К 75-летию со дня начала Великой Отечественной войны Российское военно-историческое общество подготовило выставку «Наши киногерои». Выставка передвижная — специально оборудованный фургон будет колесить по городам и весям, и посетители смогут не только увидеть экспозицию, но и посмотреть фильмы из золотого фонда советского военного кино. В Москве выставку представляла актриса Евгения Симонова, чьим дебютом в кинематографе стали легендарные «В бой идут одни старики».
— Евгения Павловна, первая работа в кино — самая памятная?
— Конечно. Но не только потому, что она — первая. На картине царила совершенно особая атмосфера бесконечной взаимной любви — все мы, от осветителей и техников до актеров существовали как одна большая семья, а Леонид Быков был для нас действительно отцом родным. Мы же все студентами были — кто на первом курсе, кто на третьем — нас еще учить и учить нужно было! И он с каждым возился! Леонид Федорович был человеком уникальной душевной щедрости, чистоты и красоты. Он умел как-то так всех объединить вокруг себя, что все происходило удивительно радостно, несмотря на то, что картина — о войне. Леонид Федорович страстно любил футбол и после съемок почти каждый день устраивал футбольные турниры. На «поле» выходили даже те, кто до того к этой игре был абсолютно равнодушен. И как же мы за всех болели! А какие посиделки за полночь! С невероятными огромными дынями, которые Ромео — Рустам Сагдуллаев привозил из Ташкента, и с пряными грузинскими вкусностями — это уже Вано Янтбелидзе из родного Тбилиси доставлял.
— И что, в первый раз на съемках, и ничего-ничего вы не боялись, даже текст забыть?
— Вот забыть текст я точно не боялась. У меня по сценарию — всего одиннадцать слов! Даже не предложений. Слов. Мы как-то с моей бабушкой подсчитали уже потом, когда фильм вышел на экраны. Ужасно волновалась, когда на пробы ехала: знаменитый актер пригласил первокурсницу в свой фильм! А Леонид Федорович взял меня за руку, посмотрел глазами своими замечательными, и весь страх улетучился куда-то. В общем — это было ежедневное совершенно невероятное счастье. И когда все вдруг закончилось, я рыдала так, что никто не мог меня успокоить. Казалось, что жизнь кончилась...
— Кино стареет быстро, а «Старикам» и 43 года — нипочем. Как думаете, почему?
— Быков сам когда-то мечтал о небе, но — не сложилось, и снимал он этот фильм не только душой, но и своей кровью. У него прямо на съемках первый инфаркт случился. В таких случаях врачи на полном покое настаивают, а Леонид Федорович прямо из больницы — на площадку: и в кадр, и к камере. На премьере в Киеве плакали ветераны. Они потом подходили к нам, глаза красные, голоса дрожат, а мы стоим в форме, при погонах и нам неловко — для нас это костюм, а для них эти гимнастерки — жизнь. Быков умел говорить о войне без ненужного пафоса, зритель всегда очень точно чувствует фальшь, а в этой картине — ни одной фальшивой ноты. Впрочем, был случай, когда картину зал принял не сразу. В 1974-м, через год после премьеры, мы с Леонидом Федоровичем ездили на кинофестиваль в Латинскую Америку в Колумбию, в Картахену...
— Они там, пожалуй, вообще о Второй мировой слыхом не слыхивали?
— Именно что слыхивали — это же другой конец света. В те времена кино там смотрели очень странно: сеанс вовремя не начинался, а когда все-таки начинался, то зрители все равно входили в зал и искали в потемках свои места, причем довольно шумно. Почему-то организаторы решили, что представлять картину нужно после показа. В результате зал смотрел ее весьма прохладно. Быков, привыкший к триумфальным приемам и дома, и в Европе, сидел весь сеанс с белым лицом и сжатыми кулаками. Я боялась, что у него сейчас остановится сердце и он умрет. Просто кожей чувствовала, что зал не реагирует никак. Ну, не попадают они в эту атмосферу. И, не выдержав вида этих просто нечеловеческих страданий, предложила Леониду Федоровичу просто тихонько уйти: ну, не поняли они картину, и бог с ними! Никогда не забуду, что он мне тогда ответил: «Нет, Женечка, поражение надо принимать с открытым лицом. Так же, как и победу».
— И вы пошли на сцену?
— Быков был из тех, кто отступать не умеет. Народ, как титры закончились, начал к выходам двигаться. Мы идем словно против потока. Ощущение жуткое, и не спрячешься — на мне было яркое красное платье. Поднялся Быков на сцену и просто поднял руку. Зал, удивившись, замер. И он начал объяснять всем этим людям, о чем наш фильм, какими были наши герои, что это была за война для нашего народа. Это было такой шквал, такой немыслимой энергетики посыл — хорошо, у нас переводчик был замечательный, и то он еле поспевал переводить этот страстный поток на испанский. Леонид Федорович дал настоящий бой. Зрители тихо-тихо садились на места, слушали, затаив дыхание. И я просто видела, как у них начинали блестеть глаза. Таких аплодисментов я, наверное, в своей жизни больше и не слышала ни разу. Он шел по проходу от сцены к выходу, и к нему со всех сторон тянулись руки. Это была абсолютная победа абсолютно удивительного человека.
— На дворе — Год кино. Какие планы у вашей более чем киношной семьи?
— Планы, конечно, есть, но вот как их осуществить. Пока скажу одно: есть идеи, но на их реализации нужны средства. Их мы и ищем.
— Зато театр им. Маяковского, в котором вы работаете почти 40 лет, живет сейчас насыщенной и интересной жизнью. Его уже всерьез именуют оплотом возрождения русской классики.
— Наш театр всегда стремился доказать, что классика — это не скучно, не нудно, а очень даже жизненно и актуально. «Женитьба» и «Мертвые души», поставленные Сергеем Арцибашевым, до сих пор собирают зал. А с приходом Миндаугаса Карбаускиса театр и сам переживает возрождение. И попытка взглянуть на хорошо известные еще со школы сюжеты Островского, Горького или Толстого с точки нашей сегодняшней жизни, сегодняшних проблем, с которыми сталкивается каждый человек, мне кажется и своевременной и удачной.
— Одна из недавних премьер Маяковки — пьеса Мариуса Ивашкявичуса «Русский роман», где вы играете Софью Андреевну Толстую.
-— Эта пьеса написана очень деликатно и с большим уважением к Софье Андреевне. Там нет ни одного вымышленного факта. Классики, при всем их величии, были живыми людьми со своими слабостями и искушениями. Они страдали, любили, ненавидели, детей растили. «Русский роман», поставленный нашим главным режиссером Миндаугасом Карбаускисом, — это взгляд на судьбу удивительной женщины, которую так долго и так несправедливо обвиняли в «непонимании гения». Но Лев Николаевич был для нее не только великим писателем — она ведь все его рукописи терпеливо переписывала, при том что на ее плечах было многочисленное семейство и огромное хозяйство — он был ей мужем, отцом ее детей. И это нельзя сбрасывать со счетов.
— Софья Андреевна в судьбе Толстого фигура едва ли не самая противоречивая. Как вы относитесь к своей героине?
— У меня всегда было к ней очень теплое отношение. Софья Андреевна была талантливым человеком во многих областях, но при этом она была и обычной женщиной. А Толстой — Вселенная, космос. Их отношения — это трагедия, где нет ни правых, ни виноватых, но есть неизбежное столкновение двух правд — правды жены, хранительницы очага и правды философа, исследователя человеческой души. Не вина Софьи Андреевны, что она не была в состоянии в полной мере оценить и понять эти искания. Для меня всегда самым драгоценным в жизни была семья. Я выросла в удивительно дружной семье и, создав свою, стремилась, чтобы в ней всем было уютно и спокойно, как это было в доме моих родителей. Так что страдания Софьи Андреевны мне очень понятны, и мне хотелось рассказать о них именно с позиции женщины — жены и матери.
— Вы принадлежите к тем редким актрисам, которым удается совмещать творчество и заботы о семействе...
— Ну, не такая уж это и редкость, с моей точки зрения. У меня всегда был перед глазами пример моей мамы. Папа (Павел Васильевич Симонов — известный психофизиолог и биофизик, академик, лауреат Госпремии, специалист по диагностике состояний головного мозга — «Труд») был большим ученым, а она и ему создавала условия для работы, и сама увлеченно работала, и нами с братом (Юрий Вяземский — историк, писатель и телеведущий, автор программы «Умники и умницы» — «Труд») занималась, и как-то на себя время находила. Это нормально — заботиться о близких и любимых. Иначе какая же это семья?
— Но в вашей семье количество талантливых людей просто зашкаливает: супруг — известный кинорежиссер, старшая дочь Зоя — актриса, младшая Мария — пианистка, свекор, увы, недавно ушедший из жизни — выдающий композитор Андрей Эшпай. Наверное, это непросто — сосуществование под одной крышей столь различных творческих личностей?
—: Очень непросто. У людей, занимающихся творчеством, периоды взлетов и уныния чередуются совершенно непредсказуемым образом, и еще неизвестно, когда поддержка близких важнее и нужнее. Так что держится все на любви и взаимном уважении. Ничего более прочного люди для счастья еще не придумали.
