«Недавно в одном разговоре зацепила фраза: «Мои школьники время баррикад видят как сказку: Лачплесис дерётся с Земным рыцарем, оба падают в Даугаву, черти стреляют в спину Кокнесису, латыши провожают всех в последний путь, проходят века, все продолжается… Никакого пиетета, только скепсис и равнодушие», — пишет Элита Вейдемане в «Неаткариге».
Вначале я хотела было сказать, что школьники все «видят» так благодаря работе учителя, но чуть позже поняла: молодой учитель все это видит ровно так же, ведь он пережил время восстановления государственности, будучи маленьким ребёнком, столь же невинным, как то время. А сказки о Лачплесисе, которые собирали и сохранили для будущих поколений седовласые мамочки и папочки, это все выдумки, чтобы рассказывать детям, если больше рассказывать нечего...
Тот молодой учитель, по правде говоря, ни в чем не виноват: он — продукт обстоятельств. Допускаю, что о баррикадах он в школе ничего не учил, так как история ещё была слишком «свежей», а его родители могли баррикады не заметить. Как же нелегко было тем, кому пришлось заниматься тривиализацией действительно драматических событий истории, чтобы они из реальных, государственно значимых, стали мероприятиями малозначимых развлечений… И в этом учитель, конечно, не виноват.
Прошло 26 лет с января 1991 года, когда после кровавого подавления демонстрации в Вильнюсе в Риге были построены баррикады, в которых участвовало около 45 000 человек. Прежде на набережной Даугавы собралось по крайней мере полмиллиона людей, чтобы выразить солидарность с латышским народом и выступить за Латвию.
После этого в Ригу стали въезжать грузовики, сперва вроде стихийно, но все же организованно располагаясь у Кабмина, телевидения, Верховного совета… Люди приходили защищать своих: правительство, депутатов парламента.
Конечно, тогда не было иллюзий о том, что баррикады могли бы надолго оттянуть военное вторжение, но эмоциональная и моральная ценность баррикад огромна. И это уже никакая не сказочка. До этого, возможно, у кого-то и были фантазии о «суверенной республике в суверенном Советском Союзе», но после кровопролития в Вильнюсе и Риге они исчезли как прошлогодний снег. После того, как 4 мая 1990 года в Латвии наступило реальное двоевластие, которое могло влачить жалкое существование ещё долгое время, баррикады стали катализатором более быстрому движению к полной независимости Латвии.
Тогда в этом движении, на мой взгляд, наиболее важным было то, что тысячи людей защищали своё правительство, своих депутатов. Вряд ли сегодня мы можем себе представить нечто подобное.
На протяжении 26 лет процесс из защиты превратился в противостояние. Постепенно, но, кажется, необратимо. И не потому, что события периода баррикад кто-либо пытался интерпретировать неверно. Нет, все было в порядке. Исторически в порядке. И все же удовлетворения, гордость и возможности без обид отметить эти события — это у нас отобрано. Цинизмом власти, высокомерием и бесстыдством — как топором отрезано.
Когда я наблюдаю, как один-другой власть имущий слезливо отмечает события баррикад, так и хочется сказать: слушай, ну заткнись уже! Не приходи сюда.
Продолжай просиживать штаны на своём удобном депутатском кресле. Мы сами как-нибудь вспомним 1991-й год. Без тебя будет лучше. Стыдно смотреть на твои лицемерные муки. Тебя тогда на баррикадах не было, почему ты приходишь сейчас? Чтобы отметиться? Чтобы показать, насколько, по-твоему, значимым было то время? А может, чтобы хоть немножко почувствовать себя в роли тогдашних защитников Латвии — той роли, которая тебе сейчас не светит?
Власть имущие за 26 лет успешно украли у нас чувства национальной и патриотической гордости, которым вполне нормально и логично было бы цвести в саду сердца каждого латыша. Но в основном «цветёт» лишь обида — на то, что правящие принимают нас за дойных коров, которых можно использовать до бесконечности.
При виде всего этого, единственное чувство, рождающееся во мне — это страх. Страх за то, что тогда, когда, возможно, придётся защищать не только парламент или дом правительства, а всю Латвию, мы спохватимся, что у нас нет ничего — никакого пиетета, только скепсис и безразличие.»
Читайте также:
