Волна возмущения выставкой престарелого любителя голых девочек, безусловно, излишняя. По уму, надо было либо изначально ее не пускать в Россию, либо тихонько закрывать по запросу оскорбленных зрителей, но уж точно нелепо было реагировать государству на волну, запущенную блогером Миро и поддержанную горе-активистами, которые выставляют здоровый консерватизм, презирающий постмодернистсткую бессмыслицу, в виде дикого фундаментализма.
Если резкая реакция на богохульные выставки Гельмана и постановку Тангейзер была оправдана, как знак нового активного неприятия государства и народа, достигших консенсуса по традиционным ценностям, т.н. прогрессивистам-извращенцам, считающим себя современной культурой, то нынешнее действо не оправдано ничем. Оно сделало рекламу никому не известному в широких кругах фотографу и выставило в странном свете людей, которые искренне не приемлют такое "искусство". При всем моем мракобесии мне вовсе не охота ассоциироваться с имбецилом, выливающим нечистоты на что бы ни было.
Более того, сейчас в соцсетях пошла новая волна, высмеивающая запрет этой выставки: защитники старого любителя ню созревающих тел приводят многочисленные кадры обнаженки в искусстве, даже - вот! посмотрите, мракобесы — оголенных детей в советских фильмах. Участники оправдательного моба в рунете считают себя остроумными, но на самом деле совершают глупейшую подмену. Стоит любому здравомыслящему человеку посмотреть фотосессии этого "художника", а также отрывок из фильма, где он снимает молодых нудисток, сам стоя у камеры с голой задницей, чтобы понять, что он никакого отношения к искусству не имеет. Это даже не эпатаж и заработок на нарушении табу (хотя и это в том числе), но чистейшей воды извращенная сексуальная страсть. Голое тело ребенка ради голого тела, ради его вожделения.
В советских кинокартинах оголенные дети предстают как дети, непорочные ангелы, которые так и воспринимаются объективом камеры и зрителем. Даже в античной скульптуре тело предстает как идеальное выражение божественного аполлонического начала. Здесь же пытливый взгляд фотографа цепляется за каждую детскую выпуклость и ложбинку, выискивает раннюю похоть у созревающего ребенка и разжигает ответную у зрителя. Того, кто говорит об этом честно, сразу обличают в извращенности: это известный прием защитников разврата — обвинить в нём не того, кто совершает извращение, а того, кто называет это извращением. Это, кстати, любимый прием и педофилов: мол, дитя, ты сам придумываешь извращение, на самом деле, все нормально.
Те, кто раздул волну против выставки, поступили глупо. Но те, кто сейчас ее защищают, поступают преступно, повторяя методы педофилов. Ребенок, даже взрослеющий, это прежде всего ребенок — и его невинность, непорочность нуждается в абсолютной защите и неприкосновенности. Поскольку непорочность эта не столько физическая, сколько душевная и духовная. Это частичка того потерянного рая, которая оставлена нам Богом. Эту саму частичку и уничтожают извращенцы, покушающиеся на детей.
РМ
