В Санкт-Петербурге со стены Военного инженерно-технического университета сняли памятную доску Карлу Маннергейму.
В данный момент доска перенесена Российским военно-историческим обществом в музей-заповедник «Царское Село», где его, очевидно, и будут хранить.
А нам самое время подумать о том, что это вообще такое было.
Давайте говорить прямо — это была блокада. Снова и снова при помощи Маннергейма Питер хотели взять измором и принудить к сдаче. Питер должен был проглотить унижение и согласиться на вариант «национального примирения» в том виде, в каком его видит часть современной российской элиты.
Главным двигателем «перформанса» оказалось Российское военно-историческое общество, в музее которого в итоге памятная доска и упокоилась. Реставрировать ее не будут. Как сообщило РВИО, состояние доски будет напоминать о конфликте в обществе относительно понимания российской истории.
Состояние доски, действительно, красочное. За то время, пока она висела на здании университета, ее несколько раз обливали краской, обстреливали, обливали кислотой и, наконец, порубили топором. То есть, питерцы пустили в ход весь арсенал, доступный партизанам.
Помимо этого, в ход пошли и законные действия — жительница блокадного Ленинграда Флора Геращенко подала в суд иск с требованием демонтировать доску. Возможно, именно это стало последним аргументом в пользу демонтажа — представить себе суд, на котором адвокат ответчика должен как-то оправдывать перед блокадницей чествование того, кто морил ее голодом, спрашивая: «А почему вы так сильно обиделись?» — решительно невозможно даже для тех, кто все это начал.
Авторы идеи увековечивания фельдмаршала явно не ожидали такого приема. Полагаю, они рассчитывали на то, что народ побурчит, повозмущается, но в итоге смирится. Вероятно, в их картине мира Россию населяет какой-то другой народ, с другими традициями и другим национальным характером.
Что ж, народ в который раз оказался «не тот». Он усмотрел в доске не примирение, а оскорбление — и отреагировал соответственно.
Все это говорит нам о том, что конфликт, который в данный момент «увековечивает» в своем музее РВИО, пролегает не только и даже не столько в исторической плоскости, сколько в ценностной.
Можно предположить, что, в понимании РВИО, смерть 900 тысяч ленинградцев — это «пустяки, дело житейское» на фоне эполетов и чеканного профиля. Мол, не такая уж эти 900 тысяч ценность, чтобы так долго обижаться на столь бравого офицера.
Видимо, РВИО по какой-то причине полагает, что Великая Отечественная была уже давно и утратила значение краеугольного факта нашей истории. Собственно, именно это и пришлось бы оглашать в суде как позицию ответчика, если бы суд состоялся.
А народ полагает иначе. Народ, который является единством живых, мертвых и еще не родившихся, ощущает свою общность с блокадниками, с воинами Советской армии. Он готов защищать их честь с кислотой и топором в руках. А если потребуется — то идти на неподчинение закону.
Вот тут у кого-то сработал инстинкт самосохранения — потому что говорить в глаза людям, которые недавно поливали доску кислотой, стреляли в нее и рубили топором, что они не народ, а просто тут прописаны и являются необязательным приложением к территории, — просто-напросто опасно. Может что-нибудь бессмысленное и беспощадное произойти.
Конфликт, который РВИО полагает спором «исторических толкований», на самом деле заключается в том, что РВИО не предполагало в России наличия какого-то там народа, полагая его населением. Народ для РВИО в России оказался неожиданно. Его там не должно было быть.
Вот в чем конфликт, а вовсе не в трактовках.
А народ в России есть. Народ гордый, упрямый и жесткий. Таков научный факт, доказанный следами, которые этот народ оставил на фельдмаршале.
Народ в России есть. Доказано Маннергеймом.
Роман Носиков
http://riafan.ru/565179-proshchanie-s-feldmarshalom-roman-nosikov-o-narode-i-teoreme-mannergeima
