Истории, подобные той, что случилась с режиссером Дмитрием Давыдовым, кажется, бывают только в кино.
Родился и вырос Дмитрий в далеком якутском селе Амга, работал учителем начальных классов, затем — директором школы в соседнем селе Чапчылган. С учениками начал снимать небольшие любительские фильмы и однажды решил сделать настоящее кино, без школьников. Собрал односельчан, занял денег и за две недели снял драму «Костер на ветру», с которой объехал по фестивалям полсвета, изумляя критиков, простых зрителей и профессиональных кинематографистов.
Общероссийская премьера картины состоялась в Омске на фестивале «Движение», где «Костер на ветру» был удостоен трех наград, включая премию за лучшую режиссуру. Он говорит тихо, спокойно. Все, что с ним случилось, в его пересказе звучит как нечто будничное, само собой разумеющееся. Дмитрий производит впечатление абсолютно невозмутимого и очень скромного человека и признается, что чувствует себя посторонним среди режиссеров с высшим образованием и столичных кинокритиков.
«Костер на ветру» рассказывает о двух стариках, которые теряют своих единственных сыновей, но по-разному переживают утрату. Один учится жить дальше, другой — пьет и жаждет мести.
— За прошедший год вы побывали со своим фильмом в Корее, Австралии, Новой Зеландии, Финляндии, в Канаде, где «Костер» был признан «лучшей драмой». Как изменилось отношение односельчан к вам?
— Да никак особенно, меня и раньше все знали. Когда я приезжаю, то прихожу к старикам, устраиваю чаепитие, показываю фотографии, рассказываю — всем интересно. Все говорят, что я молодец, стараются сказать что-то хорошее. Обычная жизнь, ничего такого.
— О чем чаще всего спрашивают вас зрители за рубежом?
— У всех основные вопросы: откуда мы приехали, как снимали, кто мы вообще такие. Я, когда выезжал, брал карту и показывал: вот, товарищи, Якутия. Потому что везде спрашивали, где это. В Австралии вообще думают, что в России только русские живут. Мы им рассказывали, что есть и другие. С фестивалем в Пусане интересно получилось. Мы могли попасть в основной, азиатский конкурс, но попали в европейский. Мы-то себя считаем азиатами, а фестивальные отборщики отнесли Россию к Европе и отправили нас в другой конкурс. Но интерес был везде. О якутском кино многие уже слышали, и всем интересно посмотреть, что же это такое.
— Тяжело было работать с любителями, которые никогда не имели дело с камерой?
— С актерами была, конечно, проблема. Они все боялись камеры. Стоило сказать, что камера работает, — и все, страх. В камеру смотрели иногда. И я им прямо сказал, что мне не надо никакой игры: просто живите в кадре, какие вы есть — так и давайте.
Потом была другая проблема. Люди были в основном в возрасте, а мы начинали работать с семи утра и заканчивали в час-два ночи. Но у всех было огромное желание сниматься — не просто отработать смену. Помогало и то, что все актеры знали меня с детства. И съемочная группа была очень сплоченная, все друг про друга всё знали, кто как работает.
Самыми сложными оказались съемки в поле, в снегу. Я сделал ошибку — начал со съемок в доме, а уличные оставил на потом. Мы начали съемки в начале октября, а числа 20-го пошли морозы. Было еще не так холодно, градусов 25-27 и ветер, но все равно сложно: камера работала минуту-две — и все, приходилось идти отогревать ее полчаса. Тогда же я впервые понял, что Алексею очень тяжело долго ходить, он быстро уставал, становился слабым, ничего не мог. А в остальном все было легко.
