Двадцать пять лет назад распался СССР. Великий социальный эксперимент завершился. Реакция на эту годовщину, как правило, является привычно одномерной. Однако «советский» – это кодовое слово, которое для разных людей означает разные вещи. Предлагается либо ликовать по поводу «падения тирании», либо оплакивать предательски погубленную врагами «весну человечества». Адепты советского и антисоветского мифа сходятся в виртуальных схватках, осыпая друг друга оскорблениями и угрозами.
Того мира уже давно нет, люди, которые родились в год его окончательного распада, уже взрослые – но как бывают «фантомные боли» в давно ампутированных конечностях, так и давно покойный СССР вызывает острые препирательства.
Что же можно понять в происшедшем? Идеология, на которой строился СССР, оказалась неработающей. Ее обетования не сбылись. Официальные лозунги о «преимуществах социалистического строя» под конец не вызывали ничего, кроме мрачной иронии. Люди видели, что граждане стран Запада – которые СССР должен был превосходить по всем параметрам – живут намного богаче.
СССР не был тотально закрытым обществом – и многое просачивалось. В кинотеатрах шли кое-какие западные фильмы, по телевизору показывали сериал про Скиппи – и на глаза советскому зрителю вполне мог попасться ассортимент сельпо в австралийской глубинке.
В советских фильмах несознательная девушка могла «продать Родину за тряпки» – не за большие деньги или потрясающие карьерные возможности, а именно за тряпки – что неизбежно выдавало неуспешность социалистической экономики в удовлетворении потребностей граждан. Товарный дефицит был неиссякаемой темой для горьких анекдотов.
Поэтому мне кажется одинаково неверным говорить о том, что «Запад победил в холодной войне», и о том, что «СССР развалила кучка предателей». Просто идеология – и насаждаемая ею экономическая модель – оказались неэффективными.
Давно покойный СССР вызывает острые препирательства (фото: Анатолий Гаранин/РИА «Новости»)
|
Можно ли было выйти из нее с меньшими потерями? Видимо, да. Но мы уже не там – а здесь, и не можем повлиять на прошлое – а только на сегодняшнюю реакцию на него. «Советский» – это кодовое слово, которое для разных людей означает разные вещи. Между, скажем, сталинским и брежневским СССР огромная объективная разница.
Есть разница и в субъективном восприятии советского опыта. Для кого-то это воспоминания детства и юности, кружок юных натуралистов при дворце пионеров, первая поездка к морю, новогодняя елка. Для кого-то – сталинская тирания (которую он не застал) и упадок позднего застоя. Для кого-то – великая мечта о новом мире, где «человек человеку – друг, товарищ и брат», для кого-то идеологический контроль на всех уровнях и унизительный быт.
Точно так же очень разные вещи могут стоять за неприятием «советского». Кому-то в принципе не нравится идеологическая диктатура – а кому-то только то, что она диктовала не нравящиеся ему вещи. Интернационализм, а надо было этническую ненависть. Равенство – хотя бы в теории, а надо было деление на «высших» и «низших».
Люди, негодующие по поводу КГБ, могут в то же время с восхищением относиться к пиночетовской DINA, этим «мужественным людям, которые спасли Чили от коммунизма», или еще более мрачным организациям. «Антисоветскими» могут быть самые разные люди, самых разных убеждений – как и за ностальгическими симпатиями к СССР могут стоять очень разные ценности.
Точно так же очень разные вещи могут подразумеваться под «декоммунизацией» или «преодолением советского наследия». Когда толпа сносит памятник Ленину, важно не только то, что этого памятника здесь больше не будет – но и что это за толпа и чем она руководствуется.
«Преодолением совка» может называться окончательное уничтожение всяких признаков социального государства и провозглашение чистого социал-дарвинизма; избавление от любых проблесков «дружбы народов» и насаждение самых звериных форм национализма.
Клятвы в вечной ненависти к СССР отнюдь не мешают людям быть продолжателями худших советских традиций. «Антисоветчик» может быть инвертированной копией советского идеологического работника – многие, впрочем, именно ими и были в прошлом.
«Антисоветские» речи могут в точности повторять советские идеологические схемы. Вот есть линейный прогресс, магистральный путь развития человеческой цивилизации, от мрачного прошлого к светлому будущему. Вот есть лагерь прогресса, люди, которые трудятся над тем, чтобы это светлое будущее наступило. Вот есть лагерь реакции, злодеи, которые тянут нас назад.
Вот есть наша великая борьба, в которой мы не считаемся с жертвами. Потому что «наши жертвы не были напрасны», а жертвы на другой стороне вообще не следует замечать. А нечего им было быть на «неправильной стороне истории».
Точно так же, как и в советском контексте, цель публичного высказывания – это демонстрация идеологической лояльности. Только уже совсем другим людям. Но идеологическая непримиримость и нутряной страх быть заподозренным в симпатиях к врагу и идеологическом неправоверии – те же самые.
Ностальгия по СССР – или, напротив, резко негативная оценка этого периода – сама по себе очень мало говорит о человеке. Лучше обращать внимание на другое – на ценности, исходя из которых человек выносит свои оценки.
Что является определяющим? Жизнь и благополучие людей, гражданский мир, порядок и стабильность, при которой люди спокойно живут своей частной жизнью, растят детей, кормятся трудами рук своих и молятся Богу по своей вере – или очередной идеологический фантом, в жертву которому этих людей можно скармливать.
Наследие идеологической диктатуры преодолевается не тогда, когда люди находят себе новых идолов, а старых ожесточенно ломают – а когда они понимают, что идолы – это всего лишь идолы, и из-за них в любом случае не стоит ненавидеть и преследовать живых людей. Когда люди могут спокойно, не вцепляясь друг другу в глотки, говорить о делах минувших дней – потому что фантомные боли ушли.
Теги:
СССР, идеология, Советский Союз
