Продолжение, начало здесь
Гость нашей редакции Вадим Цейликман, профессор факультета фундаментальной медицины ЧелГУ, профессор института медицины и психологии Новосибирского госуниверситета, создатель авторитетнейшей российской школы изучения проблем стресса, ответил на вопросы нашего корреспондента.
— А если вот так сразу говорить о том, Владимир Васильевич, как я оцениваю российскую науку, то именно идеями (уточню — научными идеями) мы по многим пунктам опережаем Запад…
— Я слышал, Вадим Эдуардович, что три престижных научных журнала выдали недавно статьи о ваших новейших разработках… Это, как я понимаю, мировое признание их значимости…
Важны не правильные ответы, а правильные, вовремя заданные вопросы…
— Хорошо, как пример сказанного, поясню. Ну, во-первых, все публикации направлены на развитие нашей концепции, которая все-таки родилась в России, и более того — именно в Челябинске. И ее авторы — мы с моей супругой, Ольгой Борисовной. Это концепция, которая объясняет природу посттравматического стресса… И ничего подобного, ничего лучшего на самом деле в концептуальном плане, кроме того, что сделали мы, еще ни один исследователь не придумал. Я сейчас именно о концептуализме говорю…
Я, Владимир Васильевич, задался вопросом: а для чего вообще нужна концепция, когда мы живем среди огромнейших проблем, среди огромнейших стрессов?.. И особенно в это сложное время, когда мы действительно это все ощущаем, когда насколько актуальной стала тема посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) в связи со специальной военной операцией.
И вот сегодня, в этих очень непростых условиях, когда, казалось бы, нужно найти самое оптимальное лечение этого недуга, когда люди так ждут такого лечения, казалось бы, зачем нужна концепция?
Ситуация примерно как в милом стихотворении «Тридцать рифм на «ща» Ариадны Эфрон, дочери Марины Цветаевой:
Нужны ль народу темы про даму и хлыща?
В век атомной проблемы нужна ли нам праща?
— А действительно, зачем нам в такое трудное время нужна ваша концепция?
— На самом деле уверен, что нужна. Проблемой посттравматического стрессового расстройства я занимаюсь уже пятнадцать лет…
— Подождите, Вадим Эдуардович, вы же еще обучаясь в институте заинтересовались темой стресса?
— Да, стрессом и трудами Ганса Селье. Но к теме ПТСР я пришел чуть позже. Стресс — это понятие, а вообще-то ПТСР — это заболевание, которое внесено в международный классификатор болезней как психиатрический недуг. И им я начал всерьез интересоваться лет пятнадцать назад, и что я вижу? Прежде всего, что отсутствует эффективное лечение заболевания, но при этом экспериментально чем только не лечат крыс и мышек, которым воспроизводят симптомы ПТСР...
Меня особенно восхитило, что одна из хорошо мне знакомых коллег из Москвы на разработанной нами экспериментальной модели показала, что инъекции гепарина могут снять ПТСР-подобные поведенческие расстройства у лабораторных животных. Но ежу понятно, что никто гепарином в чистом виде… это совсем не то, что привнесется в клинику…
— Почему?
— Наверное, как моновариант, ну, скажем, как монотерапия… Быть может, как что-то вспомогательное, как что-то сопутствующее… Но очевидно же, что гепарин не решит проблему. Что это не решение проблем стрессового расстройства… И здесь ведь надо понимать, что экспериментальных способов лечения уже много… экспериментально эффективных. И нет ни одного клинически эффективного…
Я даже оговорюсь, что если говорить о болезни ПТСР, то психотерапевты сегодня хорошо отрабатывают свой хлеб, потому что грамотный психотерапевт действительно больному ПТСР может помочь сейчас больше, чем терапия… И фармакологическая коррекция ПТСР да и вообще коррекция вовсе не отменяет главное условие — хорошего психотерапевта.
Но самое главное — надо понять, что это не альтернатива технологиям, это скорее дополнение. Но это абсолютно необходимое дополнение. Потому что осложнения на ПТСР… кстати, как продемонстировали опыты профессора Миминошвили «стресс на павианах», это может быть любая патология, любого органа, любой системы, как осложнения ПТСР…
Право ученого — искать истину…
— Да, Вадим Эдуардович, я напомню читателям, что еще в середине 50-х годов прошлого века профессор Миминошвили воссоздавал стрессовую ситуацию у альфа-самцов в стаде павианов. От этого они гибли. И на вскрытии обнаруживал патологию сердечно-сосудистой и иммунной систем организма…
— И задача фармакологической коррекции, как я ее вижу, именно в том и состоит, ведь осложнениями ПТСР могут быть такие нарушения в сердечно-сосудистой системе, как ишемическая болезнь сердца, гипертоническая болезнь, атеросклероз… Могут быть иммунологические расстройства: аутоиммунные, метаболический синдром. И в пределах метаболического синдрома — сахарный диабет второго типа.
— Профессор, связь со стрессом этих заболеваний, казалось бы, должна заставить ученых всего мира серьезно задуматься. Ведь и метаболический синдром — это заболевание, включающее сразу несколько патологий: сахарный диабет второго типа, артериальную гипертензию, ожирение, ишемическую болезнь сердца, ретинопатию и полинейропатию конечностей. И распространенность метаболического синдрома колеблется от 20 до 40%. Причем болезнь чаще поражает лиц в возрасте от 35 до 65 лет, и преимущественно страдают пациенты мужского пола. А уж о сахарном диабете второго типа во всем мире говорят уже как об эпидемии…
— Да-да. И вот для того, чтобы справиться с этими осложнениями, и требуются поиски фармакологической коррекции. Но вернемся к вопросу, для чего же нужна концепция. Я давно понял одно — что лучшее — враг хорошего. И нужно найти не просто приемлемое лечение, а нужно искать лучшее лечение… И вот концепция нужна именно для поисков лучшего лечения, причем я скажу сразу, что, разработав концепцию, при этом я ни одному человеку не дам практической рекомендации, как ему быть с этим заболеванием. И здесь как раз мне вспомнились дневники Печорина, где Михаил Лермонтов от его имени говорил, что самые замечательные в мире анатомы часто оказываются просто бессильными у постели больного, как бы хорошо они ни знали анатомию. И я скорее отношусь к этой категории…
— Мне тоже очень симпатичен Григорий Печорин. При всех своих недостатках он оказался порядочнее всех остальных героев романа. И пронзительная реакция Вернера, который не подал Печорину руки после дуэли. И то, как Печорин пытался догнать карету Веры... Думаю, что в этих двух сценах тоже заложен очень большой смысл. Спасибо, профессор, что напомнили этого самого загадочного персонажа «Героя нашего времени»…
Продолжение следует
