Правда, медаль «За спасение погибавших» получил только через 15 лет, в 2001-м. Как будто Родина старалась забыть, но не смогла.
Слушая его рассказ, понимаешь, что фильмы Хичкока и Спилберга гораздо ближе к реальности, чем мы думаем. Ведь Чернобыль был на самом деле. И каждый, кто туда поехал – неважно, испугался или нет, но поехал! – уже герой.
О долге, чести и совести
– В Чернобыль я попал по приказу. Это было ожидаемо. У меня день рождения 28 апреля, и должен был приехать мой друг Саша Жебелев, царствие ему небесное, мы с ним учились вместе. Вместо этого звонок: «Не жди, я там, о чём говорит «Голос Америки». Ужасно, что здесь происходит». В первые дни об аварии ведь молчали. Так что морально я уже был готов.
После приказа некоторые побежали в госпитали, искать справки, чтобы не ехать. Разные люди были, как в войну. Но кто в те годы служил в войсках ГО, практически все прошли через Чернобыль. Нас этому учили, мы многое знали. Это была наша работа и долг.
Об оперативной группе
– Я работал в составе оперативной группы Штаба ГО СССР. Располагались мы в горисполкоме на центральной площади. Напротив – в горкоме партии находилась правительственная комиссия, возглавлял её Николай Иванович Рыжков. Каждое утро после краткого совещания мы разъезжались, в зависимости от накануне поставленной задачи. Все полки дислоцировались вокруг Чернобыля, в 30-километровой зоне, кто ближе, кто дальше. Но профессионалов было не много. Если один командир из трёх батальонов или полков был кадровый военный – уже хорошо. Остальные были призваны из запаса через военкоматы. А что такое начальник цеха с завода, у которого в подчинении рота, сто человек? Были случаи: приезжают работать на какой-то объект. Бойцы: «А давайте перекурим!» Тут максимальная доза облучения, лишней минуты находиться нельзя, надо быстро выполнить поставленную задачу: что-то выкопать, вынести, убрать, что-то помыть. И уехать! А они стоят, курят под реактором... Наша задача была помогать командирам – объяснять, подсказывать, как быстрее справиться с тем или иным заданием.
Об одном дежурстве
– Однажды прошло сообщение: летела стая птиц, и вдруг все они посыпались горохом. Хотя саркофаг на тот момент уже был. Никто не мог понять, в чём дело, но всех бойцов сразу вывезли из этой зоны. Чтобы не поднимать панику, решили провести политзанятие. А мы с коллегой-медиком как раз в эту ночь дежурили в штабе. Ему из дома был прислан гусь. Мы в предвкушении, а тут ещё и на станции происходит какой-то взрыв. Света нет, сидим в темноте, что происходит, не знаем. Думаем, может, мы утром уже того... Радиацию же не видно. Единственно, связь хорошо работала. Домой позвонил, со всеми побеседовал, мысленно попрощался. Потом съели гуся. У коллеги ещё и спирт обнаружился – медик же! (Улыбается.) И в четыре утра со спокойной совестью легли подремать – два часа под утро разрешалось. Отчётливо помню ощущение, когда проснулся: руки шевелятся – хорошо, ноги шевелятся – ещё лучше. Жив!
О братьях наших меньших
– Как-то рано утром после завтрака иду в автопарк. Там колокольня была, и машины наши стояли. Пустой предрассветный город. Вдруг вижу, метрах в 150, мне навстречу несётся стая собак. Одна собака поворачивает голову в мою сторону, подаёт голос – и вся стая бросается на меня. Отбивался, чем мог и как мог – ногами, руками. У забора только встал, чтоб сзади ко мне не подошли. Они ж озверевшие все, голодные. Мне казалось, целая вечность прошла. И вдруг машина! Офицеры выскочили, отогнали собак.
Эта история сильно повлияла на моё отношение к «братьям меньшим», свою собаку завёл только в 1990-е годы.
О «коммунизме»
– Мы жили в самом Чернобыле, станция находилась километрах в семи от нас. Под жильё нам отвели две пятиэтажки. В 5 утра подъём. На завтрак ходили в ресторан «Чернобыль» – он был в центре, переоборудован под столовую, там солдатики накрывали столы. Потом уезжали работать, возвращались на обед, в этом же ресторане. Затем – совещание, где ставились задачи на следующий день. Часика в четыре какая-нибудь лекция. Если не дежуришь, то идёшь на ужин, потом в сауну – было рекомендовано каждый день париться. И в день выпивать минимум ящик минералки – вода везде стояла. Одежду меняли каждый день, рядом располагался банно-прачеченый комбинат. Потом – кино. Помню, «Новых амазонок» показывали (Улыбается). Жили как при коммунизме.
О дозах облучения
– Мне выдали индивидуальный дозиметр ИД-11, такой таблеточный накопитель, он был «слепой» – то есть ты постоянно носишь его с собой, а перед отъездом сдаёшь таблетки, их вставляют в прибор, и каждая из них выдаёт своё значение. Одна, допустим, показала 5 ренгтен, вторая 20, третья 15. И в индивидуальную карточку учёта доз облучения вносили среднее арифметическое. Приборы, конечно, были примитивные: дозиметры и рентгенометры, как в школе. Достаточно было один раз проехать мимо машинного зала АЭС, с крыши которого бойцы убирали радиактивные остатки взрыва, рентгенометр зашкаливал.
Кто какую дозу облучения получал – это было закрыто за семью замками. Максимальная доза по МАГАТЭ считалась 20 рентген. Кто очень плохо себя чувствовал, направлялись в госпитали. Там было оборудование, позволяющее определить реальную дозу облучения. И тут уже могли быть совсем другие цифры – например, 90. Но даже 20-30 рентген – это очень серьёзная доза, при которой человеку худо...
Когда мы приехали в Чернобыль, нам дали целофановые пакеты, сказали завязать в них свою одежду и положить под кровать. Мол, назад поедете, грязную одежду оставите, чистую наденете. Когда уже дома пришёл к начхиму, и он меня померил – цифры зашкаливали. Пришлось всю одежду срочно сдавать на уничтожение. Пакет не помог.
О здоровье
– Медик мне всегда говорил, ешь капусту, в ней больше всего витамина С. Каждому из нас разные таблетки давали, без надписей. Кому-то аскорбинку, кому-то настойку элеутерокока, кому-то заманиху. Иногда давление мерили. А перед возвращением домой нам прочитали лекцию: через 10–15 лет нам предвещали онкологические заболевания. Нам по 28–30 лет – и такие предсказания! Помню, вышли мы с неё, настроения никакого. Спиртного тоже нет – сухой закон.
За тридцать лет, конечно, многих не стало. И на здоровье эта командировка сильно повлияла. Вернулся назад, меня раздуло – на третий этаж не мог подняться. И постоянно хотелось сока. Год выдался яблочный, у родителей был сад, и я этот сок литрами пил.
Пока советская власть была, нас буквально каждую неделю вызывали в поликлинику, снимали показания. Все данные отправлялись в Питер в Военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова.
О будущем
– Просыпаюсь в 5 утра, еду на работу. Возвращаюсь вечером. Тут не то, что на хобби, иногда на сон времени не хватает. Единственно, час с внуком позаниматься каждый день – это святое. Так что увлечениями займусь в будущем (Улыбается).
