанции мира. Даже глушилки не помогали. Часто слушал по нему мировые хиты восьмидесятых и как-то забыл перевести стрелки на «Маяк»...
Должен был отправиться на гауптвахту, но повезло: как раз случилось первенство полка по шахматам. Командир поставил условие: или выигрываешь чемпионат и приносишь славу нашему техническому дивизиону, или отправляешься на «губу». Лучшей мотивации для побед у меня в жизни не было. Я выиграл первенство полка с результатом 10 с половиной очков из 11 (10 побед и одна ничья), опередив ближайшего соперника на два очка. Так вместо наказания получил награду.
Присягал трём государствам
Командир поисково-спасательного отряда «Сибирь» Андрей Поляковский (годы службы – 1990–1992):
«Призывался в армию в 1990 году после ГПТУ-10. Попал во внутренние войска МВД, служил в Амурской области, п. Эльбан.
Время было, сами понимаете, какое. Голод, смена правительства. Три раза присягу принимал, трём государствам – СССР, СНГ и России. Бардак тогда был полный: дизентерия, вши, дедовщина, неуставные отношения... У меня была многонациональная рота. Мы ещё тогда все были едины и ощущали поддержку брата по оружию. А вот армия оказалась не такой, какой я её представлял, она была никому не нужна. Но в стране положение было ещё хуже. Вернулся из армии совсем в другую страну. Люди злые, в магазинах ничего нет. Задержка зарплат, рыночные отношения, воровство, мафия, грязь. Я первое время был в шоке, даже хотелось обратно.
Уже прошло много времени, и я на всё смотрю по-другому. Но если бы меня сейчас опять призвали именно туда же, я пошёл бы, не сомневаясь, снова. Служба в армии, да ещё в такое тяжёлое время, научила меня не падать там, где падали другие. Вставать, даже если нет сил. И сегодня всё это помогает мне в поисках людей, когда идёшь на помощь после основной работы, несмотря на то что на улице мороз, ночь или праздник, ты устал и хочется побыть дома. Не ноешь, потому что кому-то сейчас хуже, чем тебе... Этому меня научила армия и жизнь».
Танк въехал в дом...
Председатель правления Красноярской региональной общественной организации содействия развитию кадетского и Мариинского движения «Северный крест» Игорь Захаров (годы службы – 1985–1993):
«В 1985 году, после окончания Ульяновского гвардейского высшего военного танкового командного училища, служил в ГДР. В 1989 году там проходили учения стран Варшавского договора под наблюдением НАТО, так как СССР взял курс на сближение. Нашим войскам нужно было показать свою мощь. Мы переправлялись через Эльбу, передвигались на железнодорожном транспорте, автоплатформах – словом, только по воздуху не летали. Как-то наш батальон (30 танков) проходил по довольно узким улицам одного из немецких городков. Несмотря на то что во время движения следует соблюдать радиомолчание, мы вдруг услышали: «01, я «Гавана», приём. Танк моей роты въехал в дом».
Комбат, его позывной «01», прошедший Афганистан, спросил, есть ли жертвы, и, узнав, что нет, приказал танку сдать назад и продолжить движение. Как замкомандира роты по техчасти, я отправился посмотреть разрушения. Подъезжая, увидел, что метров за сто до пострадавшего дома дорога делает петлю, и начинается резкий спуск. Оказалось, во время движения танков с перекрёстка выскочил велосипедист. Механик-водитель резко рванул тормоз, машину занесло, и она всем своим весом в 40 тонн на полкорпуса въехала в дом. Танкист выскочил и начал стучаться в дверь сохранившейся комнаты, чтобы узнать, нет ли пострадавших. Оттуда вышел огромного роста немец в майке, увидел в доме танк и по-русски обложил командира матом. Тот, убедившись, что пострадавших нет, дал задний ход и продолжил движение. Дом немецкой семьи восстановили за счёт принимающей стороны. Такие были договорённости.
«Пофигу!»
Председатель общественной организации «Союз журналистов Красноярского края» Дмитрий Голованов (годы службы – 1982–1984):
«Так получилось, что в первый день службы я разминулся со своим взводным, но зато в первый же день увидел танк в полной боевой готовности. Утром после завтрака нас построил зампотех и предложил добровольцам поучаствовать в консервации боевых машин. Я, конечно, сделал шаг вперёд: очень хотел поглядеть на настоящие танки. Бронированные, выкрашенные зелёной краской гиганты произвели на меня впечатление. Зампотех объяснил, что снаряды делятся на осколочно-фугасные, бронебойно-подкалиберные, кумулятивные. Раз в год их нужно доставать из боекомплекта, ставить на попа, аккуратно счистить старый парафин с боеголовки, потом макнуть в ведро с бурлящим свежим парафином. Оно коптилось над костром тут же возле бокса. После процедуры снова вставить назад.
Помню, очень не понравились осколочно-фугасные снаряды – каждый из них весил около 50 кг. А вот бронебойно-подкалиберные вызывали симпатию – всего-то 25 кг. Было адски тяжело и жутко, что снаряд взорвётся. Это потом выяснилось, что зампотех нас застращал, чтоб не расслаблялись. С танковым снарядом ничего не будет, даже если швырнуть его на бетон с крыши ангара или положить ненадолго в костёр. Но тогда мы были в полной уверенности, что одно неосторожное движение – и всё рванёт к чёртовой матери. Работали до глубокой ночи и, закончив консервацию, пришли в казарму гордые и счастливые. Я нашёл свою койку и уснул почти мгновенно.
– Рота, подъём!
Этот утренний кошмар мне предстоит переживать ближайшие два года, но не сегодня. Сегодня я заслужил выспаться, правда, не услышал от дневального уточнения, что, мол, команда «Подъём!» не касается тех, кто вчера участвовал в консервации боекомплектов.
– Не понял! – вдруг загремел над ухом чей-то голос.
После вчерашних упражнений со снарядами тело ныло, как чужое. Я попытался укрыться с головой, но неумолимая сила отбросила одеяло в сторону.
– Не понял! – с искренним изумлением смотрел на меня блондинистый офицер. Начал объяснять, что это мы вчера были на консервации до глубокой ночи, будучи в полной уверенности, что он скажет: «А-а-а, понятно, молодцы, ребята, такую работу провернули, ну отдыхайте... » Однако офицер раздул ноздри, как молодой рысак, и произнес чётко, по слогам: «По-фи-гу!» Так я познакомился со своим взводным – старшим лейтенантом Хохловым. Он не смеялся, только в глазах прыгали весёлые искры. Зато ржали все вокруг. Раздавленный неумолимой логикой командира, кряхтя, наматывая портянки, приступил к постижению неписаных армейских законов».
Военная тайна
Журналист и писатель Марат Валеев (годы службы –1969–1971):
«В армии я после стройбатовской учебки получил специальность сварщика и был направлен в батальон, который строил одну из многочисленных ракетных площадок в костромском лесу.
Когда выпадали свободные минуты, вместе с другими солдатами пролезал под многослойным ограждением площадки и шёл в окружающий нас лес. Там было полно малины, черники, смородины. Вот так однажды, увлёкшись поеданием сладкой черники, я убрёл глубоко в чащу, потерял всякие ориентиры (что с меня взять – в степной зоне вырос, в Казахстане) и битый час бестолково метался по ставшему вдруг мрачным и быстро темнеющему лесу.
Чувствую – заблудился. Сел на поваленную лесину, чуть не плачу. Вдруг слышу треск ломаемых сучьев, какое-то глухое позвякивание и старушечье бормотанье. Ещё минута, и прямо на меня из густого ельника вышел... печальный телок с жестяным боталом на шее. Его подгоняла хворостиной повязанная цветастым платком бабка. Как же я ей обрадовался!
– Бабуся, – завопил я, – милая, выручай! Заблудился вот. Тут где-то рядом часть моя находится.
– Это какая? – спрашивает бабка. Я огляделся по сторонам и шёпотом (военная тайна же, подписку с меня взяли о неразглашении) сказал: 54-я площадка, бабушка. Ты её, конечно, не знаешь. Но она недалеко от части, что около трассы на Кострому...
– Это «Рябчик», что ли? – хмыкнула бабка.
Я остолбенел. Кроме цифровых кодов, ракетные площадки имели ещё и вот такие названия. Наша 54-я называлась именно «Рябчик» (за давностью лет меня, надеюсь, не привлекут за разглашение – дело было аж летом 1970 года).
Вот тебе и военная тайна!
– Топай за мной, соколик! – проворковала моя спасительница, и я побрёл за ней, как тот телок. Ну да чёрт с ней, с этой военной тайной. Главное, что благодаря бабусе на ужин я в тот вечер всё же успел».