ИЗ ЛИЧНОГО ОПЫТА
Оставлю рассмотрение сугубо военных вопросов армейским чинам, хотя сам профессионально занимался ими после окончания военного училища и опять же военной академии без малого 40 лет. Тем более Верховный суд 13 августа подтвердил легитимность запрета на разглашение некоторых нелицеприятных для человека в генеральских погонах цифр. Но в силу личного участия в боевых действиях могу сказать, что говорить только о павших и раненных на полях сражений – значит замалчивать беды и их последствия.
Активная, скажем так, внешняя политика России, безусловно, скрадывает протестные настроения, так пошатнувшие государственные устои в других странах в пору мирового кризиса и падения цен на нефть. Но нигде не наблюдается столь явных демографических проблем, связанных с интенсивными усилиями по защите национальных интересов. Никто не принимает в расчет, что в связи с операциями «по принуждению к миру», «восстановлению исторической справедливости», «оказанию помощи братскому народу» Россия несет пусть косвенные, но не менее убийственные для народа потери.
Я это не из книжек знаю, сам в семи горячих точках побывал. Но на книжку сошлюсь. Есть у Василия Шукшина добрый, как и вся наша проза, рассказ «Экзамен». Произведение по масштабам своим плевое, но содержащее откровение русского человека, по сути, великое. Вот оно: «Наша страна много воюет. Трудно воюет. Это почти всегда народная война и народное горе. И даже тот, кто не принимает непосредственного участия в войне, все равно живет теми же чувствами и заботами, какими живет народ...»
УДАР ПО ЯЧЕЙКЕ ОБЩЕСТВА
Как свидетельствует официальная статистика, в России сегодня распадается больше половины молодых семей, тогда как 10 лет назад – только (?) треть. Гражданские браки, а точнее сожительство без обязательств и ответственности друг за друга, становятся правилом, а не исключением. Падает рождаемость, снижается численность населения и чистота помыслов. Причинами называются супружеская неверность, охлаждение чувств. Вы правда верите в это?
На долю моего поколения офицеров ВДВ пришлось немало испытаний. Неслучайно же оно столь естественно и честно унаследовало у отцов-фронтовиков ратные традиции, кодекс чести, даже правило поминать за каждым столом павших. Но если третий тост оттуда, из прошлого, то четвертый – за живых, с присказкой «дай нам Бог больше не встречаться на войне» – порожден не одним боем, не одной войной, а именно чередой военных кампаний обычно с одними и теми же исполнителями. И конца этой череде не видно пока. Рука Вашингтона, конечно, очевидна, но не о виновных, напомню, здесь речь.
Так вот, я о сиротах, разбитых семьях, преданных мужьях и, как следствие, незачатых детях. Насколько правомерна и обоснована моя тревога на сей счет – судить читателю. Не буду вспоминать истерзанную ожиданием меня из «командировок на войну» бывшую жену хотя бы потому, что она жива, и пусть век ее продлится. А вот у друзей моих, майора 5-й мотострелковой дивизии из Шинданта Михаила Скляра и гвардии майора из Марнеульского истребительно-бомбардировочного полка Андрея Маслюкова служба «за речкой» взорвала сердца суженых в прямом смысле. В какую категорию потерь отнести вдовство воинов-интернационалистов, орденоносцев, просто русских мужиков?
За частными случаями рисуется горькая картина по всей России. На юге Москвы в 1993 году брошенный женой после тяжелого ранения подполковник Михаил Лиходей добился строительства многоквартирного дома для своих солдат – ветеранов Афганской войны.
Я был на тех торжествах на Ореховом проезде по случаю вручения ордеров новоселам с участием первого президента России Ельцина. Солнечный день, голубое небо, море алых роз, улыбки молодоженов… Знал бы Борис Николаевич тогда, что спустя 10 лет каждый десятый из его крестников умрет от ран и водки, а более 70% молодых семей разменяют это жилье по разделу совместно… совместно полученного в общее пользование имущества.
Впрочем, что это я все про Афганистан! Недавно побывал в Костроме, встретился с побратимами теперь уже по чеченским кампаниям. И поднимал рюмку чая вместе с командирами местного ОМОНа и СОБРа полковниками полиции Николаем Галкиным и Павлом Бабчуком за их бойцов, у каждого из которых почти по 20 (!!!) командировок в горячие точки. На строевых смотрах рябит в глазах от блеска орденов и медалей. А проблема та же, что и у моих солдат из афганского прошлого. Только 70-процентный порог в потере семей ребята теперь переступают уже через 3–4 года после начала своей боевой биографии…
За все время после создания ОМОНа, а это около 15 лет, лишь трое отказались от планового выезда в горячие точки. Их ссылки на жен и детей коллектив принял с пониманием, никто не попрекнул эту троицу тем, что вместо них будут вынуждены убыть на войну другие. Но даже в патруль на День города не нашлось желающих заступить вместе с отказниками. И они вынуждены были подать в отставку вообще из органов внутренних дел, ибо приговор бывших друзей – он и в самом деле окончательный. Еще и потому, что служили когда-то в этом отряде Игорь Куль и Саша Погодаев, лейтенант и майор, сложившие свои светлые головы на чеченской войне.
Впрочем, и в семьях тем отказникам дали отставку. Узнав о малодушии супруга, одна из жен подала на развод, с другим не разговаривают сыновья, третий запил по-черному... И я не удивился такому грустному, если судить по справедливости, итогу. Чай, на Руси живем и в бой нас провожают по-русски русские женщины.
ДЕТИ ВОЙНЫ
Хочу быть понятым правильно. Вспоминаю об изменивших долгу только ради того, чтобы показать, что и у оставшихся верными присяге тоже был выбор. Не дело это – повышать статус человека, о котором пишешь, за счет унижения других в общем деле защиты интересов России. А потому скажу главное: костромские парни тем и сильны, что они такие же, как все, как все российские солдаты первого броска. Вот что здорово!
Но живут бобылями в свои неполные 30 лет ветераны боевых действий. Пустоцветом забегают к ним в гости то ли бывшие жены, то ли новые подружки, тоже не рискующие связывать судьбу с обреченными на войну людьми. Растут сиротами дети из опаленных войной семей при живых родителях. И последние, мне кажется, самые главные пострадавшие. Ибо ни в чем и ни перед кем не виноваты, ведь правда?
Я собрал ребят после школы. Они знают, как тяжело растить их мамам в одиночку. Знают, что папы могут в любой миг снова «уехать на войну». И размер алиментов, пособий по факту возможной гибели – тоже им известен. Лишь о подвигах отцов им никто не рассказывал, тем более о подвигах погибших. Запрещено? А я рассказал…
Внимательно читаю отчеты о ходе последних учений войск Центрального военного округа. Бойцы противостоят диверсантам и засадам в условиях минной войны на марше, предлагают мирному населению на двух языках прекратить сопротивление. То есть готовятся бить врага на чужой территории. Если это не агрессия, а принуждение к миру, то ладно. Но не лучше ли тогда начать с тренировок по ведению оборонительного боя?
…Младший мой сын Роман стал инвалидом после первого теракта в столице. Старший лейтенантское становление прошел в Чечне, вернулся с медалью «За отвагу». Позже побывал еще в какой-то неспокойной республике, потом еще… Год назад Тимофей досрочно получил очередное воинское звание – майора, но за что такая честь, так и не сказал до сих пор. Может, постыдное что-то заставили его свершить? Не знаю, да и разговор не о том. Просто тогда же, год назад, мировой судья рассматривал иск о расторжении его брака с красавицей Наташей. Купил внучке Марьяше велосипед, да как теперь отдашь?
Процесс развода семей и населения в России упростился. Потому не удивился, когда родная сестра на приглашение переехать с сыном из умирающего целинного совхоза, что в Северном Казахстане, ко мне в Москву, чтобы принять российское гражданство, отказалась не раздумывая:
– Давно бы многие выехали в Россию. Но у вас ведь там война за войной, так и ждут, наверное, мужчин призывного возраста. А вдруг, не дай бог, вас тоже когда-нибудь начнут бомбить?..
Нет, никто нас не поймет, какое это счастье – погибнуть за Родину!
БОЛЬШЕ, ЧЕМ В ОТЕЧЕСТВЕННУЮ
И напоследок – вот такие нерадостные факты. По причине распада семей, прежде всего гражданских, ежегодно в России социальными сиротами ежедневно становятся 200–220 детей! Со слов нашего «главного омбудсмена» Павла Астахова, почти 700 тыс. детей в настоящее время находятся в интернатах, приютах, детских домах – это, заметим, каждый пятый ребенок в стране. То есть в сумме уже как минимум в два раза больше, чем после Великой Отечественной войны. И это без учета того, что каждый 50-й ребенок в России – беспризорник. Вот сколько девчонок и мальчишек у нас, которым под Рождество даже написать и пожаловаться некому.
Подводя итог этой нерадостной официальной статистике, скажу, что из множества других источников вырисовывается еще более ужасная цифра: в России сегодня до 5–7 млн беспризорных детей.
Девять из десяти – так называемые социальные сироты, не ходят в школу 3 млн детей, около 5 млн живут на улице.
А вот еще убийственные цифры: в постсоветской России в 48 раз увеличилась детская смертность от наркотиков.
