Украинскую армию и идейных украинцев в ней принято позорить – и позорить за дело. Но при этом напрасно забывают, что война в Донбассе стала настолько страшной именно потому, что люди по обеим сторонам фронта одинаково способны на подвиги.
Не так давно исполнилось два года с завершения активной фазы боевых действий в Донбассе, конкретно – с ликвидации так называемого дебальцевского котла.
«Когда в 1993 году Грузия бросала на абхазский фронт части, составленные из тбилисской интеллигенции, абхазы сокрушались: «Мы не хотим их убивать в таких количествах»
Считается, что тогда наступление остановили политики, тогда как ВС Новороссии могли бы пойти заметно дальше и освободить от ВСУ территории значительно большие, чем контролируют сейчас. Но только ли политика тому помешала?
Дебальцевский выступ рассматривался ВСУ как плацдарм для наступления на Донецк. Однако украинское командование вело себя пассивно. По плохо оборудованным блиндажам на флангах дебальцевского выступа тогда рассыпали несколько бригад. Таким образом как бы создавалась сплошная линия фронта. Но в итоге небольшие группы солдат с командирами не старше лейтенанта оказались окружены в этих импровизированных блиндажах.
Холодно. Степь. Рации не работают, отсутствует связь даже с ближайшими соседями. Подкрепления нет, патроны и еда заканчиваются, и одного прямого попадания батальонного миномета достаточно, чтобы устроить братскую могилу.
Люди без боевого опыта полагают, что от обстрела нужно прятаться в подвале. Это не совсем так.
Подвал многоквартирного дома или другого фундаментального здания спасает, а частная деревенская застройка – нет. Снаряд 120-миллиметрового миномета одним своим весом пробивает перекрытия легких построек (включая бетонные дома на Кавказе) и разрывается как раз в подвале.
В Южной Осетии я был свидетелем того, как две батальонные мины разорвались в подвале жилого дома (минометчиков и гранатометчиков натаскивают делать два выстрела через короткий промежуток времени). От первого взрыва погиб дед, по привычке спустившийся в подвал, когда начался обстрел. Его внука – подростка, приехавшего на лето погостить и прибежавшего на звук взрыва, – накрыло второй миной.
Но и наверху при обстреле не посидишь. Значит, деваться некуда.
Части ДНР просто обходили эти «долгосрочные огневые позиции», состоявшие из одного пулемета и восьми новобранцев откуда-нибудь из Запорожья, и предлагали сдаться. Часто они не сдавались. А на войне как на войне.
После занятия Редкодуба и Логвинова история с «дебальцевским котлом» могла быть закрыта без чудовищных потерь, но 12 февраля ВСУ предпринимают самоубийственную контратаку из котла, пытаясь отбить Углегорск и Логвиново.
Все это было рассчитано на идущие тогда же минские переговоры, в ходе которых Петр Порошенко до последнего ждал, что Дебальцево будет спасено, и всячески затягивал процесс.
В ответ ВСУ отбрасывают обратно в блиндажи, начинается зачистка. 128-я горно-пехотная бригада ВСУ (ныне 10-я горно-штурмовая) вкапывает в промерзлую землю железнодорожные вагоны в качестве походной казачьей крепости. В результате – гора трупов.
Украинская сторона объявила бои в «дебальцевском котле» с «прорывом окружения» «перемогой» благодаря морозам. Остатки частей были вывезены на грузовиках по замёрзшим полям мимо Логвиново, и с тех пор пропаганда упрямо занижает число потерь, выдавая операцию по спасению окруженных войск за военную победу.
История окруженного в Дебальцево подразделения ведется еще с Императорской армии – от Оренбургских батальонов, которые ходили походами в Туркестан, но на современной Украине столь долгая ассоциация отсутствует. А зря. Именно в Оренбургской бригаде служил рядовым великий кобзарь Тарас Шевченко.
В то время она состояла в основном из украинцев и поляков, которых туда «ссылали» после польских восстаний (к Шевченко это, правда, не относится), благо Оренбургское пограничье было пострашнее Сахалина (безусловного ада на земле с нивхами в качестве демонов) и Абхазии (граф Ольденбургский еще не осушил болота, и климат нынешнего курорта тоже походил на ад, только за демонов были комары).
Если знаешь все это, мужество окруженных в Дебальцево украинских солдат предстает в особом свете, но на столь долгие ассоциации киевской пропаганде, повторимся, ума не хватает.
Нечто подобное до этого происходило в Иловайске и Изварино.
Ни одна западноевропейская, а также американская армия в таких условиях сопротивляться бы не стала. Кризис идентичности привел к разрушению военной этики – самопожертвование перестало быть ценностью.
В то же время любой западноевропейский командующий больше заботится о минимизации потерь, нежели о выполнении поставленной задачи или о чести (если ситуация безвыходная). И это не только достижение демократии, при которой ценность человеческой жизни превыше всего. Это условие для неизбежного поражения – война заведомо проиграна в ситуации, когда число потерь становится критическим значением при оценке результата.
Подобное положение либеральная этика посчитает людоедством, но ведь либералы и не воюют – не готовы тратить свою жизнь на нечто, что чересчур опасно и не связано с экономическим благосостоянием или самореализацией в ее хипстерском виде.
В холодном блиндаже не замечены люди с либеральными взглядами.
С военной точки зрения все это привело к появлению тактики бесконтактного боя. Где-то далеко в море стоит крейсер, с которого запускают «Томагавки». Но при сближении с противником любой американский или западноевропейский офицер срочно вызывает авиацию.
«День рейнджеров» (он же – операция «Черный орел» в 1993 году в Сомали) привел к эвакуации (читай – бегству) американской группировки с Африканского Рога и свертыванию любого планирования операций с ближним боем.
Косвенно, но сильно это повлияло и на ситуацию на Балканах – западные командования больше не рассматривали возможность прямого вторжения по земле на территорию Сербии, потому все усилия были направлены на то, чтобы заставить Белград вывести войска из Косово. Только после чего на уже ничейную землю зашли войска «миротворцев».
Ближний бой теперь непопулярен даже в Голливуде, но эта импотенция еще не накрыла Восточную Европу, уж тем более – все еще советскую Украину. Ближний бой остался понятной формой войны, в которой взрослые мужчины отстаивают свои идеологические взгляды.
Кстати, о взглядах.
Принято считать, что главным фигурантом войны в Донбассе со стороны Украины были фанатики с полуфашистскими взглядами, персонализированные в добрбатах типа «Азова», «Айдара», «Правого сектора» и нескольких совсем экзотических структурах.
Но главный фигурант – это все-таки ВСУ, регулярная армия, построенная по призыву. Те же русские люди, только с украинским языком образования и кашей в голове. Целое поколение, выросшее в условиях украинизации с ее идиотическими представлениями об истории и этногенезе. Но по факту – все те же славяне советского извода, которые не уйдут из холодного блиндажа, даже если их окружить и долбать минометами.
Они выполняют приказ и уверены, что этот приказ верен, поскольку их дело – правое.
Фокус на проблемах ВСУ имеет право на жизнь. Эти проблемы действительно есть – и с идеологией, и с призывом, и с полуфиктивными мобилизациями, и со снабжением, и с общими глупостями командования и организации. Но недооценка противника опасна.
И дело даже не в том, что 120-тысячная группировка войск сама по себе грозная сила, а в том, что это действительно боеспособные люди уже в силу того, что они готовы воевать за те мысли, которые вложили в их головы. Если бы на другой стороне были условные французы, американцы или даже немцы, ВСН давно бы уже взяли Днепропетровск.
Это тот самый случай, когда технологическое преимущество не играет принципиальной роли.
Оно важно, конечно, но это не абсолют – и бои за Саур-Могилу в ходе ликвидации «изваринского котла» тому подтверждение. Несколько человек из первого ополчения ДНР удерживали тогда высоту, знаменитую еще со времен Великой Отечественной войны. ВСУ в ходе этой операции били по Ровенькам ракетами «Точка-У», но военного результата это не принесло – только потери среди мирного населения.
Спор славян между собою – по определению страшная вещь. В современной Европе это практически единственный вид братоубийственного ближнего боя. На это способны на Балканах, на это, возможно, способны поляки (просто они подобного давно не делали), на это точно способны украинцы.
В силу этого уничижительная критика ВСУ может наносить практике войны существенный вред. Да, там проблем больше, чем где бы то ни было, в силу того, что творится на Украине вот уже четверть века и продолжает твориться сейчас. Но психологически ВСУ – это не набор дураков и наркоманов, так представлять эту армию попросту опасно. Пусть в ней больше нет военных гениев и нет «самородков», как в ВСН.
Обстановка на Украине в принципе не способствует продвижению по должности хорошо образованных и талантливых людей. Эта страна продуцирует серость или даже глупость в огромных масштабах, ведь фанатик ей нужнее, нежели профессионал.
Но на уровне рядового солдата это те же люди, которые служили в советской армии и учились в советской школе, только помоложе и с другими мыслями в голове. Недооценивать их почти преступно.
Другое дело, что ВСУ тоже построены довольно странно и все более подвержены западному влиянию. Но это не отменяет того, что мало какой британский или французский офицер поведет свое подразделение в атаку через степь менее чем батальонной группой и без авиационной поддержки. И потому война в Донбассе рискует стать еще более кровопролитной и еще более чудовищной.
Столкнулись силы, примерно равные по своему психологическому настрою, с общими базовыми ценностями, исторически склонные к самопожертвованию и войне до победного конца.
Людям не обязательно становиться героями. Это вообще противоречит базовым инстинктам человеческого организма. Потому приступы массового самопожертвования в последнее время происходят крайне редко.
Подобное было в Южной Осетии, Абхазии, Нагорном Карабахе, Боснии, когда простые ребята за сутки становились героями и отдавали жизни за малопонятные в западном мире ценности. В ходе одного из последних штурмов Цхинвала в мае 1992 года грузины заставляли сказать молодого парня, попавшего в плен, что он тоже грузин, а не осетин. Он умер со словами «аез ирон даен» – «я осетин». Его переехали БМД.
Теперь это есть в Донбассе. И массовость войны, в которую вовлечены уже несколько миллионов человек, подразумевает и массовость героизма.
Мы понимаем, где правда и на чьей стороне истина, и в то же время навязанная Донбассу гражданская война демонстрирует невозможность военного решения. Можно победить, но это больно. Когда в 1993 году Грузия бросала на абхазский фронт части, составленные из тбилисской интеллигенции, абхазы сокрушались: «Мы не хотим их убивать в таких количествах». Тут – та же история.
Никто не хочет убивать в таких количествах. Но никто не сдается. В этом катастрофа донбасской войны – там те же славяне, вид сбоку. И они тоже будут биться до последнего.
