Когда я был маленьким, ну, или не совсем взрослым, никогда не догадывался о том, что жизнеописания чуть ли не через раз пишутся о тех людях, на которых автор хотел быть похожим, или на кого он похож действительно.
(В крайнем случае о тех, в ком твой характер странным образом преломляется).
Потому что о себе писать проще: ты себя понимаешь; а глядя на себя через другого, постороннего — желательно через того, кто больше тебя — ты осознаёшь свою суть ещё лучше; и даже как-то возвышаешься над собой.
Но так бывает, конечно же, не всегда.
В своё время, извините что о себе, я написал книгу «Леонид Леонов: Подельник эпохи», и мне в те дни даже на ум не приходило, что мы хоть в чём-то похожи с Леоновым. Мне просто нравится его проза, — но походить на него? Избави Бог.
Проза Катаева поражает меня с самого раннего детства; как прозаика я люблю его едва ли не так же как Леонова. И если б Шаргунов не сделал биографию Катаева, когда-нибудь и мне б наверняка пришло в голову заняться этой работой.
Оттого, что катаевский «мовизм» — одна из вершин русской словесности: а мы понимаем, что такое отечественная литература, и каковы иные её вершины.
«Белеет парус одинокий» — волшебная вещь; несколько ранних рассказов Катаева дышат воздухом и одесской весной, его роман «Время, вперёд!» — настоящий, кипучий, пахнущий рабочим потом авангард: сейчас так не делают при всём желании. И никогда не делали так до Катаева.
А биография Катаева? Автор черносотенных стихов в ранней юности, участник Первой мировой, награждённой шашкой «За храбрость», блестящий циник и приятель Бунина в молодости, белый офицер, потом, естественно, боец Красной армии, в перерывах ещё чей-то офицер — в этом стоило разобраться…
И Шаргунов разобрался.
Хорошо, что именно он написал эту книгу.
Не знаю, до написания книги автор догадывался о своей странной близости с героем, или угадывал её уже в процессе написания, но она, конечно же, есть.
И Катаев, и Шаргунов происходят из духовенства. (Это отдельная тема, о которой надо …
