Ресина в Москве знают все, а в государстве Российском — очень многие. И вовсе не по причине громких заявлений (хотя Владимир Иосифович за словом в карман никогда не лез) и не из-за частого присутствия на телеэкране (Ресин любит и умеет держаться в тени, не вылезая по поводу и без на первый план). Просто за свою долгую уже жизнь он столько всего построил в столице, что зримо и незримо присутствует в бытии москвичей и гостей города. На этой неделе Владимиру Ресину, без малого 20 лет руководившему строительным комплексом Москвы, а ныне депутату Государственной думы, исполнилось 80. Чем не повод поговорить о жизни с мудрым человеком?
— Владимир Иосифович, примите и наши поздравления с юбилеем! И, если позволите, первый вопрос — о вашем отношении к возрасту, к этой серьезной дате. Что вы чувствуете: грусть, усталость, опаску? Или просто проехали — и живем дальше?
— Это простой вопрос. Если вы дожили до 80, глупо бояться возраста. Да и грустить тоже. Нет, никакого страха из-за возраста нет. Жизнь продолжается — в трудах, в семье, в общении с людьми. Что тут, кроме благодарности к судьбе, щедро подарившей тебе все это, можно испытывать?
— А какие-то дополнительные ограничения для себя вводите? Ну, например, в режиме, в удовольствиях?
— Да нет, никогда никаких особых ограничений для себя я не вводил и сейчас этого делать не планирую. Могу и выпить, и съесть все что душе хочется. Другое дело, что хочется уже не так много. А вообще-то я всю жизнь старался меру блюсти, даже по молодости. Литрами не пил, хотя и трезвенником не был. У строителей умение выпить тогда считалось профессиональной необходимостью. Максимальная норма моя составляла полстакана водки или спирта — это еще со времен работы на севере, в Апатитах, где я отпахал восемь лет после института. Запивали пивом или ситро. Хорошо закусывал — салом, луком, рыбой. Как все мужики в ту пору... Но знаете, если у человека работа на первом месте, все остальное — прилагательное.
— Кстати, о работе. Что для дела лучше: возраст плюс опыт или молодость плюс азарт?
— Кто сильнее: слон или кит? В любом деле важны работоспособность и ответственность, стремление человека учиться и умение добиваться цели. Если человеку не хочется работать, то он и в 30 лет — обуза. Конечно, в моем возрасте идти на стройку и исполнять там роль прораба уже как-то неудобно. Но если того требует дело, пойду и буду вкалывать. Когда приближалось 850-летие Москвы, а стройка на Манежной площади по ряду причин застопорилась, Лужков мне сказал: «Если не станешь за прораба, мы не сдадим ее в срок». И я стал. Хотя риск был большой, конечно, — у меня к тому времени серьезные проблемы с сердцем возникли. Но скажу так: именно работа помогла мне потом, в 2006-м, встать на ноги после тяжелой операции, когда мне поменяли сердечный клапан. Неоконченные дела и стройки были мощным стимулом вернуться к жизни.
— Владимир Иосифович, объясните все же, что заставляет человека, у которого есть все — семья, дом, материальное благополучие, дружба с сильными мира сего, — каждый день выходить на работу и отдаваться ей полностью? Вы ведь именно так провели всю свою сознательную жизнь. А когда же поживете в свое удовольствие?
— А я и так живу в свое удовольствие. Поверьте, не лукавлю, и это не чудачество. Просто жизнь и работа, как выясняется, понятия нераздельные. Когда люди по-настоящему отдаются своей работе — это нормально. И даже полезно для организма. В былые советские времена считалось, что с работы надо уходить в гробу. Грубо, но верно. Человек должен работать столько, сколько ему здоровье позволяет, а не считать дни до пенсии. Я, например, с 1958 года и до нынешнего депутатства всегда имел свободный рабочий график. И режим у меня был такой: с 8.00 на работе, домой не раньше 21.00. Этот принцип — год за годом работать большую часть суток — был руководством к действию во времена наших родителей. У моего отца, как тогда говорили, ответственного работника, было так заведено: к 11 часам на службу, вечером перерыв на обед, а потом снова трудиться до 6 утра. Все аппараты по ночам работали: вождь такой режим установил...
— Но сейчас-то вождь другой. А вы по-прежнему в делах. Как семья относится к вашему режиму?
— А как ей относиться, если они мужа, отца и деда другим не видели? У нас семья вполне патриархальная. Все вместе живем, под одной крышей: мы с женой и дочь с мужем. Внук (он у нас кандидат экономических наук) с женой и моей правнучкой Софией, которой всего 10 месяцев. С женой Мартой мы почти полвека виделись лишь рано утром и поздно вечером — и ничего, выжили.
— А кто вас надоумил пойти по строительному делу?
— Это тоже от отца. Он мне посоветовал подать документы в Горный институт, поскольку сам к тому времени перешел на работу в Министерство угольной промышленности. Я послушался. И завертелось-закрутилось...
— Вы свою первую московскую квартиру помните?
— Ну как же не помнить! Все, что в жизни впервые, остается в памяти навсегда. Я, 30-летний парень, жил тогда с родителями под одной крышей и потому получил жилье вместе с ними — такие были правила. Это произошло в 1966 году. Квартира располагалась в доме на улице болгарского коммуниста Димитрова, сейчас Якиманка. Место хорошее, от Кремля недалеко, но сам дом... Он, честно говоря, не слишком соответствовал статусу московского центра: серенький, скромный, больше подходящий для спальных районов... Позже, когда я уже руководил стройкомплексом Москвы, все думал, как бы этот дом снести, чтобы не портил вид старинной улицы. Но денег на это не нашлось. И наш дом до сей поры стоит, уродище среди прекрасной архитектуры.
Но для того времени получить здесь квартиру было огромным счастьем. И я запомнил чувство, с каким первый раз входил в эти стены. Советские люди вообще не были избалованны. Слушайте, там кухня — 4,5 метра, а вся площадь трехкомнатной квартиры составляла 45 квадратов. На них, по сути, зажили сразу две семьи — родители и мы с женой и дочерью. Я тогда был начальником управления Главмосстроя...
— А сейчас вы в каком районе Москвы обитаете?
— У меня квартира в Крылатском. В 1990-х Борис Ельцин решил собрать под одной крышей руководителей — и кремлевских, и московских, и из правительства. И мне там квартира досталась. Конечно, если по сегодняшним меркам оценивать, дом скромной постройки. Но мне нравится, вокруг много пространства. И Наина Иосифовна там до сих пор живет.
Вообще, все в сравнении познается. Я никогда не забуду тот деревянный дом с печным отоплением и наш двор в Ростокино, недалеко от ВДНХ, где прошло мое детство. Тут было раздолье для пацанов. Хотя район был бандитский, и многие из выпускников нашей школы № 306 плохо кончили. Но у меня (это к нашему разговору о судьбе!) все сложилось.
— А в детстве у вас прозвище было?
— А как же. Меня звали Китайцем. Я не обижался.
— Китаец? Понятно. Кстати, говорят, что вы в людях хорошо разбираетесь. Можете с одного взгляда или слова определить суть человека?
— Да кто это вам такое сказал? Нет, это не так, к сожалению. Я не ясновидящий. И раньше часто ошибался в людях, и сейчас бывает.
— Какие-то примеры таких ошибок приведете?
— Все-то вам расскажи... Нет, пусть это останется при мне. Каждый имеет право на ошибку. И потом, надо признать, что в любом человеке есть сильные стороны и слабые, вот и надо опираться на сильные, стараться их как-то объединить. А ставить на человеке крест — это уж совсем редкий случай, я, признаться, вот так сразу и не вспомню такого.
— А сами вы, Владимир Иосифович, делали ошибки в жизни?
— Не хочется говорить банальности вроде того, что не ошибается тот, кто ничего не делает. Да, ошибался. Но всегда старался ошибки свои исправить. Если, конечно, это еще можно было сделать.
— Вот сейчас, мы слышим, московские власти исправляют ошибки предшественников — организовали массовый снос торговых павильонов. Кто-то говорит о ликвидации в столице самостроя, кто-то винит власти в подрыве малого и среднего бизнеса, а есть и те, кто усмотрел в этом подготовку к использованию станций метро в качестве бомбоубежищ...
— Могу только повторить: Сергей Семенович Собянин подчищает то, что нужно было подчистить давно. Все сносимые строения действительно напрямую касались и облика города, и комфорта, и безопасности горожан. И в целом москвичи поддержали такие решительные действия.
— А кто давал разрешения на их строительство?
— Управы давали, префектуры. И я их не виню. Одно дело — судить из сегодняшнего дня. Но когда в Москве начиналась активная застройка торговыми павильонами, ситуация была совсем не та, что сейчас. Властям нужно было накормить людей, дать им новые рабочие места, развивать свои территории. А денег на все это в бюджете не было. Вы что, уже забыли пустые прилавки магазинов, «убитые» асфальтовые покрытия дорог, осыпающиеся фасады домов, темные, без освещения, улицы? Сейчас очень просто критиковать сделанное раньше. Но тогда все и виделось, и было совсем по-другому. Потом учтите — сплошь и рядом власти давали разрешения построить одно, а в итоге получалось совсем другое. Ломать тогда не решались.
Будем объективны, в последние несколько лет Москва преобразилась, стала намного красивее, удобнее, комфортнее, современнее. Это действительно одна из ведущих столиц мира. Но чтобы ей стать еще лучше, нужно реализовать тот комплексный план, который наметил Собянин и так решительно воплощает. Там много чего задумано — и транспорт, и парки, и новый жилищный фонд, и памятники: Хочу подчеркнуть, что Сергей Семенович сумел так свести городской баланс, что дорожное строительство и строительство жилья не только не пострадали от сокращения городского бюджета, но на них финансирование даже увеличили.
— Владимир Иосифович, известно, что сам жанр строительных планерок не предполагает дипломатических выражений. А вот сейчас, когда вы курируете строительство в столице храмов, сам этот духовный факт как-то влияет на стиль общения?
— Не хочу кривить душой: разговоры и при строительстве храмов бывают вполне земные, жесткие. Ругаемся... Стиль остался. Мне уже поздно меняться. В оправдание поясню: храм построить сложнее, чем любой другой объект. Они возводятся на пожертвования, на народные деньги, что предполагает экономию всего и вся, а с другой стороны, строить требуется быстро и качественно. В общем, есть о чем спорить — и порой до хрипоты. Зато могу отметить: все построенные храмы стали украшением нашего города. И даже те, которые пока еще не достроены, уже привлекают народ. Сюда тянутся люди.
— Скажите, а лично у вас какие храмы в Москве любимые?
— Таких уже немало. Вот сейчас восстановили храм Усекновения Главы Иоанна Предтечи рядом с Новодевичьим монастырем. Представляете, его построили в 1525 году. А в 1812 году сожгли французы. И вот только сейчас мы его полностью восстановили. Можно сказать, прикосновение к вечности.
— Вы советник патриарха Кирилла по вопросам строительства. По личному опыту общения, патриарх Кирилл — деятельный, деловой человек?
— Он во всех отношениях выдающийся человек. Во-первых, это крупнейший трибун. Таких ораторов я, признаться, не встречал. При этом говорит таким языком, который доступен любому — хоть плотнику, хоть академику. Во-вторых, он человек высочайшей эрудиции. Блестяще знает историю — и мировую, и оте-чественную. Вообще, он очень достойно представляет православие во всем религиозном мире. При строительстве храмов вникает во все детали — и это при огромной личной загрузке. Знаете, чем я был потрясен, когда только с ним познакомился? У патриарха рабочее время по часам расписано на два месяца вперед.
— А у вас?
— У меня обычно на пару недель.
— Как отпраздновали свой 80-й день рождения? Широко?
— Собрались на даче с самыми близкими мне людьми, вот и вся широта. Не то сейчас время, не для банкетов.
— Вот и про многие стройки сегодня так говорят: не время. А вы что скажете в ответ?
— Ну, это совсем другое. Разве у нас в стране бывает, чтобы сказали: как вовремя вы затеяли эту стройку! Верите, сколько всего строили в Москве, но я ни разу таких слов не слышал. Всегда — «не вовремя». Но если ждать, когда сойдутся все звезды — и воля, и деньги, и единодушие в обществе, — то, боюсь, никогда и ничего нового у нас не появится.
— Напоследок, Владимир Иосифович, кое-что о ваших пристрастиях. Вы музыку в машине слушаете?
— Конечно. Радио «Шансон». Или диски прошу поставить. Вертинского, например. Или Кобзона, Лещенко. Малинина люблю.
— В вашей декларации записан поразительный ряд личных автомобилей: 21-я «Волга», ЗИМ и «Победа». Вы коллекционер?
— Это в чистом виде ностальгия. Вообще-то я уже полвека езжу на служебных машинах с водителем. А на этих автомобилях я ездил когда-то, в разные периоды своей жизни. Теперь они меня просто радуют фактом своего присутствия в гараже. Хотя летом могу себе позволить выехать на одной из них — просто так, для удовольствия. Хотите, покатаю?
— Договорились, Владимир Иосифович. Скорей бы лето!
— А вот торопить время не стоит, это я вам как знающий человек говорю.
