В мире усилился интерес к русской культуре и истории. Все чаще пресыщенный однотипными американскими героями Голливуд берется за масштабные эпики о России, причем о той, романтической, царской, без налета политики большевизма или псевдодемократии. Такой знают ее по литературной классике – великую империю, которая думает и переживает. Недавно на большие экраны вышли "Анна Каренина", показ сериала BBC "Война и мир" намечен на Первом канале на 10 мая, на днях зрители увидели французского "Антона Чехова", который заинтриговал колоритным трейлером. Такие имена как Толстой, Достоевский и Чехов уже давно стали для продвинутых американцев своего рода брендом, который они почти присвоили, стремясь демонстрировать свою глубину и образованность. Каждый третий студент Гарварда просто обязан перечислить их в графе своих литературных пристрастий, иначе выбьется из коллектива и будет сочтен "поверхностным". Потому что много авторитетных успешных людей в Америке называли этих писателей своими авторитетами. Элитный мрак VS гламурные герои При этом иностранцы делают картины о России намного более красивые, чем снимаем мы сами. Достаточно вспомнить несколько наших последних фильмов, которые представлялись на Берлинале, в Каннах и на любом другом знаменитом кинофестивале: Сокуров с его серой пленкой и мрачными правителями, Кончаловский с беспробудным бытом, Звягинцев с эстетикой неблагополучных окраин, Михалков с вечно нервозными простыми народными героями и молодые режиссеры им под стать: только и стремятся, что поднять закоренелые проблемы русской действительности и показать, как мы выживаем. Просто сравните эти фильмы с "Дядей Ваней", "Анной Карениной", "Войной и миром", созданными по лекалам голливудской эстетики и любования деталями. Вопрос глубины и красоты в противопоставлении является очень актуальным. Мы разучились снимать свою классику просто красиво и без привязки к морали и политическим режимам. У нас только недавно (и преимущественно для телевизора) вспомнили о богатых костюмах и роскошных дворцах, славных былинах и ярких пейзажах, следуя примерам знаменитых исторических сериалов для домохозяек, и начали с самой дешевой в воспроизведении советской эпохи, воскрешая золотые мифы и копя финансы для более эпических времен. В противовес элитарному кино маститых режиссеров такие сериалы пытаются снимать по западным лекалам недавние выпускники малоизвестных киновузов и создают псевдоисторическую клюкву, зато о благородных героях, подражательно и немного наивно. Ибо мы не признаем полумер: либо у нас посреди уютного ретро люди поражают своей честью, либо на месте великой страны в объективе разверзаются все круги ада. Старая советская школа с ее авторитетами и будоражащее голливудское кино создают в уме молодого режиссера маленький атомный взрыв, и после такой мутации суперспособности в своей профессии обретают только единицы. Но мир не стоит на месте, авторитеты уходят, и эта статистика улучшается с каждым днем. Что раздражает в иностранных экранизациях? Во-первых, нам трудно смириться с нерусскими лицами. Какой бы красавицей ни была Кира Найтли, она слабо похожа на славянку. Зато Джуд Лоу, внешне чем-то напоминающий Олега Янковского, обрел гораздо больше сочувствия русского зрителя, чем красавец Вронский, которого тщетно попытались "орусить" усами. В "Войне и мире" в силу огромности произведения, даже несмотря на то что из романа создали сериал, сценаристы оказались далеки от драматургии оригинала, по-своему расставив приоритеты и обозначив лишь пиковые точки, отдав философию на откуп экшну. Многие зрители отказываются признавать, что кино и книга – суть искусства разные и режиссер имеет право на интерпретацию. Тем больший восторг возникает, когда создатели ни на йоту не отступают от текста. Это вечный вопрос экранизаций: делаешь ты фильм по мотивам, превращая его в собственное высказывание, сочинение на тему, или стремишься просто проиллюстрировать роман. Многих в России со школы учили единому общему взгляду на произведение, в то время как на западе поощряется личное мнение. Это столкновение мировоззрений: приоритет индивидуалиста или группы. А еще многих зрителей, воспитанных на советском или отечественном линейном кино, очень раздражают режиссерские приемы вроде театрализации ("Анна Каренина") фильма или, например, осовременивание ("Онегин", "Чехов"). К счастью, поколение совка и ограниченности уходит в прошлое, а нынешнее способно иметь на все свою точку зрения и смотрит любое кино с наслаждением новизны, любопытством и интересом наблюдателя, а не с жаждой покритиковать. Та самая великая русская Но есть особое свойство российской нации, над которым придется колдовать еще несколько поколений: зрители не видят в отточенных логически-выверенных идеальных сценариях той самой великой русской души. Западные фильмы не просто вылизаны, они каждым кадром воспевают писательский текст, обрамляя его во все самое яркое и выразительное, используя свои продвинутые технологии и всегда берут ответственность в первую очередь за картинку. А в чем заключается наше величие души, над которым мы трясемся в каждом своем творении? В привычке страдать. Посмотрите, с какой любовью в иностранных лентах подобраны костюмы, как точно передана идея автора, какой заботливый был проведен кастинг, чтобы зрители могли не только удивляться неоднозначным героям, но и восхищаться их красотой и аккуратностью. Эти фильмы не просто вылизаны, но каждым кадром воспевают писательский текст. Англоязычное кино настолько технично, что всегда берет ответственность в первую очередь за картинку. И это больше всего раздражает отечественного кинозрителя. Потому что, когда дело касается его родных героев, он привык за них страдать. Поплачь о нем, пока он живой Наш зритель воспитан на фильмах и книгах, где ему показывают страдающих персонажей, они с ним с детства, в лекциях учителей старой закалки, для которых еще живы заветы Ильича, а не боги маркетинга. И Толстой, и Достоевский талантливо оперировали именно темой страдания, наделяя героев маленькими испытаниями и огромной рефлексией по поводу всего. Их герои много думают и мало действуют – эта позиция очень нравится тем, кто сам любит порефлексировать. Но она довольна далека от западного человека, привыкшего действовать, а не сомневаться, и именно тем их привлекает – своей экзотикой. Вечные темы, которые подняты нашей христианской классикой начинают устаревать и превращаются в винтаж. Зато Чехов изображал русских страдальцев с иронией, всегда показывая, что его персонажи "слишком много думают и мало действуют", из-за чего потом и мечутся. Он описывал, какие именно неправильные поступки приводили героев к краху, собирал анамнез, предлагая лечение и почти всегда показывал, что бывает, когда персонаж отказывается от этого лечения, оставаясь в своем невежестве, и теряет все. Позиция Чехова идет в ногу с сегодняшним временем, когда некогда размышлять, а надо все время пробовать и получать собственный опыт. И новое поколение вырастает именно с таким осознанием, а не в страхах. Поэтому картина "Антон Чехов" может стать органичной для нашего сознания и вызовет гораздо меньше толков и недовольства, соединив всю соль писателя и по-голливудски красивую картинку, и может оказаться очень актуальной. Чехов за чаем Нашему зрителю пока далеко до серьезной мутации привычных героев, и русская классика – отнюдь не про суперменов, потому так непривычно она смотрится в лицах тех, кто то и дело спасал мир, а теперь произносит монолог Андрея Болконского. Но попытка понять сознание западноевропейского человека на том материале, который нам хорошо знаком, посмотрев его киноработу – отличный способ диалога между континентами. И многие из нас, сами того не ведая, идут в кино на экранизации нашей классики именно ради этого: чтобы стать ближе к другим, поговорив о знакомых вещах. Эти вещи остались в прошлом и мало влияют на сегодняшний день, а значит могут стать отличной темой для интересной беседы, а не для обидчивого конфликта.
Майя Динова
