Уже не вспомнить, кто из коллег прозвал Григория Лямпе Лямпочкой. Вокруг него было светло и уютно, хотя поводов для радости с детства было мало. Отца, актёра Вильнюсского театра, в начале войны убили немецкие каратели. Вместе с мамой, тоже актрисой, он ездил по городам и весям, а в 18 лет оказался в Москве и стал учеником режиссёра – народного артиста СССР Соломона Михоэлса.
Уроки мастера не прошли даром – больше 10 лет Лямпе проработал в Московском областном театре. Прыгая из одной электрички в другую, читал пьесы, учил роль, вживался в образ. Но главным в его судьбе стал один из лучших в стране – Театр на Малой Бронной, которым руководил Анатолий Эфрос.
Каневский, Броневой, Козаков и Дуров были партнёрами по сцене и в некотором роде подчинёнными. Актёрский труд Григорий Лямпе совмещал с должностью заведующего труппой, отвечающего за всё – от количества нагрузок и сроков отпусков до распределения ролей и повышения зарплаты. Знающие люди говорят: от завтруппы зависит, отпустят ли актёра сниматься в кино вместо длительных гастролей в Сибири. За всю свою жизнь Григорий Моисеевич никого не обидел, он думал об удобстве каждого, кроме себя.
Его ценили, но главных ролей не давали. Глубоко в душе Лямпе переживал. Когда Козаков приступил к первой режиссёрской работе в кино, один из ключевых образов он доверил другу. В каждую роль он вкладывал всё своё мастерство, но именно после фильмов Козакова актёра стали узнавать на улице и просить автограф. Мало кто помнил фамилию Лямпе, в отличие от его горячих монологов.
Когда ему было за 60, он уехал в Израиль. В театре "Гешер" рядом с ним оказались Леонид Каневский, Валентин Никулин и всё тот же Михаил Козаков, с которым они усердно, но бесполезно учили иврит. В последний свой юбилей Григорий Лямпе читал стихи на русском языке, и это был триумф. Благодарная публика даже на чужбине его не забыла.
Со временем друзья вернулись в Россию, а Лямпе тяжело заболел и вскоре умер. В один из дней Михаил Козаков зашёл в театр на Малой Бронной, воскликнув: "Темно! Включите Лямпе!" Позже в книге воспоминаний он так и назвал главу о друге.
