Одним из популярнейших в народе лозунгов, с которым в 1917 году большевики пришли к власти, был этот – «Мир хижинам, война дворцам!». Дворцы и в правду, завоевали быстро. Став в одночасье начальством, революционное руководство конфисковало у буржуазии самые благоустроенные здания и разместило в них свои учреждения и жилье. Так на долгие годы в стране утвердился принцип, согласно которому первым в коммунизм въезжало начальство…
Теща в рукомойнике
Всем остальным от коммунизма досталась если не дырка от бублика, то лишь первые два слога: КОММУналка. В Москве этот вид общежития утвердился в 1918–1926 годах. Именно тогда видный представитель ленинской партийной гвардии, председатель Моссовета Лев Каменев, твердой рукой провел муниципализацию столичного жилого фонда. Состоялось великое переселение обитателей окраин, жителей фабричных бараков и подвалов в центр города.
Жилье изымали за счет уплотнения бывших господ и буржуев. К таковым одним махом отнесли не только недобитых аристократов, заводчиков, предпринимателей и банкиров, но и ученых, инженеров, преподавателей, врачей, творческих работников. Словом, почти всю интеллигенцию. В Петрограде, например, весной 1918 года каждому взрослому «буржую» оставляли по одной комнате плюс одна на всех детей. Остальная площадь предназначалась для заселения пролетариями.
Летом того же года, после появления всероссийского декрета «Об отмене прав частной собственности на недвижимое имущество», заработали комиссии по уплотнению. Именно такая комиссия во главе с товарищем Швондером, как мы помним, явилась уплотнять профессора Преображенского в знаменитой повести Булгакова «Собачье сердце».
От кипучей деятельности швондеров всеобщего квартирного счастья для пролетариата так и не наступило. Поделенные на всех удобства породили неудобства. В 1920-е годы была популярна частушка молодежного коллектива «Синяя блуза»:
Все в Москве так уплотнились,
Как в гробах покойники.
Мы с женой в комод легли,
Теща в рукомойнике.
О том, что это была не эстрадная однодневка, а песенка на долгие годы, свидетельствовала статистика. Так, по данным переписи 1926 года, на одного столичного жителя приходилось всего по 5,8 кв. метра жилплощади. Но это в среднем. За вычетом благополучного метража партийно-государственной номенклатуры эта норма выглядела еще более куцей. Хуже всего дела с жильем обстояли как раз у пролетариата.
Согласно данным той же переписи, только 21,5 процента рабочих семей имели приближенную к среднестатистической норму в 4,7 кв. метра на душу. Основная масса мыкалась между 2 и 3 кв. метрами, то есть имела место лишь для кроватки. Были и такие, у которых выпадало менее 1 кв. метра на душу.
Они, конечно, не дремали стоя, как лошади. Но многие наши дедушки и бабушки без труда могут припомнить, как в далеком социалистическом детстве коротали ночь на старых сундуках, а то и на полу, вповалку со взрослыми.
Самое грустное, что такое положение не просто сохранялось годами, но в определенные периоды даже усугублялось. Например, по данным следующей переписи, 1928–1929 годов, прежний средний показатель по столице (5,8 кв. м жилой площади на человека) съехал до 5,5.
Дорогие мои высотки
Решить проблему могло только массовое жилищное строительство. Но вождям, занятым то индустриализацией, то коллективизацией, то прочими мобилизационными мероприятиями, все было недосуг. В итоге беспощадной перекачки ресурсов из сельского хозяйства в промышленность страна смогла выпускать лучшие в мире танки и самые тяжелые на свете трактора. В многолетней битве за урожай эти прожорливые на топливо монстры мало чем могли помочь.
Варварски обескровленная деревня год от года обеспечивала стране только один показатель – продуктовый дефицит. Хронический жилищный кризис в городах обострился, потому что в граждан с городской пропиской превратилось крестьянство, коллективизацией вытолкнутое в 1920–30-х годах с родных полей и завербованное на многочисленные социалистические стройки. Недавним крестьянам досталось жалкое место под городским солнцем – тесные углы в ветхом съемном жилье, скученных общагах и суровых рабочих бараках.
Дефицит «койко-мест» был усугублен разрушительной войной и доведен до критического уровня в начале 1950-х новой волной селян, побежавших в города от изнурительно голодной колхозной жизни.
Сталин свои державные шаги такой ерундой, как койко-метры, не мерил. И если какую-либо гражданскую стройку благословлял, то так, чтобы поразить весь белый свет. В конце 1940-х вождь санкционировал строительство в столице семи высоток. Самая могучая административная высотка в Зарядье, призванная заменить так и не воздвигнутый административный колосс Дворца Советов, после смерти Сталина была заброшена.
Через десять лет на ее цоколе, укрывавшем в своих недрах правительственное бомбоубежище, началось строительство гостиницы «Россия» – той самой, что сегодня сносят.
Даже с учетом дармового труда заключенных вся эта стройка обошлась в 2 миллиарда 631 миллионов 200 тысяч рублей. Дабы не затрудняться переводом в современные российские рубли или доллары, заметим: примерно в эти годы примерно такая же сумма была выделена для восстановления всего Сталинграда. Того самого, в котором даже пять лет спустя после великой Победы более 1800 семей все еще ютились в подвалах и землянках...
И все равно – жилья в сталинских высотках оказалось мало. Его не хватило даже наиболее уважаемым людям, хотя за распределение взялся лично Лаврентий Павлович Берия.
«Хрущевки» и «хрущобы»
Придя к власти после смерти генералиссимуса, Хрущев решил покончить с кое-какими безобразиями. Теперь модно считать, что все это он сделал из-за личной обиды: якобы не мог забыть, как во время «мальчишников» на Ближней даче хозяин заставлял его плясать гопак и усаживал его на стул с исподтишка подложенным помидором.
И все же в натуре Хрущеве была черта, которую утратили многие другие (за исключением, может быть, Анастаса Микояна) члены сталинского Политбюро. Он ухитрился сохранить в себе человечность. И поэтому, став первым лицом огромного государства, схватился за голову и попытался что-то сделать для простых граждан, немалая часть которых погибала в лагерях, но и те, кто был на свободе, жили в условиях, мало похожих на человеческие.
Постановление 1955 года «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» было поистине историческим. Оно определило курс на строительство массового жилья. У первого секретаря родилась идея собирать дома из деталей, как автомобиль на заводе. Не в его голове, конечно, родилась. Массовые застройки из панельных пятиэтажек Хрущев увидел на Западе – в частности, на заселенных рабочими окраинах Парижа и других французских городов.
Решительная замена долгого индивидуального проектирования молниеносным типовым была, конечно, гигантским шагом вперед. По существу, Хрущев стал первым, кто взялся за решение задачи, которую коммунисты не могли выполнить с 1917 года. По инициативе Хрущева в Москве создали крупнейший строительный трест, который объединил сотни ведомственных стройуправлений и участков. В год вместо 400 тысяч квадратных метров жилой площади в Москве начали строить 5 миллионов.
Граждане начали выбираться из подвалов, бараков, развалюх и перенаселенных коммуналок. Теперь их ждали панельные пятиэтажки с малометражными, но все же отдельными квартирами. В жизни многих миллионов это было первое сносное жилье. И с чувством искренней нежности они прозвали эти дома «хрущевками».
В «хрущобы» они превратились позже, лет через двадцать пять, когда их обитателям стало окончательно ясно, что стоять этим домам – а значит, и им в них жить – не 30 лет, как полагалось по проекту, а до скончания века. Стало ясно, что низкие потолки, крохотные передние, тесные кухни – словом, все то, что легко прощалось когда-то, при новоселье, – надолго, если не навсегда.
К тому же какие были «нормы»? Россияне старшего поколения наверняка помнят так называемые «три квадратных метра». Если в квартире на человека приходилось больше этой почти кладбищенской нормы, в очередь на получение жилья семью не ставили. А если было меньше? Тоже не всегда помогало.
Никогда не забуду выражение лиц моего двоюродного брата и его жены, когда после рождения третьего ребенка их отказались поставить «на очередь», обвинив в «самоуплотнении». Но даже попав в эту самую вожделенную очередь, провести в ней можно было всю жизнь. В конце 1980-х количество «стоявших» исчислялось миллионами. В городе-герое Новороссийске, например, список на жилье тогда возглавляли очередники 1948 года.
Пережившие империю
Сегодня многие считают, что хрущевская зацикленность на панельных пятиэтажках была результатом его убогого вкуса. Отнюдь! За его неистовой борьбой с архитектурными излишествами, за совмещенными санузлами и приплюснутыми коробками без чердаков и лифтов стояли серьезные расчеты.
Хрущев искренне желал благополучия советскому человеку. Но он также хотел невиданных успехов СССР на земле, под землей и в космосе. Вот только средств на все эти амбиции катастрофически не хватало.
Страна не могла себя прокормить. Сам Хрущев это считал поправимым. Надо было только избавиться от эксцессов сталинского культа, все «химизировать», засадить кукурузой, выиграть время, разменяв у мировой буржуазии половину золотого запаса страны на продовольствие. И вот тогда заработает социалистическая модель!
При вселении пятиэтажные хрущевки казались почти раем. В 1990-х многие уже выработали свой ресурс и пошли на слом
Мысль о том, что у модели «врожденный порок сердца», гнал от себя не только Хрущев. Фактически все его сменщики загоняли болезнь внутрь и смягчали ее то нефтедолларами, то опустошительными заимствованиями из золотого запаса.
В результате в начале 1980 года на стол высшего руководства легла экспертная записка о том, что с середины 1970-х примерно половина прироста товарооборота в стране достигалась за счет ухудшения качества и повышения цен. Доклад Госплана по этому поводу был роздан заместителям председателя Совета Министров. Но уже на следующий день экземпляры были изъяты и уничтожены.
Но страшная государственная тайна, которую высшее руководство страны так секретило само от себя, открыто обсуждалась почти на каждой советской кухне. Появление этой территории вольной мысли тоже было грандиозным следствием появления «хрущевок», хотя и незапрограммированным.
С разрушением коммунальной скученности, в которой был затруднен любой интим, любой свободный обмен мнениями, власть начала утрачивать тотальный контроль над личной жизнью граждан.
Хрущевские пятиэтажки пережили советскую империю. И, похоже, переживут еще одно поколение своих постояльцев. Ибо десять лет прошло с марта 1996 года, когда вместе со сносом первого дома на Кастанаевской улице Москва начала прощаться с «хрущобами». Однако те из них, что оказались поодаль от престижных мест, от сметающих все на своем пути застройщиков, скоро начнут третью жизнь. Ведь два раза по тридцать они уже почти что прожили.
Самая первая в СССР «хрущёвка»
Панельное домостроение в СССР началось в 1958 году в Москве, на улице Хулиана Гримау. И самая первая «хрущёвка» стоит там до сих пор.
Вот по такой технологии этот дом строили – в сжатые сроки из готовых блоков,
произведенных и подготовленных к установке на домостроительном комбинате.
В среднем на возведение одного дома на месте уходило около 12 суток.
Находились и «стахановцы»: одна ленинградская бригада поставила рекорд в 5 суток.
Газеты радостно рапортовали, о качестве жилья, правда, скромно умалчивалось.
Но ведь этот дом стоит, и стоит до сих пор!
Да и до качества ли было, когда каждый второй советский гражданин просто мечтал переехать в отдельную квартиру из жесткого коммунального быта или барачных условий. Надо ли говорить, что свои личные «удобства» и горячая вода, пусть и в крошечной каморке, для многих становились верхом счастья.
Вот так этот дом и пространство перед ним выглядели в 1960 году.
К большому удивлению, долгая образцово-показательность района, видимо, помогла сохранить фонтан во дворе дома. Будучи первым районом «хрущевской» Москвы, окрестности станции метро Академическая сохранили еще «сталинскую» планировку с большими внутренними дворами между постройками и даже фонтаном, которые сегодня выглядят вот так.
Да, забыл сказать: этот район Москвы называется Черёмушки.
Американский взгляд на застройку Москвы хрущевками
Очень интересные фотографии 1963 года о том, как в те годы в Москве началось массовое строительство жилья. Все эти снимки были сделаны американским фотографом, который запечатлел весь процесс постройки "хрущевок". Из архивов журнала "Life"
