Какие цели Россия на самом деле преследует в Сирии? Как складывается в этой ближневосточной стране ход российской военной кампании? Почему не получилось блицкрига? Что нас ждет в Сирии дальше и какие шаги следовало бы предпринять в ближайшее время?
На эти и другие вопросы в беседе с корреспондентом Федерального агентства новостей отвечает подполковник запаса Виктор Мураховский, главный редактор журнала «Арсенал Отечества».
— Виктор Иванович, существует великое разнообразие оценок того, что произошло в Сирии с начала операции ВКС РФ. Значительная часть российских граждан относится к сирийской кампании как к почти годичному движению от внезапной эйфории 30 сентября 2015 года к нынешнему эмоциональному безразличию, вызванному психологической усталостью и ощущением какого-то тупика. Первые российские бомбы на головы боевиков были восприняты с восторгом. Зачарованные ежедневными видеороликами результативных ударов, гражданские аналитики сулили ВКС короткую и успешную кампанию. Каспийская премьера «Калибров» лишь подогрела эти ожидания. Но в конце концов последовало формальное соглашение о прекращении огня, начало примирения враждующих сторон, вывод части ударных бортов с «Хмеймим», заявление о «в целом выполненной» задаче ВКС и… продолжение кампании. Паузы между публикациями новых «победно-отчетных» роликов от Минобороны стали расти, а общественные ожидания скорого завершения Сирийской войны — уменьшаться. Параллельно уменьшалась вера в то, что официально декларируемые руководством РФ цели кампании являются таковыми на деле.
— Что вы имеете в виду?
— Первоначально люди верили, что кампания была начата Москвой для борьбы с сирийскими террористами — в частности, ради уничтожения там боевиков ИГ российского происхождения. Позже стала расти популярность западной точки зрения, что наиболее приоритетной целью операции РФ было сохранение у власти Башара Асада. Так или иначе, но ни эффектное взятие Пальмиры, ни тем более недавний внезапный российский «разворот лицом» к Турции не вернули ощущения близкой победы. Напротив, усиливается впечатление, что кампания в Сирии забуксовала. Чем на такой вывод обывателя ответит профессиональный военный?
— Следует иметь в виду, что ситуация в Сирии многоплановая. Про политические вопросы я не хотел бы рассуждать. Касательно же военно-стратегической обстановки, военно-политической ситуации, важно понимать два момента. Во-первых, наша поддержка режима Башара Асада безусловной не является. Мало того, в самом сирийском военном руководстве есть люди, которые, скажем так, горячо Асада не поддерживают. Они считают, что президент Сирии допустил немало как политических, так и чисто военных ошибок. Во-вторых, некоторые наши задачи военно-стратегического плана мы публично не озвучивали, конечно, хотя они очевидны. Это, например, задача заставить США выйти с нами на более-менее равноправные военно-стратегические отношения.
— Действительно, Сирия как рычаг давления на Штаты — это очевидно.
— Задача эта не ограничивается Сирией, и возникла она, разумеется, до того момента, когда Россия начала переброску своей группировки в Латакию. Сирия — лишь один из многих элементов задачи, к решению которой Россия идет уже достаточно давно. В доказательство достаточно вспомнить Мюнхенскую речь Владимира Путина 2007 года или итоги работы Совета Россия-НАТО на фоне нежелания США вообще прислушиваться к мнению нашей страны по военно-стратегическим вопросам.
— Результаты есть? Или результатом является отсутствие результата?
— Должен сказать, что постепенно, в том числе и за счет Сирии, нам удается прогибать США в нужном для нас направлении. Вторая, не озвученная президентом и Минобороны, но явная наша военно-стратегическая задача — прочно закрепиться на Ближнем Востоке. Сирия для этого со всех точек зрения является лучшим плацдармом. При этом мы опираемся не только на Асада.
— Кто еще в Сирии заинтересован в российской поддержке? Курды, алавиты?
— Руководство Сирии не исчерпывается одним Асадом, есть там и другие силы. Есть позитивно настроенные по отношению к нам силы, которые к реальной власти пока не допущены, но являются на региональном уровне вполне авторитетными. Таким образом, в случае негативного развития сценария для Асада, Россия найдет, на кого в Сирии опереться.
— Насколько верны нам Ирак и Иран?
— Это ситуационные союзники, а не стратегические, что, конечно, сказывается на координации действий на территории Сирии.
— Аппарат наших военных советников в Сирии эту проблему на себе не способен вытащить?
— Мнение некоторых СМИ о том, что в Сирии чуть ли не всеми действиями союзных Дамаску вооруженных формирований напрямую управляют российские военные советники, — это миф. Опять же не стоит забывать, что нам приходится координировать действия в Сирии не только с Дамаском, Тегераном или Багдадом, но и с преследующими свои цели другими государствами, включая Израиль, Иорданию и, конечно, США.
— На правительственном уровне диалог между Москвой и Вашингтоном по сирийской тематике идет с большим трудом, это общеизвестный факт. Как обстоит дело на уровне военных специалистов?
— На военно-практическом уровне — тактическом, оперативном — нам удалось с командованием возглавляемой США коалиции добиться весьма неплохого взаимодействия. Но вот находящиеся сейчас у власти правящие круги США и, наверное, те, что придут им на смену после президентских выборов, они — да, идут на диалог с нами крайне неохотно.
— Неудивительно. У них достаточно прочные позиции и укоренившаяся привычка к диктату вместо поиска компромиссов.
— Сказывается то, что американцы давно привыкли считать себя победителями, еще по итогам холодной войны. Опять же, публично объявив, что российская экономика «разорвана в клочья», а сама Россия находится в плотной изоляции, они практически лишили себя возможности без «потери лица» перед избирателями сделать шаг в сторону от избранного политического курса. Диссонанс между заявленными и преследуемыми в Сирии целями наблюдается не только у российской стороны. У США он тоже имеется в формате публично декларируемого на правительственном уровне отсутствия какого-либо конструктивного диалога с нами по сирийской тематике при вполне себе действующей координации по той же тематике на, скажем так, «полевом» уровне. Такое взаимодействие они стараются не выставлять напоказ, американские СМИ о нем молчат. Мы его, кстати, тоже не афишируем — как я понимаю, по договоренности с американцами. И все же на встрече с начальником Главного оперативного управления Генштаба по ситуации в Сирии были озвучены факты нашего довольно тесного взаимодействия с американскими военными.
— Горячая линия, обмен оперативной информацией?
— В круглосуточном онлайн-режиме, что позволяет на практике эффективно взаимодействовать. Не как с союзником, конечно, но на вполне приемлемом рабочем уровне.
— Тем не менее, как бы успешно ни взаимодействовали мы с американцами на «полевом» уровне, этого явно недостаточно для какого-то серьезного изменения в пользу России status quo, сложившегося на фронтах в Сирии.
— Конечно, недостаточно. И в самое ближайшее время нам предстоит искать выход из создавшегося там положения.
— Какого положения?
— Положения, которое, с военно-политической точки зрения, можно назвать шатким равновесием, а с обывательской точки зрения, пожалуй что, — тупиком.
— Получается, не подвела обывателя интуиция.
— Со стратегической точки зрения дальше я вижу два варианта действий. Первый — договариваться с американцами, вводить в Сирию большие силы и раскатывать ими радикалов, не подключившихся к процессу примирения, в достаточно интенсивной кампании. Я оцениваю продолжительность такой кампании в 2,5–3 месяца.
— Речь ведь идет не о банальном возврате к составу воздушной группировки, действовавшей с «Хмеймим» до отзыва в Россию штурмовиков и другой ударной авиации?
— Да, я говорю о нечто большем, включая ввод в Сирию серьезного сухопутного контингента. В его составе обязательно должны присутствовать ударные огневые средства сухопутных войск — без этого ситуация вряд ли сдвинется в нужную сторону из положения шаткого равновесия. Второй вариант действий — продолжать работать в Сирии в том же режиме, что и сейчас, в надежде окончательно согласовать с американцами список подконтрольной им т. н. «умеренной оппозиции». Это позволит заметно уменьшить размеры территории, где под предлогом действия режима прекращения огня имеют возможность отсиживаться боевики-радикалы. Соответственно, все остальные воюющие группировки, не подконтрольные нам или американцам, можно будет атаковать с воздуха, способствуя неторопливому, но методичному переходу контроля над территориями в руки Дамаска. Но этот вариант имеет очень серьезные «минусы», как-то: длительный период, до 1,5–2 лет, труднопрогнозируемый итог затяжной кампании и нарастающая в ходе такой кампании зависимость РФ от коалиции, возглавляемой США. Чисто политически, второй вариант действий для России, вялотекущая и малозаметная война с минимальными потерями, на первый взгляд, может выглядеть менее болезненным и более предпочтительным. На деле же это означает продолжение отношений США и России как неравных военных партнеров.
— Тем более что уже сейчас в медийном разрезе действия американцев и иракцев под Эль-Фаллуджей выглядят более успешными, чем российские и сирийские — под той же Пальмирой.
— С позиции обывателя, описанный мною второй вариант наших действий в Сирии получится крайне изматывающим, в экономическом плане — затратным, в военном — совершенно не гарантирующим успеха, а в политическом — сомнительным.
— Но мы, видимо, в ближайшее время будем обречены как раз на этот второй вариант. По той причине, что до 18 сентября, то есть до выборов в Госдуму, в России никто ни о чем другом думать не будет. Соответственно, ввиду явного желания Барака Обамы «уйти по-тихому», у США аналогичный «мертвый сезон» по сирийской тематике продлится еще дольше — аж до 8 ноября. Причем все это станет работать на боевиков-исламистов, которые будут пополнять и усиливать свои отряды, пользуясь снижением наступательной инициативы противников. Ну а повышение боеспособности террористических группировок автоматически потребует большего времени на их уничтожение, что станет еще одной причиной затягивания сирийской кампании.
— С высокой долей вероятности, видимо, так и будет.
— Если отложить в сторону политику и сосредоточиться исключительно на военных реалиях, то что, по-вашему, не позволило реализовать сирийскую кампанию ВКС как «маленькую победоносную войну», о чем грезили многие отечественные эксперты осенью 2015 года?
— На мой взгляд, мы переоценили возможности сирийских правительственных войск. Насколько я понимаю, только непосредственная работа с сирийскими соединениями и частями после 30 сентября 2015 года открыла глаза нашему командованию на то, что подавляющая часть этих соединений и частей являлась таковыми только на бумаге. По результатам более реалистичной картины была проведена соответствующая координация совместных с сирийцами планов, что, без привлечения крупного российского сухопутного контингента, неизбежно приводило к затягиванию кампании. Но, как показало успешное взятие Пальмиры, осуществленное четко по составленной российской стороной схеме, это еще не заводило дела в тупик. Ведь что, по моим данным, предлагалось Асаду после освобождения Пальмиры? Мы предлагали сосредоточить усилия на одном-двух операционных направлениях с развитием дальнейшего успеха в направлении на Дейр-эз-Зор. Но руководство Сирии на это не пошло, по политическим причинам замахнувшись на большее и начав наступление на Табку. Это закономерно закончилось провалом, так как наступление проводилось без выполнения базовых, фундаментальных требований к подобного рода операциям. Речь идет о закреплении на занятых рубежах, обеспечении флангов, выполнении простейших военных аксиом типа «Встал? — Копай!». В общем, это азбука военного искусства, которой сирийские правительственные части просто не владеют. Мало того, в нашем советско-российском понимании, сирийских соединений и частей, прошедших боевое слаживание, у Асада просто нет.
— Слишком уж большие потери понесла Сирийская арабская армия за время гражданской войны.
— Я внимательно просматриваю видео, которое все участники войны в Сирии вываливают в интернет. По результатам увиденного могу с уверенностью сказать, что мне ни разу не попался ролик, запечатлевший нормально организованное наступление правительственных войск. Зато берешь видео с действиями боевиков ИГ, например с наступлением их на Хан-Туман, и видишь, что перед тобой — четкие действия почти по советскому боевому уставу! Вплоть до развертывания во взводные колонны на определенном рубеже. Зато со стороны обороняющихся — полная безалаберность. Никаких заграждений, никаких минных полей, никаких дежурных огневых средств — полный кошмар.
— Можно ли повысить боеспособность правительственной армии Сирии?
— Всей армии нельзя, но можно сформировать и подготовить ударное ядро. У нас такой опыт есть. В той же Эфиопии советские специалисты создавали дивизии с нуля, и они потом достаточно успешно действовали на фронте.
— Сколько это потребует времени?
— Минимум три месяца на индивидуальную подготовку, проведение боевого слаживания…
— А это делается?
— По моим данным, сейчас в Сирии нами ведется лишь подготовка специалистов, то есть индивидуальная подготовка личного состава правительственной армии.
— Готовят, надо полагать, танкистов, артиллеристов, снайперов…
— Да. Но вот чтобы забрать с фронта, доукомплектовать людьми и техникой и подготовить хотя бы батальонную тактическую группу, провести с ней полный цикл боевого слаживания — такого мы в Сирии не делаем, судя по всему. Не потому что не хотим. Хотим, да и, вероятно, не раз предлагали. Но почему-то сирийское военное руководство не пошло нам навстречу. Я вас уверяю, если подготовить хотя бы три-четыре общевойсковых бригады, каждая из которых может сформировать две батальонных тактические группы, и сосредоточить их усилия на ключевом операционном направлении, то можно переломить ход сирийской войны. Потому что по численности боевых формирований ИГ (террористическая организация, запрещенная в РФ) не так уж и велико. По оценке Главного оперативного управления Генштаба, боевое ядро этой организации на территории Сирии насчитывает 30–33 тысячи человек. Согласно справедливому для условий гражданской войны эмпирическому правилу «двойного счета», получаем к 30 тысячам воюющих 60 тысяч активных помощников, 120 тысяч сочувствующих, а остальные — это «болото», готовое принять любую власть. Если к этому добавить «ан-Нусру», «Джейш-аль-Ислам» (террористические организации, запрещенные в РФ) и прочих, то численность общего боевого ядра террористов вырастет до 50 тысяч — не больше.
— Пожалуй, чтобы при поддержке ВКС перемолоть ядро террористов, трех подготовленных нами сирийских бригад должно хватить.
— Конечно, должно. Особенно если не пытаться наступать одновременно везде, а сосредоточиться на одном операционном направлении, способном создать новую оперативно-стратегическую обстановку.
— И вы знаете такое направление?
— Разумеется. Это Алеппо.
Андрей Союстов
http://riafan.ru/537125-bez-illyuzii-i-prikras-murahovskii-o...
