Михаил Леонтьев: Алексей Навальный прикидывается идиотом

И ложечки не нашлись, и осадочек остался

Савельев:

- В студии Михаил Леонтьев, Михаил Юрьев, Илья Савельев. Предлагаю сразу к темам. Есть много тем, они все горячие, все на злобу дня. От них мы будем переходить на глобальные вещи. Предлагаю начать с небольшого скандала, который поднял товарищ Алексей по фамилии Навальный. И он был обращен напрямую к компании «Роснефть», в частности – еще и конкретно, Михаил Владимирович, к вам.

Леонтьев:

- Я хотел бы для начала сказать, что я здесь, как правило, практически всегда выступаю как частное лицо, а не как представитель компании. Я считаю для себя обязанным отвечать на вопросы, касающиеся компании, тогда, когда это интересно, в целом напрямую. Это не совсем напрямую, но все-таки я нагло использую. Еще почему хочу нагло использовать эфир радио «КП». Потому что в эфирах, которые очень живо раскручивали всю эту историю, вот этот «осадок от ложек», они отрезают ту часть моей полемики с товарищем Навальным, которая им кажется не очень приятной для товарища Навального. Даже в одной из радиостанций меня обвинили в том, что я перехожу на личности. Я даже скажу специально, в какой – в «Эхо Москвы».

Юрьев:

- Сложно догадаться.

Леонтьев:

- Я ничего против не имею. Но просто это странно немножко прозвучало. Потому что нежно любимый мною Леша Венедиктов так любит переходить на личности, так быстро это делает, что, грубо говоря, эти товарищи будут нас учить не ковырять в носу. Я очень рад, что на личности перешел Алексей Навальный. Очевидно, у него аргументы кончились.

Юрьев:

- А как он на личности перешел?

Леонтьев:

- Он там обзывался как-то...

Савельев:

- В адрес Сечина?

Леонтьев:

- В мой адрес. Если бы в Сечина, я бы его еще понял. Я очень рад, я искренне рад, потому что это свидетельствует о том, что...

Савельев:

- Так что он сказал? Я только про ложечки знаю

Леонтьев:

- Не буду я сам пересказывать. С какой радости? Обзывался. Правда, он сделал... Про ложечки. Начнем с того, что мне не интересно и никому не интересно, я думаю, нормальным людям, разбираться в том, что «Роснефть» опубличила, как это положено, закупку некоторого набора, комплекта товаров для бизнес-джетов. У нас есть эта функция. Которые показались чрезвычайно дорогими для... даже не для Навального. Навальный знает, как может выглядеть ложечка. Человек, который отдыхает в отеле, будучи, между прочим, под домашним арестом.

Савельев:

- В Барселоне.

Леонтьев:

- Да, под подпиской о невыезде отдыхает в барселонском отеле за 40 тысяч рублей в день. Обычный пятизвездочный отель, ничего необычного. Так же, как это обычная ложечка. Обычная серебряная брендовая ложечка, дорогая.

Савельев:

- Это даже дешево – 40 тысяч.

Леонтьев:

- Ну да, это не люкс.

Юрьев:

- Навальный экономит.

Леонтьев:

- Так он же аскет. Он опроверг, кстати. Я удивился его изумлению тем, что вообще нужны ложечки в каких-то очень ограниченных количествах, в том числе и представительского качества. Понятно, что Алексей Навальный прикидывается идиотом. На самом деле он просто занимается социальной демагогией. Человек, который позиционирует себя как борец с коррупцией, мог бы заниматься колоссального объема закупками. Кстати, этими закупками систематически активно занимается в разных компаниях ОНФ. И даже достигает в этом каких-то результатов. Кстати, между прочим, если бы кто-то обнаружил какие-то закупки неадекватные у нас, мы, может быть, ему даже благодарны были. Когда речь идет действительно о возможных коррупционных схемах. Другое дело, что у нас мы сами их обнаруживаем как-то, стараемся. Если они очевидны, во всяком случае, это точно. Они просто не попадут ни в какие сайты, потому что они будут обнаружены на стадии.

Савельев:

- Единственное, за что он зацепился, это за ложечки, получается.

Леонтьев:

- Понятно. Вот этот разговор, что ложечка стоит три зарплаты. Да, мы живем в бедной стране, которая беднеет.

Юрьев:

- Он говорил про 15 тысяч. Это не три зарплаты.

Савельев:

- Он зацепился за икорницу.

Леонтьев:

- Игорница стоит 83 тысячи рублей.

Юрьев:

- У меня дома есть одна икорница Фаберже, которая таки даже и не три зарплаты стоит. Но она же не предмет первой необходимости.

Леонтьев:

- Там не было закупки предметов первой необходимости. Это были предметы для неких достаточно узких целей. Дело даже не в этом. Дело в том, что все это превращает так называемую борьбу с коррупцией в трэш. Есть предположения, которые снимают все обвинения с Алексея Навального, что он просто болван. Но как-то не очень, он слишком живучий и слишком хорошо живет. Дура не дура, а свои 25 рублей имею, как в анекдоте. Я хотел бы просто уточнить одну вещь, в порядке продолжения и завершения этой дискуссии. Здесь пытались изобразить, именно потому, что товарищи резали мои личные инвективы в отношении майора Леши, они отрезали смысл, который заключался в том, что то, что покупка не состоялась, не значит, что мы не будем покупать ложечки, что мы испугались Навального. Наоборот, она означает, что наше предложение господину Навальному представить оптимальные ложечки действует. Еще раз повторю, Алексей Навальный официально опроверг факт, то есть не факт, а предположение мое, что он жрет руками. Он сказал, что он руками не жрет. При этом он никаким образом не опроверг, что он вытирается рукавом и гадит в углу. Из чего я делаю простое умозаключение, что, по всей видимости, мы имеем основание считать, что столовая посуда у господина Навального есть и она может быть предложена в следующей итерации нам в качестве оптимального варианта закупки, а вот на туалетные принадлежности и салфетки нам рассчитывать не приходится.

Савельев:

- Это мой натуральный цвет волос.

Леонтьев:

- Еще раз говорю: человек собирается в президенты России как вождь радикальной оппозиции. Не забудем, не простим! – вопит он. И вот это у него выдается как борьба с коррупцией. Это несерьезно. Даже уже не очень смешно. Клоун – и всё. Просто клоун. Я понимаю, что голодные озлобленные массы могут, мы знаем в истории России примеры, когда можно возбудить было, нам уже вспомнили булочки Марии-Антуанетты. Ну, да, разжигание социальной ненависти является инструментом. Я не думаю, что ею сможет воспользоваться Навальный. У него другая электоральная база. Совсем другая. Это его мечты – поднять народные массы.

Юрьев:

- Ну хватит уже про ложечки!

Леонтьев:

- Нет, про ложечки не хватит.

Савельев:

- Я предлагаю из этой темы перетечь плавно в следующую.

Юрьев:

- Хочется про Навального сказать. Для меня жизнь проще. Навальный... вот представьте себе слово, которое является хлестким обозначением мужчины нетрадиционной ориентации. Вот он это и есть. Поэтому чего мы ложечки обсуждаем?

Леонтьев:

- Это аргумент примерно на уровне майора Леши.

Юрьев:

- Да и на здоровье. Я не стесняюсь. С волками жить – по-волчьи выть.

Савельев:

- Михаил Владимирович это на десять минут растянул, а вы как-то уместились в пять секунд.

Почему театры на Бродвее не просят госдотаций, а российские без них жить не могут

Савельев:

- Сейчас мы будем говорить о скандале с «Гоголь-центром». Я думаю, фактуру напоминать не стоить. Все люди слушают новости и знают, что происходит. Эти обыски у Серебренникова и так далее. Что думаете?

Юрьев:

- Да, я люблю интеллигенцию, поэтому с меня начнем. Что тут можно сказать? Давайте сразу оговоримся, что вопрос о том, крал Серебренников или не крал, а если крал, то он или его главбух, я обсуждать не готов. Во-первых, потому что я не имею никаких оснований подозревать наши следственные органы в неумении решить этот вопрос. Все-таки вряд ли это ограбление века. И, скорее всего, будет раскрыто довольно просто и быстро.

Савельев:

- Выделено 216 млн., говорят, что хищений на 200 млн. Мне кажется...

Юрьев:

- Смотрите, молодцы-то такие. 16 миллионов-то на дело потратили. Гвозди бы делать из этих людей! Это я обсуждать не готов. Кто виноват? Вор должен сидеть в тюрьме, а честный человек должен гулять на свободе. К какой из этих двух категорий судом будет отнесен Серебренников...

Леонтьев:

- Вначале – следствием. Во всяком случае, на сегодняшний момент против Серебренникова никаких обвинений не выдвигается.

Юрьев:

- К сожалению, не выдвигается.

Леонтьев:

- Это вопрос вкусовой.

Юрьев:

- Конечно. На мой вкус, к сожалению, не выдвигается.

Леонтьев:

- Вкус не является основанием для выдвижения уголовных обвинений.

Юрьев:

- А я их и не выдвигаю. Я просто говорю, что жалко. Пока оно... авось повезет, и...

Савельев:

- Товарищ следователь разберется.

Юрьев:

- Товарищ следователь разберется, суд решит, все будет нормально для кого-то. Но вопрос совершенно не в этом. Вопрос для меня, так же как в прошлом году, когда устроил свой демарш клоун Райкин, для меня вопрос в одном: что они о себе, эти куски дерьма, возомнили? Что они - неприкасаемая каста? Что они – столбовые дворяне? Кто они такие? Это скоморохи, чья общественная функция – развлекать нас. И развлекают нас они довольно хреново, надо сказать. Не развлекали бы хреново, у них не было бы финансовых трудностей, у всех их организаций. Они не стояли бы с протянутой рукой на государственной дотации. Почему-то театры на Бродвее не просят государственных дотаций у Трампа. И даже у Хиллари не просили.

Савельев:

- А теперь можно ваш тезис как-то разархивировать? Они – это кто?

Юрьев:

- Они – это представители той части творческой интеллигенции, которая является русофобской, враждебной к России, которая считает себя солью земли, абсолютно без всяких на то оснований, которая считает быдлом всех остальных, кроме себя. Всех вообще – от водителя автобуса маршрутного до миллиардера. Все для них, кроме таких же мразей, как они сами, являются быдлом. Они это даже и скрывать-то не пытаются. Они даже не пытаются ограничивать обсуждение этого своими кругами. Они об этом говорят публично. И теперь они, понимаешь ты, ходят и жалуются Путину: почему вот проводится обыск у Кирилла Серебренникова, он талантливый режиссер. Ну, предположим, он талантливый режиссер, хотя от меня ускользает, в чем его талант. Но бог бы с ним, это действительно вопрос вкуса. Ну, предположим, талантливый. И что теперь? У нас есть изъятия, у нас есть целая категория людей, которых нельзя просто арестовать, даже если есть неопровержимые улики: депутаты, сенаторы, судьи федеральные и так далее. Как в большинстве стран. Включим туда еще представителей творческой интеллигенции?

Савельев:

- Когда Улюкаева задерживали, все спокойно аплодировали и говорили: так и надо. Когда идет разбирательство по Серебренникову, поднимается хай.

Юрьев:

- Народ точно так же радуется этому. Точно так же рукоплещет. А вот эта мразота...

Леонтьев:

- Так, подожди. Я буду гораздо мягче. Я не разделяю части твоего пафоса, не в общей части. Общую часть в целом разделяю.

Юрьев:

- А ты считаешь, слово «мягче» - это комплимент?

Леонтьев:

- Нет, наоборот. Поэтому я возьму на себя эту недостойную функцию. В общей части. Взяв частную – не очень. В чем, на мой взгляд, здесь суть ситуации. Вроде бы, по версии следственных органов, было раскрадено 200 млн., из которых какая-то часть, кстати, не очень большая, приписывается структурам, близким к тем, которые в свое время создавал Серебренников.

Савельев:

- «Седьмая студия», в частности.

Леонтьев:

- Серебренников сейчас вообще является свидетелем. Вроде говорят, что он исчерпывающе на все ответил. И вообще... Но реакция действительно очень интересная. Ты говоришь: вот, интеллигенция, не интеллигенция. Здесь тоже по принадлежности. А представь себе, если бы пришли в Театр Советской армии. Я думаю, что реакция была бы не такая.

Юрьев:

- У кого?

Леонтьев:

- У общественности так называемой прогрессивной.

Юрьев:

- Да, конечно, не такая. Потому что это не их, это для них тоже быдло.

Леонтьев:

- Вот! Свой – чужой. Это другое дело.

Юрьев:

- А для меня они все чужие и враги.

Леонтьев:

- Включая Театр Советской армии.

Юрьев:

- Я там последний раз был в школьном возрасте. Я не знаю, что там сейчас. Мне кажется, там автосалон.

Леонтьев:

- Театр. Там Зельдин играл до недавнего времени.

Юрьев:

- Если хороший театр – то не враги.

Леонтьев:

- Я не могу судить, не компетентен. Вместо того, чтобы как-то затихнуть и подождать, или хотя бы заявить, что мы не верим, что замечательный художник, всеми нами любимый и уважаемый Кирилл Серебренников, причастен к расхищению средств, что было бы вполне с интеллигентной точки зрения разумно и нормально, - идет такая волна пропаганды: всё, наступила новая эпоха, перелом, теперь надо либо уезжать, либо на баррикады.

Юрьев:

- Да уехали бы уже все, чтобы вони меньше было.

Савельев:

- Это правда. Тотальное недоверие к органам власти вообще.

Леонтьев:

- Дело не в недоверии. Это не недоверие. Это совершенно сознательная попытка поставить в том числе систему в ситуацию, когда она должна заниматься не тем, чтобы выявлять хищения и обосновывать, доказывать всем, что это никакого отношения ни к какому творчеству не имеет, это не дело правоохранительных органов – наследников ОБХСС заниматься анализом творчества, а выявлять... Там они муниципальные средства, по-моему...

Юрьев:

- Я бывший оперуполномоченный ОБХСС, между прочим.

Леонтьев:

- Вот ты, как наследник, должен уважать компетенции. В эти компетенции оценка творческого наследия и социальной роли интеллигенции не входит.

Юрьев:

- Увы, не входит.

Леонтьев:

- Есть для этого другие институты.

Юрьев:

- Но я не их наследник.

Леонтьев:

- Главное, что теперь создается такая ситуация, когда: а, какие там хищения, никаких хищений быть не могло! Об этом речи не идет! Речь идет о том, что это наезд на определенный круг творческой интеллигенции. Прямой наезд. И теперь власть должна либо доказывать всем, что она наехала, либо отъехать, вне зависимости от вообще законных правовых процедур. Потому что правовые процедуры выведены вообще. Это не обсуждается. Одним словом – вообще не обсуждается. Но, конечно, все же мы понимаем, что, конечно, это повод только к тому, чтобы закрыть...

Савельев:

- ...талантливого режиссера.

Леонтьев:

- Хотя никто, включая то же самое клятое Министерство культуры, никаких претензий, никаких попыток ущемить «Гоголь-центр» не делало.

Юрьев:

- А зря!

Леонтьев:

- Это не относится к компетенции органов, расследующих хищение государственных средств в данном случае. Это сейчас не обсуждается.

Юрьев:

- Ты как творческая интеллигенция. А я хочу и обсуждаю.

Леонтьев:

- Ты имеешь право. Но ты объективно льешь воду на мельницу демагогов, которые пытаются вместо того, чтобы отделить мух от котлет, специально смешать с мухами и котлетами...

Юрьев:

- Я бы с удовольствием налил им не воду, а другую жидкость, и не на мельницу, а прямо им на голову.

Савельев:

- Михаил Зиновьевич, у вас каждый раз есть контрдействие на их действие.

Леонтьев:

- Твоя полемическая техника носит неизбирательный характер.

Юрьев:

- Не знаю.

Леонтьев:

- Это называется – неизбирательное применение. По площадям. Там же есть мирное население на этой площади.

Юрьев:

- Очень мало. В том-то и дело, в этом вся проблема, что обычно интеллигенция бывает разная. В той же Америке всегда было. Интеллигенция бывает разная. Какая-то патриотическая, какая-то отмороженная леволиберальная. И как-то это компенсируется. Проблема сегодняшняя нашей страны, что у нас так сложилось, что подавляющая часть этой интеллигенции является мразотой, которую надо бы просто в дерьме утопить.

Савельев:

- И без спасательного круга, я так понимаю. Завершаем обсуждать тему с «Гоголь-центром». Предлагаю подвести итог этому всему. Этот общественный, культурный ультиматум, интеллигентный. Михаил Зиновьевич злится за эти комплименты.

Леонтьев:

- Этот ультиматум ставит даже не власть, а правоохранительную систему перед выбором: либо они признают особый статус, то есть особое правовое положение определенной категории населения, либо они злодеи, душители и несут политическую ответственность, в том числе и перед властью, за возмущение наиболее прогрессивной части населения. Они же на самом деле объективно подставляют того же Серебренникова. Давайте представим себе, что Серебренников не имеет никакого отношения к хищению. Они его так любят, они его просто гвоздями присобачивают к этой ситуации, чтобы он, не дай боже, не мог от нее дистанцироваться. Бухгалтера обвинили, а Серебренникова – нет. Нет, ребята. И на самом деле они абсолютно заинтересованы в том, чтобы его упаковали. Они мечтают об этом.

Савельев:

- А вот это интересно!

Леонтьев:

- Они готовы топить его!

Юрьев:

- Сакральная жертва – в их терминологии.

Леонтьев:

- Зачем нужен кумир? Для того, чтобы его распяли, а они бы ходили и выли, визжали и так далее. Кто является бенефициаром убийства Немцова?

Савельев:

- Сам Немцов, что ли?

Леонтьев:

- Сам Немцов уже вряд ли, но немцовцы – точно.

Юрьев:

- Я скажу, кто. Наследники Немцова.

Савельев:

- Это в прямом смысле слова.

Леонтьев:

- Ну, не надо.

Юрьев:

- Я четко ответил на твой вопрос.

Леонтьев:

- Я имею в виду – политические бенефициары.

Савельев:

- Давайте Немцова сюда не будем приплетать. Но вообще последствия...

Леонтьев:

- Почему не будем? Это совершенно одного поля действия.

Савельев:

- Последствия для правоохранительных органов, для власти все равно будут мучительные.

Леонтьев:

- Да никакие не будут.

Савельев:

- Если допустим, что Серебренников каким-то образом был причастен к этому.

Леонтьев:

- Последствия общения власти с нашим креативным сословием всегда мучительные. Они мучительные по определению.

Юрьев:

- Это только нынешней власти. У нас бывали власти, которые намного эффективнее общались с творческой интеллигенцией.

Савельев:

- Михаил Зиновьевич, что бы сделать, чтобы это общение и эта интеллигенции соответствовали вашим представлениям о том, какая она должна быть?

Юрьев:

- Ты знаешь, на самом деле я бы сказал так, как ни странно. Первое, что надо сделать, хотя, казалось бы, это чисто либеральная мера, надо прекратить в том виде, в каком это есть сейчас, господдержку так называемого искусства.

Савельев:

- Так сгинет же все.

Юрьев:

- Если сгинет вот ЭТО – это большое благо. Это то же самое, что я скажу, что надо поля тем-то обрабатывать, ты скажешь: как же так, сорняки же все сдохнут, сурепка расти не будет! Ой, напугали ежа голой задницей! Слава богу, что не будет. На мой взгляд, все, что вытекает из среды вот этой мерзкой интеллигенции нашей, все это по определению дерьмо.

Леонтьев:

- Ты прям как Ленин. Вредоносно опасные вещи для народа, для государства, для всего, для общественной морали, для совести. Я понимаю, что использую слова, которые в принципе отсутствуют в лексиконе этой публики, но я не к ней обращаюсь.

Савельев:

- Вы хотите ввести рынок в культурной сфере?

Юрьев:

- Я хочу, чтобы государство оказывало поддержку искусству гораздо более точечную. Оказывало ее, не исходя из художественных достоинств того или иного автора или того или иного произведения, потому что государственная машина принципиально не в состоянии оценить это. Так же, как государственная машина не умеет оценивать выгодность того или иного коммерческого проекта, не ее дело, для этого есть другие в обществе институты, которые это умеют делать.

Леонтьев:

- Ты хочешь сказать, что государство должно осуществлять культурную политику?

Юрьев:

- Только, конечно. Государство должно сказать: я хочу поддерживать семью, к примеру. Вот я так решило. Почему я так решило – не важно. Потому что за это проголосовало Федеральное Собрание или референдум. Хочу поддерживать семью с детьми и так далее. Вот я буду поддерживать. Это не значит, что дам деньги на весь спектакль.

Леонтьев:

-...военно-патриотическое воспитание.

Юрьев:

- Я буду поддерживать любые произведения, в которых, помимо прочего, это не обязательно, что они должны быть только про это, будут присутствовать в безусловно положительном плане семейные ценности. И в этом случае я буду поддерживать независимо от того, Театр Советской армии сделал этот спектакль или Серебренников. Но если спектакль говорит о том, что гомосятина лучше семьи, я его поддерживать не буду, даже если он из государственного театра будет исходить.

Савельев:

- То есть Райкин, Серебренников – это все последствия отсутствия культурной политики?

Юрьев:

- Конечно. Они сидят на госденьгах.

Леонтьев:

- Правильно. Я считаю, что в этом есть логика. И это было бы честно. Потому что давайте тоже... все-таки со стороны той же творческой общественности, действительно, вызывает достаточно тяжелую реакцию попытка государства оценивать именно художественные достоинства.

Юрьев:

- А оно и не может.

Леонтьев:

- Постоянно эта граница нарушается. Она и государством нарушается. Есть доля правды в том, что говорят некоторые креативные товарищи, что да, вмешиваются именно в оценку художественных достоинств.

Юрьев:

- Что значит – вмешивается? Давайте представим простую жизненную ситуацию. Я лично, или ты, или ты, просто решил какому-нибудь молодому автору выдать литературную премию. Просто из своих денег. Получил большую премию на работе или дивиденды и думаю: выдам я сто тысяч долларов рублями тому, кто напишет произведение, которое мне больше всего понравится. Это сугубо субъективная вещь. Я же даю свою деньги. Кто-то скажет: нет, ты неправильно оценил. Милый, свои деньги я могу хоть в сортир спустить. Так чем государство от этого отличается?

Леонтьев:

- Государство отличается тем, что государство выдает не совсем свои деньги. И поэтому оценивать эстетические достоинства может очень...

Юрьев:

- Так я и предложил не делать этого.

Леонтьев:

- Здесь еще есть одна вещь очень индикативная. Существует абстрактная живопись.

Савельев:

- Народ непонятная.

Юрьев:

- Я нормально отношусь.

Леонтьев:

- Очень талантливая абстрактная живопись. Или вообще – современное изобразительное искусство. Я что-то не слышал, чтобы государство поддерживало каким-то образом... Почему? А потому что оно не считает ее социально значимой. А театр считается социально значимым. А кино считается еще более социально значимым, что, кстати, в общем, правда. Это справедливо. С точки зрения инструмента воздействия. Но когда речь заходит уже о помощи, о предоставлении адресных вещей, там почему-то вот это сознание не всегда присутствует на первом плане.

Юрьев:

- Я вообще противник того, чтобы государство... только слабое государство должно пытаться воздействовать через театр, через кино, через литературу.

Леонтьев:

- Кино – это во всем мире колоссальный инструмент до сих. Кино и телевидение.

Юрьев:

- Потому что во всем мире сейчас государства слабые. Нашел чем восхищаться. У государства другой инструментарий должен быть – деньги и пулеметы. Этого вполне достаточно.

Леонтьев:

- Деньги куда-то надо тратить.

Савельев:

- Давайте подведем черту под этой темой.

Юрьев:

- Культурная политика, отсутствие траты денег налогоплательщиков на поддержание вот этих лиц странной ориентации, во всех смыслах.

Савельев:

- Еще и это государству оценивать?

Леонтьев:

- Я в очередной раз бы заметил, что мы, уводя дискурс в эту сторону, тоже объективно поддерживаем те манипуляции, которые креативное сообщество пытается вокруг этого дела совершить. Взять и изобразить в общем-то расследование хищений – никаких признаков на сегодняшний момент. Может, они появятся, но вы, пожалуйста, их предъявите. Вы скажите: вот по таким-то косвенным или прямым основаниям мы видим, что это не расследование хищений, а преследование...

Юрьев:

- Кто – предъявите? Почему государство вообще должно по этим вопросам слушать вот эту мразоту? Да, общественность. У нас есть прокуратура, которая следит за соблюдением законности. Есть уполномоченный по правам человека. Вот пусть они. А вот этих я слушать, считаю, пинками под зад их прогонять. Я категорически возмущаюсь как гражданин тем, что вот этого, не знаю как деликатно сказать, который как раз жаловался на это, когда Путин его награждал орденом «За заслуги перед Отчеством» 4-й степени, у меня есть такой орден, хочется в сортир его выкинуть после того, как им награждаются такие люди.

Савельев:

- Неожиданно дискуссия оказалась достаточно горячей.

Леонтьев:

- Никакая она не горячая. И вообще даже и не дискуссия. Обратите внимание просто на нюансы.

Юрьев:

- Леонтьев вспомнил, что блаженны миротворцы.

Саудовская Аравия инвестирует 280 млрд. долларов в экономику США, чтобы появились рабочие места, которые обещал Трамп

Савельев:

- Перейдем к следующей теме. Есть тема теракта в Манчестере. Или поговорим об Америке.

Леонтьев:

- Хотелось бы чего-то конкретного. Потому что теракт – это очень абстрактно. Не первый и не последний. Ну, в Манчестере. Ну, был теракт в Лондоне. Чем он отличается от теракта в Манчестере? Ничем. Или теракт в Париже.

Савельев:

- Тогда начнем с Саудовской Аравии и визита Трампа.

Леонтьев:

- Отталкиваясь от так называемой мега-сделки.

Савельев:

- Почему в Саудовскую Аравию первый визит?

Леонтьев:

- В том числе и для того, чтобы анонсировать эту мега-сделку. Начать я хотел с содержания сделки. У США в настоящий момент практически не существует внешней политики при Трампе. Она и раньше была вторичной, но все-таки когда Соединенные Штаты выполняли вот эту свою мега-функцию, при Буше – мирового хозяина-полицейского, при Обаме – немножко по-другому, но все равно некоего мирового демиурга, другими средствами, как он пытался, во всяком случае, достаточно неуспешно. Теперь при Трампе США, точнее, администрация Соединенных Штатов этой функции вообще не выполняет и даже не стремится. Давайте к сделке. Объясню, о чем идет речь. Анонсируется сделка. 280 млрд. долларов – фантастическая сделка - большая часть которых будет вложена в американскую экономику. И это не просто покупка товаров в Америке, это массированные как бы инвестиции Саудовской Аравии в проекты в США. Создавать рабочие места, о чем мечтал и что обещал Трамп. Главное его социальное обещание, кроме вещей, которые чувствительны для людей, которые являются его электоратом, касательно внешней политики, касательно мигрантов, мексиканцев, стен, медицинской страховки, главное – рабочие места. Из Америки уходят рабочие места, мы вернем рабочие места. Вот сделка. 280 млрд. долларов. Даже для Америки сумма циклопическая.

Юрьев:

- Везде пишется – 100 млрд.

Леонтьев

- Это только оружейные контракты.

Юрьев:

- А ты про что?

Леонтьев:

- А я про всё, целиком. Это сумма контрактов. Например, контракты Saudi Aramco, подписанные с партнерами американскими, составляют 50 млрд. долларов. Из которых...

Юрьев:

- Ну и что, это много?

Леонтьев:

- Это существенно даже для Америки.

Юрьев:

- Да ладно тебе.

Леонтьев:

- Россия, находясь на втором месте, продает на 14 млрд. оружия в год. Теперь разберем эту сделку. На самом деле реальными подписанными контрактами по оружию является дай боже 12,5 млрд. Причем эти контракты были согласованы, обсуждены и проработаны до Трампа, еще при Обаме. Все остальное является меморандумом о намерениях. Еще хлеще ситуация обстоит с контрактами, которые касаются ТЭКа. Собственно, ничего там и нет в Саудовской Аравии, кроме нефтянки. Есть контракт Exxon, тоже заранее проработанный, по строительству одного из одиннадцати хабов по производству продуктов из этана.

Юрьев:

- Чего?

Леонтьев:

- Они производят дальше...

Юрьев:

- Ты имеешь в виду – внутри США?

Леонтьев:

- Да, в Техасе.

Юрьев:

- США и так производит 40 % мирового этилена.

Леонтьев:

- Все остальное – документы, меморандумы о намерениях. Конечно, часть из этих намерений может осуществиться. При том, что все это растянуто на 10-20 лет. На самом деле получаются неплохие сделки, но вот эта мега-сделка немножечко разжижается. И ничего мега она собой не представляет.

Юрьев:

- Она и не мега, и не сделка.

Леонтьев:

- Ни с точки зрения масштабов инвестиций и продаж, ни с точки зрения боеспособности будущей и нынешней саудовской армии. Говорилось, что это в какой-то степени взятка Соединенным Штатам. Есть такой элемент.

Савельев:

- Взятка за что?

Леонтьев:

- Взятка за лояльность.

Юрьев:

- За крышу.

Леонтьев:

- Но там есть еще один момент во взятке. Взятка за что – правильный вопрос. Саудовские деньги находятся в Соединенных Штатах большей частью своей, кэш, все их резервы, накопления, счета и так далее. И эти счета таковы, что вряд ли королевство каким-то образом когда-либо сможет этими счетами распорядиться по собственному усмотрению. По собственному усмотрению не сможет распорядиться никогда. Это понятно. Но оно хочет хотя бы распорядиться более или менее по усмотрению Соединенных Штатов, получив от этого что-то себе. Потому что в США признаны уже и приняты к производству частные иски по отношению к Саудовской Аравии, связанные с 11 сентября. А по этим частным искам все эти средства находятся под прямой угрозой.

Юрьев:

- Их просто арестуют.

Леонтьев:

- Отменить их никто не может.

Юрьев:

- Судья обеспечительную меру вынесет – и всё.

Леонтьев:

- Конечно. Можно совершать некие манипуляции полуадминистративного характера, чтобы не запускать это все. Это нельзя никаким образом затереть в современных США. Это такая очень как бы довольно двуличная сделка. С одной стороны, Трамп покупает колоссальный пиар. Какие-то рабочие места, какие-то... но не ужас-ужас, как в анекдоте. А с другой стороны, саудиты тоже как бы добиваются отсрочки приговора. И считать это каким-то мега-альянсом на основании мега-сделки, как многие... Ну, иранцы – понятно, почему об этом говорят. Им надо всех пугать. Они говорят, что сделка на 450 млрд. Откуда они это взяли, вообще непонятно. И что Саудовская Аравия продала себя США ради... Их можно понять, это их политический пиар тоже. Теперь возвращаясь, откуда и зачем. Зачем нужны... Обама таких вещей не мог сделать по разным причинам. Ничего, кроме внутренней политики, для Трампа и для его оппонентов не существует. Никакой России, кстати, и никакой российской угрозы реально, как реального фактора политического, в США нет. Это жупел. Это есть мизансцена, на которой разыгрывается натуральная холодная война в США, то есть – с нами. Но она не с нами. Я повторю фразу, которую я уже сформулировал в другом месте, что в холодной войне с нами Соединенным Штатам не до нас. У них действительно степень взаимного озверения, раздуваемая СМИ до колоссальных масштабов, до масштаба паранойи и истерии, такова, что США так могут, в принципе, дойти до гражданской войны. И, пока они играют в импичмент, говорить о гражданской войне довольно сложно. Но когда они начнут заниматься импичментом, а есть все основания считать, что они начнут им заниматься, ядерный электорат Трампа – это люди, которые менее всего психологически, морально и физически готовы к импичменту своего Трампа.

Савельев:

- И у них есть оружие.

Леонтьев:

- Соединенные Штаты – это вооруженный народ. Вот эта простая серединная Америка белая – это наиболее вооруженная часть вооруженного народа.

Савельев:

- Насколько сильна машина пропаганды в США? Потому что вся она работает сейчас против Трампа.

Леонтьев:

- Не вся, но большая часть.

Савельев:

- Мне кажется, что психика человеческая не может противостоять такому напору.

Юрьев:

- Может, может.

Савельев:

- Если начнется реальный движ – импичмент и так далее...

Юрьев:

- Не забывай, что по Америке, по разным штатам триумфальными шагами все больше и больше идет процесс легализации марихуаны. А это мощнейшее противоядие против любой пропаганды.

Савельев:

- Там же будет импичмент, не импичмент, главное – мороженое послаще чтобы было.

Юрьев:

- Главное – забить снаряд в пушку туго. Короче, я частично с Мишей соглашусь во многом. Хочу добавить, что, во-первых, поймем, что оружейные сделки экономику размером с Америку вообще не могут... способствовать сильно росту ее экономики. Просто весь оружейный рынок мира таков, что если вся Америка бы его снабжала, для американской экономики это капля в море.

Леонтьев:

- Даже Путин сказал, что наш сельскохозяйственный экспорт стал сопоставим с оружейным.

Юрьев:

- Мне кажется, он его даже превысил. При этом воевать люди будут всегда. Но жрать они тоже будут всегда. Что касается сделок, которые другие, с ТЭКом, про это я знаю достаточно много, это тоже ни о чем.

Савельев:

- Теперь ситуация становится хоть немножечко понятна. Вся эта сделка и все, что происходит за пределами США, это последствия их внутренней политики.

Юрьев:

- Сто процентов.

Леонтьев:

- Вообще ничего их сейчас, кроме внутренней политики, не волнует. Люди не знают, как они завтра выживут.

Юрьев:

- Миша хочет сказать, что там и не может быть ничего, кроме последствий внутренней политики.

Леонтьев:

- Там же отстреливают людей, которые занимаются этой внешней политикой так называемой. Подробнее по сделкам. Им не до нас. А нам, в силу структуры и особенностей нашей не политики, кстати, а в первую очередь – экономики, до них. Наша единственная задача – нам должно быть не до них. Для этого нам надо очень многое сделать в области экономической, финансовой инфраструктуры. Мы обрели политическую независимость, за что и страдаем. А экономической не обрели.

Юрьев:

- Давайте по поводу сделок. Почему я говорю, что ни о чем вся невоенная часть. Военная – понятно, почему ни о чем. Во-первых, 110 млрд. на 20 лет – это не так и много. Во-вторых, просто если бы все оружие в мире, которое можно продать, американцы продавали, причем за деньги, а не в кредит, все равно для американской экономики, которая слишком велика, это было бы почти не чувствительно. А гражданская, казалось бы. Саудовцы вкладывают довольно много денег на территорию США. Почему я считаю, что это ни о чем в плане предвыборных обещаний Трампа и реального его намерения ускорить экономический рост в Америке, и все сопутствующие вещи, которые при этом положительные происходят: количество рабочих мест, налоговые поступления, даже при снизившихся налогах, и так далее. Дело в следующем. Давайте задумаемся над одним вопросом. Это очень важно понять. И в этом смысле, я думаю, это достаточно интересно. Вот есть некая страна, у нее есть некий ВВП. У нас, у Америки, у Китая. Почему он такой, а не больше. Ведь никто не откажется, чтобы он был в два раза больше. Люди жить будут лучше, у государства будет больше возможностей. Значит что-то не дает. Что именно? Так вот, ответ такой. В разных странах в разное время вот эти лимитирующие факторы могут быть разные. Собственно говоря, изначально политика санкций, которая, когда она только начиналась, например, были санкции, которые устанавливались против ЮАР, когда там еще апартеид был, и так далее, изначально санкции придуманы именно для того, а до этого Америка устанавливала санкции против Германии в первую мировую войну, еще даже до ее вступления туда. Они как раз для того, чтобы создать дополнительные лимитирующие факторы. Допустим, страна получает по импорту какой-то ресурс минеральный, который очень нужен, своего нет. Ты вводишь санкции, и вот из-за отсутствия этого ресурса она не может быстро развиваться. Разные могут быть лимитирующие факторы. Так вот, в современной Америке объем инвестиций никоим образом не является лимитирующим фактором. И в этом смысле, если прибавятся 50 млрд. инвестиции из Саудовской Аравии, да хоть 500, от этого ничего не изменится. Потому что лимитируют спрос. И любой бизнес-проект, под который есть спрос, который...

Леонтьев:

- Будет проинвестирован так или иначе.

Юрьев:

-... который обещает хорошую прибыль, ему нужно 50 млрд. инвестиций, для Техаса, поверьте мне, как техасскому нефтянику, для Техаса, для нефтегазовой сферы 50 млрд. – не объем вообще. Для этого за пределы Техаса выезжать не надо. Соответственно, это значит... Означает ли это, что саудовцы не инвестирую