У меня сломался телефон. Ну как сломался – капризничать начал. Выключался через каждые пять минут по собственной инициативе, а иногда, перед тем, как меня срочно покинуть, писал мне на прощание: «телефон будет выключен из-за слишком высокой температуры».
Сам при этом был холоден, как высокая блондинка, да и в комнате, где я с ним сидел и на него с тоской смотрел, было сыро. Из открытого окна пахло дождем. И я пошел искать контору, где мне его починят, тем более что знающие люди подсказали мне, что это, должно быть, испортился аккумулятор.
Нашел.
Я пришел в старое здание «Известий» на Пушкинской площади – любимые, любимые советские редакции, где нет огромных дурацких ньюсрумов, а только сплошные кабинеты по бесконечному коридору – и долго бродил по этажам, поднимался, спускался и переспрашивал, здесь ли насчет телефонов.
Нашел и вошел. Ремонт телефонов, устроенный в бывшем известинском кабинете, был какой-то странный.
По стенам висели портреты. И еще – иконы. Я сразу узнал отца Иоанна Кронштадтского, Достоевского и Амвросия Оптинского, но были и другие, неизвестные мне духовные авторитеты с серьезными бородами, смотревшие на меня сверху, как в облачении, так и в гражданском.
А под ними сидел сисадмин. Все знают, как выглядит сисадмин.
Немного занудного вида молодой парень в очках и с хвостом, который смотрит на тебя взглядом уныло-скучающим и раздраженным одновременно, словно бы ты попросил у него сто рублей, он отказал, ты просил снова и снова, он дал наконец и ты ушел, но сейчас же вернулся и попросил еще сто.
– У меня тут, видите, телефон. Аккумулятор, мне сказали, сломался. Сделаете? – смущенно сказал я.
Сисадмин вздохнул.
– Мы не занимаемся ремонтом.
Я растерялся.
– То есть как не занимаетесь? У вас же вон, на двери написано, – и я обернулся посмотреть, что было написано на двери, которую я оставил открытой, а там было написано: «Православный ремонт телефонов».
Никогда такого не видел.
– Так ведь ремонт все-таки, нет?
Сисадмин еще раз вздохнул – так глубоко, как умеют вздыхать только сисадмины, когда их просят о чем-нибудь идиоты. А мир, с точки зрения сисадминов, устроен так, что состоит из одних идиотов.
– Вы читать умеете? Написано же – «православный ремонт телефонов». Ремонт телефонов и православный ремонт телефонов – это совсем разные вещи. Хотите православный – пожалуйста. А просто так мы не ремонтируем, это вам надо куда-нибудь в другое место пойти.
Я полчаса бродил по коридорам – и уже не хотел в другое место.
– А что такое православный ремонт телефонов?
Тут он наконец снизошел.
– Смотрите, я его у вас заберу.
Пауза.
– И?
– И буду держать ваш телефон здесь, у нас.
– То есть как? А чинить?
– Еще раз вам повторяю, мы не чиним телефоны! Он будет лежать тут, вы будете звонить и спрашивать, не пора ли его забрать, а я буду вам говорить, что вы должны подождать, диагностика, то-се, еще что-то проверить, еще что-то, работы много, клиенты в очереди стоят, подождите еще день, еще два дня.
– А зачем?
– Ну как зачем. Вам будет плохо без него.
Этого я не ожидал.
– Будет вам плохо?
– Ну, смотря сколько вы его... Но вообще-то да, будет.
– Вот! Вам будет плохо, вы будете страдать, привыкли же с телефоном везде ходить, смотреть в него каждую минуту. А тут – все. Его нет. И когда количество ваших страданий перейдет в качество – вот тогда я его вам и отдам.
– И что с ним будет?
– Заработает сразу хорошо. Как новый.
– Без ремонта? Просто потому, что у вас лежал?
Сисадмин опять вздохнул и опять посмотрел на меня своим классическим сисадминским взглядом, который я бы назвал: «мое презрение к человечеству бесконечно».
– Технология. Понимаете, это технология такая. Говорю же, не верите – идите в другое место.
– Ну хорошо, хорошо, верю. Но когда – как вы там сказали? – количество моих страданий перейдет в качество?
И тут сисадмин меня удивил. В его глазах появилось что-то живое, что-то человечное, и он показал мне глазами наверх, на портреты и лики, на Федор Михалыча и старца Амвросия.
– А вот это уж я не знаю. Это – им виднее.
И я отдал ему телефон.
И ходил без него. День ходил, два ходил, три ходил, много.
И очень страдал. А потом еще больше страдал. А когда вдруг смирился с его отсутствием – или нет, когда просто почувствовал, что и не нужен он мне, я могу без него, мне без него хорошо, – позвонил сисадмин и сердито сказал, чтобы я приходил, квитанцию только не забудьте.
Телефон уже месяц работает как новый.
Но вот эти слова – про количество страданий, переходящее в качество – не дают мне покоя. Неприятные слова, тяжелые.
И я тревожно посматриваю на ноутбук.
