Россия переживает глубокую трансформацию и 2016 год последний, когда можно нашу страну искусственно остановить

События последних дней невольно заставляют задаваться вопросом: что вообще происходит?! А самый высокий — президентский — уровень происходящего не оставляет сомнения, что-то действительно происходит.

Анонсированный Кремлем слив компромата на Путина, переподчинение лично президенту Росархива и вчерашнее создание — с опять-таки непосредственным подчинением главе государства — Национальной гвардии. Слухи о последнем ходили уже несколько лет, но случилось это только сейчас. Почему?

И это не считая еще всяких «мелочей» вроде внезапной военной эскалации в Карабахе, продолжающегося обострения на Донбассе и т. д.

Поиск ответа на вопрос, что все это значит, стоит начать с понимания, в какой ситуации находится Россия прямо здесь и прямо сейчас.

Все эти годы продолжалась сложная, многоступенчатая трансформация нашей страны. И вот сегодня мы вышли на финишную прямую одной из самых критических стадий этого процесса. Впереди еще много тяжелых и сложных этапов, но 2016 год (ну, может, еще кусочек 2017 года) — последний шанс подставить России реальную подножку и свернуть ей (нам!) шею. Если это не удастся сделать в ближайшие месяцы — финита!

Обновленный российский локомотив завершит основные этапы своей модернизации, наберет крейсерскую скорость, и в обозримом будущем никаким геополитическими партнерам-противникам его уже не остановить.

В чем же состоит специфика текущего момента?

Во-первых, в российском обществе сложился консенсус по поводу пути страны и ее политической системы — те самые пресловутые 86 процентов. Этот консенсус настолько значим, что произошла существенная либерализация партийного и избирательного законодательства.

ЦИК возглавил открытый и последовательный либерал (пусть и встроенный в систему), а главной задачей на предстоящие думские выборы российское руководство ставит проведение конкурентных выборов, свободных от прямого административного вмешательства со стороны государства. Т. е. таких выборов, которые принято называть «свободными, демократичными и честными».

Причем эта либерализация политической системы — не какая-то уловка, призванная легитимизировать результат в глазах внешнего наблюдателя, а искреннее стремление к постепенному совершенствованию механизмов представительской демократии.

Системе, в которой сложился гражданский консенсус, не нужна жесткая модерация процесса волеизъявления. Люди сознательно, самостоятельно и добровольно голосуют за системные партии.

Во-вторых, с экономикой в стране, конечно, дела обстоят печально, а беспомощность экономического блока правительства стала уже притчей во языцех, но 2016 год — последний, когда этот фактор можно будет использовать против Кремля.

Уже сейчас позитивные, пусть и очень малозаметные пока ростки преодоления кризиса проклевываются, а через год восстановление экономики станет очевидным трендом, и этот тренд будет еще одним резоном в поддержку обществом власти.

В-третьих, российская элита, вернее, та ее часть, что в последние годы пыталась усидеть на десяти стульях, оказалась перед необходимостью принципиального и бесповоротного выбора-либо национализация, либо исключение из «клуба».

Два года у них была надежда, что все еще как-нибудь утрясется и наладится, и можно будет сохранить привычную ориентацию на Запад с формальным российским патриотизмом. Надежда эта почти иссякла.

Причем российские элиты в своем выборе подвергаются неприятному давлению и со стороны Запада. Западные страны все более открыто, даже можно сказать — демонстративно, указывают российским нуворишам их место: здесь и двухлетний тюремный срок для банкира Пугачева в Великобритании, и вчерашняя выдача Италией экс-главы Росграницы.

И наконец, в-четвертых, государство все более последовательно и системно борется против коррупции. Сомнительно, что речь идет о создании абсолютно чистой системы — в Кремле все-таки реалисты сидят.

Скорее стоит задача снизить до минимума коррупцию в стратегических для государства сферах и создать эффективную систему для решения действительно масштабных и крайне сложных задач, стоящих перед страной.

Именно отсюда и последовательное уголовное преследование виновных в срыве сроков при строительстве космодрома Восточный, и все более высокие государственные чины, с которых снимается неофициальный статус неприкосновенных.

В результате внешнеполитические конкуренты и противники России оказались перед крайне неприятным фактом — они практически исчерпали инструменты дестабилизации и рычаги, позволяющие свернуть ее с выбранного пути. По сути, публикация пресловутых компроматов на Путина — признание своего поражения по еще одному фронту.

Компромат как рычаг давления имеет смысл, только пока он остается тайной, которой можно давить на шантажируемого. Публикация компромата означает, что рычаг не сработал, и его используют в последнем возможном виде, как попытку нанесения вреда публичной репутации. Пока обнародованные материалы вызывают в России в основном смех, что вряд ли было желаемым результатом.

И что же тогда остается? А остаются две вещи — внешнеполитическая дестабилизация по периметру российской границы и попытки расшатывания изнутри через представителей российской элиты, которые не хотят или просто не могут встроиться в новую политическую систему России.

Вряд ли речь идет о банальном дворцовом перевороте. Полагаю, на самом высоком — кремлевском — уровне элитарный консенсус уже достигнут, а федеральные силовые структуры стоят на страже конституционного порядка. Именно поэтому ничего подобного не произошло за последние два года — внутренняя безопасность системы на высоте.

Скорее речь о том, что на какие-нибудь отчаянные шаги могут решиться представители элиты второго эшелона — региональной или корпоративной, у которой, тем не менее, могут быть и определенные силовые инструменты. В нынешней ситуации лучше перестраховаться и не давать шанса, казалось бы, самым несерьезным попыткам.

Что же касается внешних очагов нестабильности, то несколько запоздалая реакция Кремля (чуть ли не через 12 часов после возобновления боевых действий) на эскалацию в Нагорном Карабахе создала впечатление, что российская разведка прохлопала грядущее обострение.

В результате оно стало для российских властей полной неожиданностью и потребовало достаточно большого времени на реакцию и купирование. Пока так и не ясно, удалось ли серьезно притушить возобновившийся конфликт.

Эта история наглядно показала, что у оппонентов России есть еще порох в пороховницах, и расслабляться еще рано. От них вполне можно ожидать неожиданных, эффектных и эффективных действий против России, в том числе внутри страны.

В этой ситуации на первый план выходит оперативность решений и действий. Ну, а какая силовая структура может быть более оперативной, нежели напрямую подчиненная главе государства?