Как-то дружно, практически синхронно мы с моей страной начали в 1982 году новую жизнь. Для меня этот год стал началом взрослой жизни: я окончила школу. Вот таким чудом с косичками» я была в 10-м классе, такой запомнилась моим одноклассникам и учителям, фотографируясь для выпускного альбома. Прощай, любимая школа, я ухожу в свободное плаванье!
Но вот парадокс: если все десять лет мы с одноклассниками мечтали поскорее окончить школу, то когда этот момент наступил, ужасно не хотелось расставаться с родными стенами, учителями и друг с другом. На «последнем звонке» было радостно и грустно одновременно: радостно от осознания собственной взрослости и предвкушения новизны, а грустно было расставаться с детством и с его главным символом – родной школой. Сколько воспоминаний здесь осталось! Первая двойка по математике и первая победа на районной олимпиаде по русскому языку; первая любовь и первое разочарование, смотры художественной самодеятельности и школьные дискотеки, экскурсии по Волге и загородные пикники… Да мы и сейчас встречаемся с одноклассниками. Не каждый год, но раз в 2-3 года точно. Собираемся в конце мая на природе или у кого-нибудь на даче – и нет конца задушевным разговорам, забавным детским воспоминаниям и грандиозным планам…
А тогда, в день прощания со школой, мы поехали кататься на теплоходе. Что ж, если отправляться в плаванье – так в настоящее! А какая красота была в тот день в речном порту! Весна, почти превратившаяся в лето, яркое и уже по-летнему жаркое солнце, свежее благоухание сирени, как-то сразу повзрослевшие и ставшие вдруг родными одноклассники – и пьянящее чувство свободы…
Май 1982 года стал многообещающим месяцем и для советского народа. На майском Пленуме ЦК КПСС был принят солидный документ, суливший конец продуктового дефицита – продовольственная программа СССР. Однако очень скоро народный оптимизм сошел на нет: еды в магазинах не прибавилось, столичные продмаги по-прежнему осаждались приезжими, а ставшие уже привычными «колбасные» поезда и электрички так никуда и не делись. Более того, благое намерение советского руководства обернулось введением талонов на основные продукты: мясо, сахар, сливочное и растительное масло. И это было самое начало талонной системы, которая к моменту распада Советского Союза стала попросту унизительной.
Возможно, историки меня поправят, но именно так я вижу начало распада СССР как великой державы, а не как конец эпохи застоя, в чем сейчас новоявленные политологи и аналитики пытаются убедить молодое поколение. В моем понимании закат Советского Союза начался именно в 1982-м, со смертью Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева. Бессменного руководителя страны на протяжении восемнадцати лет и, как мне тогда казалось, бессмертного… Помню, как 11 ноября, на другой день после его смерти, по телевизору вместо привычных программ показывали балет «Лебединое озеро», а потом звучал реквием. Было ли мне жалко нашего «дорогого Леонида Ильича»? По-человечески – да. Старый больной человек, которого мы все каждый день видели по телевизору, был для многих советских людей каким-то своим, родным, привычным. Но, с другой стороны, я уже тогда, в 17 лет, понимала, что он давно стал просто номинальной единицей, неким «свадебным генералом» на пирушке партийных чиновников высшего ранга. И с его уходом появилась надежда на то, что на пост главы государства придет более молодой и энергичный человек. А вместе с ним придут и перемены: исчезнет дефицит, появятся модные заграничные шмотки, будет возможность поездить по миру…
Однако, 1982-й год все же стал сюрпризным для советской молодежи: отечественный комбинат «Спорт» начал выпускать кроссовки «Адидас» – мечта юных модников и модниц! Правда, очереди за вожделенной спортивной обувью были ошеломляющие, но зато какое счастье было отхватить пару пусть и не оригинальных «Адидасов», но по нормальной цене, а не втридорога у фарцовщиков! А больше ничего 17-летней девчонке тогда и не нужно было: все остальное воспринималось как должное и незыблемое. Бесплатное образование, медицина, профсоюзные путевки в любую точку Советского Союза – все это у нас было. И казалось, что будет всегда…
Порадовал 1982-й год и советских детишек: впервые в СССР появились американские диковинные игрушки – «волшебные экраны». Игрушка представляла собой доску с двумя ручками по бокам. Ручки надо было крутить в определенной последовательности – и тогда на экране возникали красивые рисунки. А если игрушку потрясти, изображение исчезало. Правда, в первое время «магические экраны» в СССР были большой редкостью, а популярными стали лишь в 90-х, когда из Америки вместе с лавиной третьесортного хлама повалили и эти «новинки».
Сразу после школы некоторые мои одноклассницы стали всерьез подумывать о замужестве. Я – нет, мне нравилось наслаждаться свободой. Я даже в первый год после школы поступать никуда не стала к великому огорчению мамы. Пошла работать секретарем-машинисткой – благо, выучилась на эту специальность в УПК, а после работы трижды в неделю занималась в женском вокально-инструментальном ансамбле при местном Доме культуры. На чем я там только не играла! На ритм-гитаре, электропианино, духовой гармонике и даже на ударных. Кстати, с одного выступления, где я лихо стучу по барабанчикам, даже фотография сохранилась, вот она. Там же, в ДК, познакомилась с классными ребятами – студентами музыкального училища. Там же и определилась с выбором будущей профессии. Но родителям пока ничего не сказала – не стала заранее расстраивать. Просто поставила их перед фактом через год, когда поступила на отделение духовых и ударных инструментов (сейчас оно называется эстрадным).
А теперь про УПК. Аббревиатура расшифровывается как «Учебно-производственный комбинат», в котором старшеклассники один раз в неделю осваивали одну из профессий. По сути, это были те же самые уроки труда, только проходили они в специальном здании, оборудованном по образу и подобию ПТУ с кабинетами для теоретических занятий и учебно-производственными цехами. В этот день (у нас он был по вторникам) отменялись школьные уроки – вместо них мы ехали в УПК и занимались там с 8 утра, как в школе, и до обеда. По окончании двухлетнего обучения успевающим ученикам присваивалась квалификация и выдавалась соответствующая корочка.
В начале 9-го класса нам дали возможность выбрать специальность из утвержденного в РОНО списка. Мальчишкам предлагались профессии токаря, автослесаря и мастера по ремонту радиоаппаратуры. Девчонки выбирали профессии повара, кондитера, швеи и медсестры, но особый интерес у нас вызывала профессия секретаря-машинистки. Ажиотаж был таким, что брали туда не всех желающих, а по результатам письменного экзамена: нужно было написать диктант не менее чем на «четверку». Я написала на «пятерку» и меня приняли. Вот так выглядел наш учебный процесс: обязательные белые халаты (до сих пор не понимаю, зачем они были нужны секретарям-машинисткам?), за каждым столом – механическая пишущая машинка и телефонный аппарат. Печатать нас учили «слепым» десятипальцевым методом, постепенно заклеивая пластырем по несколько клавиш. В конце обучения мы сдавали экзамен: практическую работу, напечатанную «вслепую». За свою экзаменационную работу я получила «пятерку», хотя до сих пор печатаю двумя пальцами – мне так удобнее.
В начале 80-х девчонки все чаще стали мечтать о заграничных женихах. Свою роль в этом сыграли глянцевые журналы мод из Германии и других социалистических стран, а также зарубежная музыка и фильмы о красивой заграничной жизни. Однако советское руководство браки наших граждан и гражданок с иностранцами и иностранками не одобряло. Более того, в 1982 году председатель КГБ СССР В.В. Федорчук настолько озаботился участившимися международными браками среди деятелей советской культуры, что направил в ЦК КПСС секретный документ, в котором приводил негативные примеры поэта Евтушенко, режиссера Михалкова-Кончаловского, актрис Федоровой и Максаковой, шахматиста Спасского и композитора Зацепина. В своей записке Федорчук сокрушался, что указанные граждане, состоящие в браке с иностранцами, в основном, проживают за границей, а когда приезжают в Советский Союз, занимаются пропагандой западного образа жизни, что крайне негативно сказывается на мировоззрении молодежи. Тогда это вызывало лишь смех и недоумение, а Федорчука втихаря называли параноиком (вслух все еще опасались). Однако все последующие десятилетия вплоть до сегодняшнего дня показали, что тревога главного КаГэБэшника СССР была не напрасной.
