Уже четыре года прошло с тех пор, как двукратный призер Олимпийских игр Виктор Щербатых завершил спортивную карьеру. Но как часто бывает, из спорта он не ушел, а плавно трансформировался в наставника, благо опыт за его плечами богатый — в свое время он не только поднимался на пьедестал почета в Афинах в 2004-м и Пекине в 2008-м.
А еще становился чемпионом мира и пять раз был сильнейшим на континенте. Теперь он является тренером сборной Латвии по тяжелой атлетике, помогая Эдуарду Андрушкевичу. Повод встретится с Щербатых был очевидным — в Бразилии тяжелоатлеты оказались одними из тех, к кому уж точно не может быть претензий. 18-летняя Ребекка Кох стала четвертой в своей весовой категории, а Артур Плесниекс занял восьмое место. Казалось бы — все отлично. Ан-нет: Щербатых как всегда самокритичен, строг. Максималист по натуре, он принимает только первые места.
Даже когда речь заходит о его подопечной Ребекке Кох, он не дает спуску даже себе: «Если смотреть на то место, которое она заняла — четвертое, все хорошо. Но тут все равно есть вина тренеров, а значит и моя, потому что она, я уверен, могла стать третьей. Но мы не доглядели. Я имею ввиду те же вспомогательные упражнения. над которыми на тренировках надо было работать больше. Это все ньюансы, но они порой и играют решающую роль. На Олимпиаде — как раз такой случай был. Это наша внутренняя кухня, но я готов это признать».
И тренер, и психолог, и родитель...
— Обычно у нас принято жаловаться на нехватку средств — нет денег, нет условий, нет премий.
— Мне вообще не нравится, когда жалуются. Работать надо. Я сам, когда в первый раз становился чемпионом Европы в 2001-м, получал 100 лат в месяц. И ничего, выдержал. Вот я спрашиваю некоторых ребят: «Сколько ты получаешь?». «Двадцать», — он мне отвечает, то есть 20 000 евро в месяц. «И ты так играешь?», — у меня просто нет слов. Людям дают эти деньги, чтобы они жили в зале, жили на стадионе и показывали результат. А они не могу ни по мячу попасть, ни шайбу забросить. За что им платить тогда?
— Ребекке Кох с тобой не тяжело?
— Я с ней столько времени вместе провел на тренировках, что о каких-то психологах ей говорить просто глупо. Она и не знает, для чего ей нужен психолог.
— А вот руководители ЛОК после возвращения из Рио-де-Жанейро охотно рассуждали на эту тему и даже признались, что один из спортсменов просил помощи психолога во время Игр в Бразилии.
— Я для Ребекки и тренер, и психолог. Во время сборов она со мной все 24 час в сутки. Она не так много времени проводит с папой и мамой, как со мной.
— Ей всего-то 18 лет. Впереди будет не одна Олимпиада.
— Главное, чтобы она сама понимала. Сейчас она — совсем другой человек. Не поверите, она уже сейчас готовится к Играм в Токио, которые пройдут в 2020 году.
— У Ребекки уже есть несколько титулов, но по юниорам. У нас есть и ребята, тот же Ритварс Сухарев, которые становятся сильнейшими в тяжелой атлетике по своим возрастам.
— Все равно все самое ценное завоевывается по взрослым. Да, согласен, у нас есть целая группа ребят — парней и девочек в возрасте 14-15 лет, которые показывают отличные результаты, берут медали. Есть с кем работать. Но все самое главное у них впереди, у них только все начинается. Дожить до выступления среди взрослых — тяжело. Я сам в 19 лет был призером и чемпионата мира, и чемпионата Европы. А вот по мужикам стал только в 24 года. Так что более четырех лет мне пришлось ждать. Д а и тяжеловесы дольше растут, или созревают, скажем так. Вот когда ты становишься сильнейшим по взрослым — это уже совсем другой уровень. Хорошо, что сейчас Международная федерация тяжелой атлетики ввела на всех турнирах возрастной ценз — до 23 лет. Так что не надо ждать, как это было у меня, несколько лет после юниоров. Мы в свое время в такие передряги попадали, в такие бойни ныряли... Ничего, выдержали.
На вес золота
— Вы могли бы с Эдуардом Андрушкевичем написать интересную книгу.
— Эх, чего только с нами не было. Приехали как-то раз на чемпионат Европы в Болгарию. Записали начальные веса, и вижу — я шестой. И до тройки мне ну никак не дотянуться. Я чуть ли не первый разминаюсь перед выходом на помост. Потому что мы оказались самыми дохлыми. А я ведь к тому времени уже был чемпионом Европы. Мой тренер пошел посмотреть, как разминаются другие, кто как поднимает штангу. Все фиксирует. Он подходит и говорит: «Витя, надо столько-то поднять». Я поднимаю. Он дальше ходит, все подмечает. У него мозги работают. Все кончилось тем, что я выиграл на том чемпионате Европы рывок, выиграл толчок, и в сумме был лучшим. И снова стал сильнейшим. А все потому, что тренер вовремя подсказал: «Виктор, тут надо килограммчик добавить. А там— все пять». Он сидел, смотрел, выглядывал: «Это столько не поднимет, тот — тоже. Все. Ты готов? Пошли!». Чик-чик, и я чемпион Европы во всех трех упражнениях.
— Выходит, у тебя тренер в прямом смысле слова был на вес золота?
— Конечно, вот и сейчас со своими учениками я еду на чемпионат Европы и не занимаюсь этим. Стратегия — это прерогатива Эдуарда Андрушкевича. Я по другой части. Всему свое время. Мы с Эдуардом 16 лет готовились к нашей первой Олимпиаде. И он все время был один. Когда есть помощники — это другое дело. А когда ты один — тебе не на кого переться. У тебя по-другому мозг работает. Он на протяжении двух десятков лет был один у меня. Это сколько же чемпионатов мира и Европы! Вот также и с Ребеккой — я смотрю за техникой и дисками, все остальной — это Эдуард.
— Как только Эдуард Андрушкевич все успевает. Он ведь с недавних пор помогает и сборной Италии. Так ведь?
— Да, как-то они его попросили помочь перед очередным чемпионатом Европы. Он и приехал. И что? У Италии впервые за 100 лет свой чемпион Европы по тяжелой атлетике.
— Если честно, Эдуард Андрушкевич так долго в латвийской тяжелой атлетике, что других тренеров я и не назову. Сколько через его руки прошло штангистов, сколько поколений тяжелоатлетов он воспитал... У нас, действительно, в стране нет больше других тренеров в этом виде спорта?
— Не так все печально с тренерами. Есть такие, кто работает с нами, в нашей команде. В же знаете эту ситуацию с двумя федерациями тяжелой атлетики. Кстати, юридически этот спор до сих пор не разрешен. Так вот, в нашей федерации тренеры цветут — в Добеле, Риге и Даугавпилсе. В другой... Мы не помогаем Лудзе, Балви и Огре. Но там у них реально никого нет. К счастью, ситуация постепенно меняется — в той федерации сменился президент и вроде бы какие-то контакты начинаются. Не охотно, но они идут навстречу. И я готов им помогать, переступив через свое «я». Потому что мы все-таки одна семья.
Компьютеры заменили спортивный зал
— Если немного обобщить наш разговор и поговорить о здоровье нации... Есть что сказать по этому поводу? Ну наверняка есть, Виктор.
— Как-то резко все ушли в науку, компьютеры, а о здоровье забыли. Вот почему сейчас все дети вроде как умные, но толстые. Акцент на учебу — это хорошо. Но это однобоко. Мы забыли о здоровье наших детей. Вот что плохо. У нас одно поколение рождается не очень, другое — еще хуже. Сейчас вроде как положение меняется. Это хорошо. Государство должно заботиться о здоровье детей. И для этого нужно выделять больше средств. Если говорить о проблемах латвийского спорта, то ими должны заниматься профессионалы. То есть сами спортсмены, которые знают всю эту кухню изнутри. У нас же в правительстве не сидят спортсмены...
— Как не сидят? Министр обороны — твой коллега Раймонд Бергманис.
— Но это скорее исключение. Я в общем и целом говорю. У нас ведь чиновники говорят на всех углах — спорт не нужен. У нас там учителя... Понимаю, учителям трудно. Но и у нас начинающий тренер получает только 200 евро. Это смешная ситуация. Точно такая же, в какой и я оказался, когда ушел из большого спорта.
— У тебя безболезненно произошел переход от действующего спортсмена к тренеру?
— Депрессии точно не было, могу вас успокоить. Мне одно время предлагали услуги психолога еще когда я отбывал ту самую дисквалификацию. Ребята, о чем вы говорите, какой психолог? Да, меня отстранили от тяжелой атлетики на два года, но я был не виноват. И что — жизнь закончилась? Нет. Дайте мне зал, дайте условия для тренировок, и все будет в порядке. И не трогайте меня. Был я в свое время депутатом. Но это не мое. Тоже зал, но другой. Там, кстати, много говорят. Если поговорить с кем-то о моих личных проблемах.... Извините, мне в зал. И только меня видали. Не, переход на тренерскую стезю прошел плавно. Единственное что, я вдруг стал понимать и осознавать — теперь тебе можно все.
— Это такое пьянящее чувство...
— Не то слово. Вот реально все — и в хорошем смысле, и даже в плохом. А все потому, что все эти годы я был в жестком режиме, я по-другому и не представлял свою жизнь. Это был мой выбор. Но надо было работать и добиваться побед. А без адского труда и жесточайшего режима это сделать было просто невозможно.
— Сейчас ведь форму наверняка поддерживаешь?
— А по-другому никак. Не тренируюсь какое-то время — начинает болеть спина, суставы. Каждый день я обязан быть в зале, должен каждый день тренироваться. Тогда проблем у меня нет. Просто веса не те уже. Но без зала все равно не могу. Куда я без тяжелой атлетики...
