В архивах Краеведческого музея Вологодской области нашли письмо блокадницы Анны Орловской. Находка уникальна тем, что, несмотря на стоящий штамп "Просмотрено военной цензурой", цензоры оставили в нём описания ужасов первой блокадной зимы и недовольство властью (она называет её представителей головками).
Ветеран педагогического труда Анна Алексеевна написала письмо из Ленинграда в Устюжну, предположительно, весной 1942 года. В начале XX века она преподавала в Устюженской женской гимназии, а затем в школах города. Письмо адресовано Наталье Михайловне Томиловской, учителю музыки из Устюжны.
Судьба автора письма неизвестна. В списках погибших в блокадном Ленинграде её нет.
Дорогая Наталья Михайловна!
Живы ли Вы! Я пока жива, но, наверно, это письмо будет последнее. Вы не можете себе представить, что мы все в Ленинграде представляем из себя. Живые мертвецы, едва двигающиеся… Я только молю Бога, чтобы поскорее умереть, на душе всё время такое отчаянье, что готова лишить себя жизни. Если бы не мой возраст, я не задумывалась бы это сделать. В таком ужасе мы живём. Мертвецов не хоронят в гробах, а зашивают в тряпку и на тележке собственными силами переправляют на пункты, где целыми штабелями отвозят в траншеи.
Я живу сейчас одна в ужасных условиях. Единственная отрадная минута, когда вспоминаю об Устюжне, и сейчас бы с удовольствием эвакуировалась бы к Вам, но не знаю, можно ли проехать, и какова у вас, в Устюжне, жизнь. Здесь мы обречены на верную смерть, конечно, не "головки". Все болеем цингой, дёсны опухли лиловой опухолью, ноги не идут. Кто ещё может двигаться, то только при помощи палки. Вы бы меня, дорогая, не узнали — это еле живой скелет. Что мы переживали зимой, Вы себе и представить не можете: от бомбёжки падали дома. Ленинград — это город развалившихся домов…
Напишите об Устюжне поподробнее. Можно ли приехать? Есть ли где остановиться? Наверно, город переполнен беженцами из Ленинграда… Мы, иждивенцы, получаем 300 гр. хлеба, голод царит такой, что, наверно, с сотворения мира не было таких ужасов, какие мы видим сейчас здесь.
Окна у меня от бомбардировок все повылетели, вместо стёкол вставлены фанерки. Свет проходит только в маленькую щель, живу не в комнате, а в гробу.
Счастливая Вы, дышите свежим воздухом. Наверно, тоже голодаете, но всё-таки не так, как мы. У нас нет ни света, ни воды, ни уборных. Сначала за водой ходили многие на Неву с вёдрами. Вместо уборной в комнате ведро, которое выносим во двор, а света нет никакого, дров ни у кого нет. Ой, как тяжело, дорогая, Вы себе представить не можете. Ответьте, дорогая, сразу, может быть, Ваше письмо застанет меня ещё в живых.
