Старушка Европа, ныне стыдливо зажатая в пространстве общественной морали, вдруг обнаружила, что и в современной жизни есть место понятиям подвига, чести, самопожертвования и служения в самом высоком смысле этого слова. Подвиг российского офицера Александра Прохоренко, вызвавшего огонь на себя в Сирии под Пальмирой, глубоко взволновал, например, французов.
При полном игнорировании и замалчивании подвига Прохоренко центральной прессой Франции, соцсети переполнены отзывами о нем.
«Он погиб за человечество, чтобы избавить нас от террористов - этих порождений Ирода! - пишут французы. - Мы увидели воина, готового пожертвовать собой, чтобы спасти других!»
«Это более чем просто героический акт! - вторят другие. - Россия всегда была землей людей, понимающих суть самопожертвования!»
Многие сожалеют о том, что французы не сражались плечом к плечу с русскими против ИГИЛ (запрещенной в РФ), и сетуют на близорукость своих властей, которые не понимают общность интересов Франции и России в борьбе с мировым терроризмом.
Наиболее характерным для выражения настроений граждан Франции, считающих, что русский офицер в Сирии не просто воевал с террористами, но и защищал парижан, брюссельцев, да и, пожалуй, всех европейцев, можно, наверное, считать комментарий, опубликованный изданием Boulevard Voltaire: «Можно сказать без всяких сомнений: этот человек - герой, тот тип героя, который мы наблюдаем обычно только в американских фильмах... Только на этот раз все происходит на самом деле... Эта отвага - реальность, а не поэтическая фантазия Голливуда или реликт из средневековья. Речь идет о подлинной храбрости».
И гражданские лица, и ветераны французских вооруженных сил солидарны с автором статьи в Boulevard Voltaire: «У террористов появился настоящий враг, который в своих рядах имеет не просто неграмотных смертников, а квалифицированных обученных солдат, готовых в крайнем случае также пожертвовать собой. Это серьезная, подлинная война с терроризмом».
И все больше французов, подтверждая смену настроений в обществе, дают положительный ответ на вопрос, вынесенный в последнем номере французского же журнала Marianne на обложку: «А если Путин был прав?»
