Продление соглашения по сокращению нефтедобычи не приведет к желаемому результату, поскольку выпадающее предложение нефти успешно восполняется альтернативными источниками энергии, считает известный российский аналитик нефтегазового рынка, председатель совета директоров группы Creon Energy Фарес Кильзие. Однако, по его мнению, для России это не будет иметь фатальных последствий, поскольку в развитии нефтяной отрасли еще в прошлом десятилетии была избрана верная стратегия — укрупнение активов, позволяющее противостоять негативным тенденциям рынка.
В своих комментариях и статьях вы много раз утверждали, что после падения в 2014−2016 годах цены на нефть нащупали новый коридор — в границах $ 40−50 за баррель — и будут оставаться в нем на протяжении ближайших нескольких лет. Резкий провал цен сразу после продления соглашения подтверждает эту гипотезу?
Скорее всего, продление соглашения позволит лишь поддержать цены на нефть на текущем уровне — серьезно изменить ситуацию на мировом нефтяном рынке оно не сможет. Это соглашение имело смысл полтора-два года назад. Сейчас же оно выглядит попыткой вернуть цены на нефть путем сокращения добычи в то русло, в котором они когда-то находились. Но мы видим, что эта попытка проваливается, и, кстати, «Роснефть» уже обращала внимание на то, что соглашение не работает. Не случайно не так давно «Роснефть» попросила Минэнерго при переговорах с ОПЕК предусмотреть механизм постепенного выхода из соглашения по мере его завершения.
Как раз «Роснефть», судя по ее последним данным, наращивает добычу, а не сокращает, — почти на 12% в первом квартале.
Дело в том, что для достижения целей соглашения — поддержания цен на нефть — требуется сокращать добычу ровно в два раза больше, чем тот объем, о котором договорились, то есть не на полтора, а на 3 миллиона тонн. Однако это может пойти вразрез с планами нефтяников, которые не захотят нести финансовые потери: по нашей оценке, в 2017—2018 годах российские компании в таком случае могут недополучить от 40 до 220 миллиардов рублей.
Так что об этом не договорились, а те объемы сокращения, которые есть, восполняют альтернативные источники энергии в широком смысле — сланцевая нефть, сланцевый газ, ветряная и солнечная энергетика. Они как раз и замещают объемы той нефти, которая сегодня не добывается. Если в 2005 году на долю возобновляемых источников приходилось 9 процентов энергопотребления в Евросоюзе, то в 2015 году уже 16,7%, по данным Евростата, и цель Еврокомиссии довести к 2020 году этот показатель до 20% уже не кажется нереалистичной.
В результате растет спрос не на нефть, а на альтернативную энергетику, то есть сокращение добычи нефти сейчас играет на руку этому конкуренту, чего не было раньше, и смысл сокращения добычи теряется. Поэтому сейчас мы наблюдаем прецедентную ситуацию: впервые за всю историю рынка нефти сокращение добычи, причем уже двукратное, приводит к тому, что цена идет вниз. К тому же это не фьючерсная, спекулятивная цена, а фактическая.
Почему к соглашению присоединились новые страны? Они еще не поняли новую логику поведения цены на нефть?
Разные страны и производители пытаются найти какие-то варианты действий в новой ситуации, но управление процессом потеряно, он вышел из устаревшего алгоритма. Нет единой системы: кто-то сокращает добычу, кто-то нет, и при этом игнорируется фактор альтернативной энергетики, которая развивается с колоссальной скоростью. Это и создает ситуацию идеального шторма для цен на нефть.
Кроме того, нужно не забывать о нарастающих проблемах китайской экономики — главного мирового потребителя энергоносителей. «Мировая фабрика» начинает давать осечки, и по мере усугубления ее проблем это будет сказываться и на стоимости энергоносителей. Среднегодовой прирост потребления нефти в Китае уже, по данным BP, замедлился с 6,6% в 2006—2010 годах до 4,9% в 2011—2015 годах.
Как вы оцениваете вероятность сценария досрочного прекращения соглашения, если цены на нефть заметно упадут и его участникам придется признать, что сокращение добычи не работает?
Такой сценарий возможен, но это будет настоящий армагеддон: если будет объявлено, что соглашение не работает, это будет признанием проигрыша, и нефть может уйти даже ниже $ 40. Но Россия все равно останется в выигрыше — это будет ясно, наверное, в 2019—2020 годах, когда весь мир поймет, что есть всего две страны, которые определяют цену на энергоносители — это Россия и США.
А Саудовская Аравия?
У саудитов нет одного очень важного, ключевого параметра — газа. Две единственные страны, у которых есть реально большие запасы и нефти, и газа, — это США и Россия.
Можно ли считать, что коридор $ 40−50 за баррель комфортен для России, учитывая то, что бюджет на этот год сверстан исходя из уровня $ 40?
Надо будет — его сверстают и при цене в $ 30, это не смертельная для нас цена. Наоборот, она подтолкнет к диверсификации экономики и развитию других сегментов энергетики. Мы уже подошли к пониманию того, что цена на нефть может быть любой. Я думаю, что Сечин предвидел это еще десять лет назад, когда начал превращать «Роснефть» в крупнейшую российскую нефтяную компанию с перспективой на крупнейшего мирового игрока. Без этого укрупнения мы бы пострадали гораздо больше, а сейчас Россия держится на первом месте по поставкам нефти в юго-восточную Азию, Индию и Китай. В рамках традиционной консервативной нефтедобычи именно такая стратегия и спасает от волатильности цен.
Николай Проценко, редактор отдела «Экономика» EADaily
