«Гааз, в двадцать четыре года своей деятельности, успел сделать переворот в нашем тюремном деле. Найдя тюрьмы наши в Москве в состоянии вертепов разврата и уничижения человечества, Гааз не только бросил на эту почву первые семена преобразований, но успел довести до конца некоторые из своих начинаний, и сделал один, и не имея никакой власти, кроме силы убеждения, более, чем после него все комитеты и лица власть имевшие».
Председатель Петербургского тюремного комитета Лебедев
- Что может сделать один против среды? — говорят практические мудрецы, ссылаясь на поговорку «Одни в поле не воин».
- Нет! — отвечает им всей своей личностью Гааз. - «И один в поле воин». Вокруг него, в память него соберутся другие, и если он воевал за правду, то сбудутся слова апостола: «Все минется, одна правда останется».
Врач, ученый, общественный деятель, добрая память о нём живет и в наши дни, спустя 154 года после его кончины. На его могиле всегда цветы, иногда она просто бывает завалена ими...
Гааз Федор Петрович (настоящее имя Фридрих Иосиф). И это именно ему принадлежит девиз «Спешите делать добро!»
Гааз родился в 1780 году в Германии, в многодетной семье. Его отец был аптекарем, дед - доктором медицины. Воспитанник католической церковной школы, Гааз прослушал курс философии и математики в Иене, затем изучал медицину в Венском университете. По приглашению русского вельможи Репнина, чью жену он успешно вылечил от глазной болезни, перспективный, двадцати двухлетний врач оказался в Москве.
Поначалу он лечил людей богатых и состоятельных, что позволило ему быстро достичь материального благополучия - иметь прекрасный дом в Москве, имение в подмосковных Тишках, в которых была суконная фабрика; а его белоснежные рысаки обеспечивали ему чуть ли не лучший выезд в Москве. Но уже и тогда этот обрусевший немец бесплатно и успешно лечил и бедных больных в приютах и богоугодных заведениях.
В 1807 году сама императрица Мария Федоровна находит, что он достоин стать главным доктором в Павловской больнице.
Но Гааз не только лечил. Он был еще и ученым. Совершив путешествие на Кавказ, он исследовал тамошние минеральные источники, проверил их действие и составил рекомендации для их лечебного использования. Ессентуки, Кисловодск и другие начались с открытий Гааза - возникла курортология. Ему присвоили чин надворного советника и Орден Владимира четвертой степени. С 1814 года он в действующей русской армии, дошел с нею до Парижа.
Когда в 1820 году московским генерал-губернатором стал Д. В. Голицын, тот, зная добросовестность и профессионализм Гааза, назначил его главным врачом Москвы. На государственной службе честный Гааз сразу нажил себе врагов. На него писали жалобы и доносы те, которым он досаждал по их словам «придирчивым педантизмом». Ведь Гааз требовал, чтобы в больницах ежедневно мылись полы, еженедельно сменялось постельное белье, чтобы врачи следили за приготовлением доброкачественной пищи, не допуская злоупотреблений и обкрадывания больных.
Чисто с внешней стороны к пятидесяти годам Гааз был богат и благополучен. Он одевался по европейской моде своей молодости - носил черный фрак, белое жабо с манжетами, башмаки с пряжками, пудрил волосы, собирая их сзади в пучок и завязывая черным бантом. Достиг чинов и положения в обществе. Вел переписку с европейскими философами. Но на шестом десятке, как считают его биографы, что-то случилось в душе доктора и его жизнь круто изменилась.
И вот в 1827 году Фёдор Петрович получил должность главврача московских тюрем. И доктор смог отменить железный прут. Это прут, к которому приковывались несколько каторжников и так, несколько месяцев, они шли к месту каторги. По требованию Гааза кандалы были облегчены с 16 килограммов, до семи. Причём он сам опробовал их на себе. Была открыта тюремная больница в пересылке на Воробьёвых горах и отделение для арестантов в Староекатерининской больнице. При этом арестанты могли оставаться там неделю, пока Гааз разбирался в их болезнях.
Огромной энергии и доброты был человек. Чего стоит то в тюрьмах стало появляться отопление, раздельные туалеты, а на нарах постельное бельё. С его подачи в 1836 году наручники стали обшиваться кожей, так как железо растирало запястье в кровь. В 1847 году власти распорядились уменьшить содержание заключённых на одну пятую, так доктор внёс 11 тысяч рублей, чтобы оно не уменьшилось. А беднякам он иногда тайно подбрасывал кошельки с деньгами
А ещё Гааз был человеком смелым и решительным. Вот что об одном его поступке писал А.Ф.Кони в своей книге Фёдор Петрович Гааз": "Он не был человеком, который останавливается в сознании своего бессилия пред бюрократической паутиною. К каким средствам прибегал он в решительных случаях, видно из рассказа И. А. Арсеньева, подтверждаемого и другими лицами, о посещении Императором Николаем московского тюремного замка, причем Государю был указан «доброжелателями» Гааза старик семидесяти лет, приговоренный к ссылке в Сибирь и задерживаемый им в течение долгого срока в Москве по дряхлости (по-видимому, это был мещанин Денис Королев, который был признан губернским правлением «худым и слабым, но к отправке способным»)".
- Что это значит? — спросил Государь Гааза, которого знал лично.
Вместо ответа Федор Петрович стал на колени. Думая, что он просит таким своеобразным способом прощения за допущенное им послабление арестанту, Государь сказал ему:
- Полно! Я не сержусь, Федор Петрович, что это ты, встань!
- Не встану! — решительно ответил Гааз.
- Да я не сержусь, говорю тебе... чего же тебе надо?
- Государь, помилуйте старика, ему осталось немного жить, он дряхл и бессилен, ему очень тяжко будет идти в Сибирь. Помилуйте его! я не встану, пока Вы его не помилуете...
Государь задумался... «На твоей совести, Федор Петрович!» — сказал он наконец и изрек прощение. Тогда счастливый и взволнованный Гааз встал с колен.
Тут можно привести ещё один исторический анекдот случившийся с Гаазом и также описанный А.Булгаковым: "Говоря уже о докторе Гаазе, не могу не поместить анекдот, который может заменить целую биографию его.
Это случилось во время генерал-губернаторства князя Дмитрия Владимировича Голицына, который очень Гааза любил, но часто с ним ссорился за неуместные и незаконные его требования. Между ссылочными, которые должны были быть отправлены в Сибирь, находился один молодой поляк. Гааз просил князя приказать снять с него кандалу.
- Я не могу этого сделать, — отвечал князь, — все станут просить той же милости, кандалы надевают для того, чтобы преступник не мог бежать.
- Ну прикажите удвоить караул около него; у него раны на ногах, они никогда не заживут, он страдает день и ночь, не имеет ни сна, ни покоя.
Князь долго отказывался, колебался, но настояния и просьбы так были усилены и так часто повторяемы, что князь наконец согласился на требования Газа.
Несколько времени спустя, отворяется дверь князева кабинета, и можно представить себе удивление его, видя доктора Гааза, переступающего с большим трудом и имеющего на шелковом чулке своем огромную кандалу. Князь не мог воздержаться от смеха.
- Что с вами случилось, дорогой Гааз, не сошли ли вы с ума? — вскричал князь, бросив бумагу, которую читал, и вставши со своего места.
- Князь, несчастный, за которого я просил вас, убежал, и я пришел занять его место узника! Я виновен более, чем он, и должен быть наказан.
Не будь это князь Дмитрий Владимирович Голицын, а другой начальник, завязалось бы уголовное дело, но отношения князя к Государю были таковы, что он умел оградить и себя, и доктора Гааза, которому дал, однако же, прежестокую нахлобучку.
Он вышел из кабинета, заливаясь слезами, повторяя: "Я самый несчастный из смертных, князь сказал, чтобы я никогда не смел больше просить его ни о какой милости, и я не смогу больше помочь ни одному несчастному"
Двадцать лет по понедельникам Фёдор Петрович провожал арестантов. В своей пролётке он привозил еду и всякие нужные вещи.
Вот что писал о Гаазе Московский почт-директор Александр Булгаков: "Хотя Гаазу было за 80 лет, он был весьма бодр и деятелен, круглый год (в большие морозы) ездил всегда в башмаках и шелковых чулках. Всякое воскресенье ездил он на Воробьевы горы и присутствовал при отправлении преступников и колодников на каторжную работу в Сибирь. Александр Тургенев, который был весьма дружен с Гаазом, познакомил меня с ним. Они уговорили меня один раз ехать с ними на Воробьевы горы. Я охотно согласился, ибо мне давно хотелось осмотреть это заведение. Стараниями Гааза устроена тут весьма хорошая больница, стараниями его и выпрашиваемым им подаянием ссылочные находят здесь все удобства жизни. Гааз обходится с ними, как бы нежный отец со своими детьми... Цепь колодников отправлялась при нас в путь, бо’льшая часть пешком... Гааз со всеми прощался и некоторым давал на дорогу деньги, хлебы и библии"
… Метельным зимним вечером Гааз шел проведать больного. Прохожих никого не было. Внезапно из переулка вышли трое, закутанные в отрепье.
- А ну, скидывай шубу и шапку, да поживее. И мошну давай… Пикнешь - придавим.
- Отдать вам шубу? Хорошо. Я вижу вы все плохо одеты. И деньги отдам. Но прошу об одной милости. Я - доктор. Спешу к больному. Без шубы я к нему не дойду. Идемте вместе. У ворот я сниму шубу.
Один из них зло хохотнул и взмахнул дубинкой, но другой, постарше, удержал его, подошел вплотную, всмотрелся:
- Братцы! Да это же Федор Петрович! Батюшка, милостивец, да кто же тебя обидеть посмеет. Прости, Христа ради. Идем, батюшка, мы тебя проводим. Ничего у тебя не возьмем…
Несший столько любви к людям, доктор умер в нищете в доме при Полицейской больнице, где и жил. На благотворительность он потратил всё своё состояние. Вся недвижимость, фабрика, лошади, всё было продано, а средства переведены на благотворительные нужды.
Едва ли не полностью на свои деньги Гааз перестроил «Тюремный замок» - Бутырскую тюрьму. Впервые в камерах были сделаны окна, поставлен умывальник; можно было спать на нарах (до тех пор спали на полу). Он делал очень много - собирал средства для выкупа крепостных детей, чтобы они могли следовать в ссылку со своими родителями, открыл больницу для бездомных, бродяг, бывших узников тюрем…
Казенных денег не хватало, пожертвований тоже. Гааз пускал в ход собственные средства - так исчезла карета с белыми рысаками, дом в Москве, усадьба, фабрика…
Хоронили его за казённый счёт. За его гробом шли 20 тысяч человек разного сословия: от бывших каторжников до дворян, от купцов до генералов. Сотня казаков. которая была прислана властями, чтобы охранять процессию слезла с коней и тоже пошла за гробом.
А в 1909 году во дворе Полицейской больницы на пожертвования москвичей был сооружён памятник доктору. Скульптор Андреев денег за работу не взял. Его и сейчас можно увидеть во дворе этой больницы, которая теперь называется НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков в Малом Казённом переулке.
Источники:
Антонов, П. Федор Гааз: человек отчаянной смелости. Со дня кончины знаменитого врача и филантропа исполнилось 150 лет / П. Антонов// Независимая газета. – 2003. – 20 авг. – C. 10.
