24 апреля в Екатеринбурге прошёл фестиваль «Остров 90–х». Организаторы и гости мероприятия представили большую лекционную и музыкальную программу, поэзию, театр, кинематограф, фотографию, стрит–арт и новое искусство – какими они были двадцать лет назад.
Корреспондент «АиФ–Челябинск» записал яркие фрагменты лекции профессора Максима Кронгауза «Начало новой русской речи».
Лингвисты не успевают
«...Современный русский язык с конца 80–х–начала 90–х годов активно изменяется и развивается. Лингвисты в своих исследованиях последние 25–30 лет, как правило, не успевают в погоне за языком: стоит что–нибудь ухватить, как сразу в языке появляется что–то новое. Такая гонка за языком –для лингвиста всегда лузерская. И я – одни из участников этого забега, но я все равно получаю огромное удовольствие.
Я вместе с вами хочу повспоминать слова и словечки 90–х годов, попробовать их интерпретировать, понять, что они для нас значили в то время и значат ли они что–то сегодня».
От криминала до легкой агрессии
«...В свое время я написал, что за минувшие 30 лет было несколько волн, накативших на русский язык. Это волны новых слов и новых значений. Наверное, самая заметная волна (и, может, не самая нужная) – это бандитская лексика. И одна из главных претензий, которая тогда предъявлялась к языку, состояла в том, что русский язык криминализуется. На самом деле, криминализуется не язык, а сама жизнь, а язык служит для разговора об этой жизни. И он меняется, если меняется жизнь – это очевидность.
Первое, что можно сказать о бандитской лексике: на фоне огромного количества заимствований эта лексика необычайно патриотична. В ней можно выделить всего два заимствованных слова, обозначающих криминальные «профессии» – киллер и рэкетир. Все остальное – яркие метафоры. Некоторые слова, появившиеся в 90–е годы, сохранились в активном употреблении до сих пор, правда, некоторые из них потеряли бандитский ореол.
Например, появилось такое слово – наезд. Оно замечательно с нескольких точек зрения. Это слово пережило период 90–х годов. Его первоначальное значение – агрессивное воздействие на коммерсанта с целью отъема денег – изменилось. Теперь оно обозначает любую легкую агрессию, например, повышение голоса в обычном разговоре».
Возрождение слов
«...Кстати, чем еще замечательно слово наезд? Оно существовало в древние времена, в похожем значении и обозначало то же самое, что и набег. Военный набег противника на чужие земли. Можно совершить набег, если вы хотите кого–то ограбить, а наезд – тот же набег, только на лошадях.
Также в 90–е годы вернулось слово «лимон» в значении миллион, именно так оно употреблялось во времена НЭПа. Здесь не память работает, просто в языке сохранился механизм, который возродил это слово. Слово начинает употребляться по принципу сходного звучания. Для лингвиста возрождение слова – всегда праздник.
Еще можно вспомнить слово, пережившее 90–е годы, – крыша. Крыша – это бандит, защищающий коммерсанта от криминальных представителей. Теперь это слово используется в значении «защита вообще» от кого–нибудь, необязательно бандитов. Многие слова ушли, стали реже употребляться, такие как отморозок, базарить, забить стрелку».
Все смешалось
«...Не менее важным был молодежный сленг, это было время его расцвета. Молодежный жаргон всегда существовал на протяжении всего ХХ века, Но что произошло в 90–х? В 90–х были разрушены перегородки между литературным стандартом и разными сленгами, и сленговые слова стали проникать в общеупотребительную лексику. Например, слово тусовка, которое успешно прижилось в русском языке. Молодежный сленг отреагировал на это созданием нового термина – «туса» – чтобы как–то отделиться от огламуренной тусовки.
Также 90–е, несомненно, были эпохой расцвета политической лексики. Если мы будем с вами вспоминать конец 80–х, то обязательно вспомним знаменитый лозунг, состоящий из трех слов: «Перестройка, гласность, ускорение». Слово «перестройка» осталось, так как оно обозначает важный период в жизни страны, «гласность» тоже сохранилась, а вот «ускорение» совсем вышло из употребления в том значении, в котором оно употреблялось в конце 80–х годов.
Еще одно замечательное слово, введенное Михаилом Горбачевым, – консенсус, которое тоже ушло после того, как Горбачев сошел с политической сцены. История этого слова – важное свидетельство влияния первых лиц на формирование политической лексики.
Нельзя не упомянуть новую лексику, появившуюся в бизнесе и торговле. Напомню три ярких слова: занос, откат, распил. Эти слова были и раньше, но они имели другие значения, а в 90–е оды они насытились «экономическим содержанием». Сейчас, наверное, слово «занос» не так популярно, а «откат и распил» задержались в языке и всем понятны».
Разрыв шаблона
«...Следует также сказать о появлении новых речевых приемов, в первую очередь, в средствах массовой информации. Олин из них – языковая игра с использованием штампов. Например, «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью», «кошмар, на улице Язов», «бразильский бы выучил только за то, что надо ж куда–нибудь ехать» и т.д.
Все эти фразы построены на принципе разрыва шаблонов. На уровне шуток все это существовало и раньше, но этот прием журналисты поставили на поток, на основе данного приема начали создаваться газетные заголовки. В изданиях сидели специальные люди и придумывали названия статей именно по этому принципу».
Кто здесь культовый?
«...Еще одно слово, отражающее эпоху, – культовый. Оно тоже раньше существовало и относилось исключительно к церковной сфере. В 90–е это слово появилось с новым значением.
Как преобразовался смысл? В советское время, конечно, были культ Ленина, культ Сталина, но в 90–е это слово выхватило очень важную идею. В новом значении речь не идет о всем известных людях. «Культовый» стало относиться к персонажу, имеющему свою, достаточно локальную группу поклонников. Культовыми стали рок–исполнители (например, Виктор Цой), культовым может быть режиссер, известный не всем, а какой–то определенной группе и т.д. Два ярких слова с положительным значением появились в 90–е годы и закрепились в языке – это культовый и знаковый».
Справка
Максим Кронгауз – профессор, доктор филологических наук, заведующий кафедрой русского языка, в 2000—2013 годах директор Института лингвистики РГГУ. С 2013 года руководитель Центра социолингвистики Школы актуальных гуманитарных исследований РАНХиГС. С 2015 года заведующий научно–учебной лабораторией лингвистической конфликтологии и современных коммуникативных практик ВШЭ.
