17 октября в одном из крупнейших московских клубов Ray Just Arena пройдет сольный концерт группы «Мгзавреби» («Странники») из Грузии. Этим выступлением начнется большой (20 городов) тур коллектива из Тбилиси по нашей стране. За девять лет творческой жизни у «Странников» (так переводится название команды) накопилось несколько десятков песен, которые при всем их разнообразии объединяет одно: добрая и солнечная улыбка. Редкое качество для современной музыки! Откуда оно, к какой публике обращаются артисты, часто ли поют по-русски, какую роль в их судьбе сыграл русский писатель, артист и режиссер Евгений Гришковец — на эти и многие другие вопросы «Труду» ответил лидер ансамбля Гиги Дедаламазишвили.
— Гиги, при всей вашей популярности, это, насколько знаю, самый большой ваш российский тур?
— Да, он не первый, но самый масштабный: 20 городов. В основном прозвучат песни с самого свежего нашего альбома In vino veritas — их 7 или 8, остальное — с трех других сольных альбомов «Мгзавреби». Репетируем обычно до 30 песен, из них на сцене вживую звучит около 20. Запас нужен, потому что никогда не знаем, как пойдет концерт, что именно публике понравится. Всегда нужен элемент спонтанности. И еще будет премьера песни на русском языке «Пообещай».
— У вас, если не ошибаюсь, очень небольшой опыт пения по-русски.
— Есть 4-5 «русских» песен. Мы к выбору языка относимся очень трепетно. Должен быть повод, история... Началось с того, что в довольно уже далеком 2007 году, когда мы только начинали, ко мне в комнату зашла моя тетя (у нас большая семья, мы все живем по соседству), она очень хорошо знала русский, говорила без акцента. И она сказала: «Гиги, мне вчера не спалось, и я перевела твою песню «Просыпается заря». Может быть, тебе когда-нибудь понадобится...» Я тогда не очень представлял себе, что мы будем выступать для широкой публики, тем более за рубежом. Но через 4 года песня действительно пригодилась. А потом была и другая песня, «Потому что я верю в чудеса», потом третья, когда я полюбил девочку из Украины, мы общались на русском, я посвятил ей песню, и она стала моей женой... Следующей стала песня «Прорвемся». Это очень важное для меня стихотворение написал в 1997 году прекрасный поэт, актер Нико Гогелаури, он недавно, к сожалению, ушел из жизни совсем молодой... Когда мы начали писать альбом In vino veritas полтора года назад, я случайно наткнулся в интернете на его чтение этого стихотворения, и захотелось написать песню... Вообще нам предлагали большинство наших песен перевести на русский, но мы отказались из опасения, что они не будут звучать на нем естественно.
— Как вы определяете, что вот эта песня должна звучать по-грузински, а та — по-русски?
— Когда в голове появляется мелодия и я ее подбираю на гитаре, то уже понимаю, какой язык подойдет. Грузинский и русский очень отличаются по звучанию, и та мелодия, которая будет красива с грузинским текстом, не подойдет к русскому. И наоборот. Чтобы звучало одинаково хорошо на обоих языках — я такого практически не знаю. Ну вот кроме той песни, что перевела тетя.
— А вспомните «Тбилисо», которая прекрасно звучала на обоих языках.
— Да, вы правы но то, можно сказать, классика, мне до такого уровня еще расти и расти многие годы.
— Кто ваша публика в России? Не получается ли, что в основном это грузинская диаспора?
— Нет, мы никогда не делаем акцента именно на диаспоре. Ходят все. Самые первые наши зарубежные гастроли были в 2010 году в Киеве, потом — Азербайджан, постепенно доехали и до России. Приезжая в какой-то город, мы поем для его жителей, невзирая на национальности. И рады абсолютно всем. И ходят, насколько знаю, русские, грузины, армяне, азербайджанцы... Удачно получилось, когда мы делали наш первый московский концерт в клубе Б-2, Женя Гришковец привел свою публику, мы — своих соотечественников. Они познакомились, подружились, и с тех пор на наших выступлениях все сливается. Чему я очень рад.
— О чем песня «Эмирантоби», можно догадаться, даже не зная грузинского языка.
— Вначале там цитируется очень старая песня времен первой большой эмиграции, когда с приходом коммунистов к власти многие уехали во Францию. В нашей песне рассказывается о пассажирах поезда, которые через очень большой промежуток времени решили вернуться, на вокзале суета, они разговаривают друг с другом, вспоминают юность... Такая песня-сказка. И сейчас многие грузины мечтают вновь увидеть Родину, но по десять-двадцать лет не могут себе этого позволить из-за отсутствия денег, визы... Особенно — кто живет далеко: в Америке, Австралии...
— Когда вы встречаете представителей грузинской диаспоры в России, многие жалуются на трудную жизнь, притеснения?
— Грузинская диаспора — это те, кто нам помогает в первую очередь. Обычно, как только они узнают, что мы едем в их город, через организаторов концерта выходят на нас, устраивают грузинское застолье, чтобы мы вдали от дома чувствовали себя комфортно. Не поручусь за каждого из них, но те, с кем довелось общаться, говорили, что живут нормально, имеют свое дело. Меня это очень радует: значит, эти люди полезны и себе, и своим родным, и тому российскому городу, где судьба определила им быть.
— А как себя чувствуют грузины в других странах?
— До Америки я пока не добрался, хотя уже пару раз звали, но не сложилось. Зато видел нашу диаспору в Европе — в Вене, Праге, Будапеште... У кого-то есть работа, у кого-то нет. В 90-е в Грузии было очень плохо, после развала Советского Союза люди сидели без света, тепла. Кто-то воображал: полечу в Москву или Нью-Йорк, и у меня там будет все... Полетели — но не у всех все получилось. Кто-то занимается делом, создал семью, прекрасно освоил местный язык. А есть такие, которые не освоили. Его спрашиваешь: как же ты 20 лет в стране прожил и язык не выучил? Он отвечает: да я тут общаюсь только с грузинами... А чего не работаешь? Ну, у нас родни много, кто-то всегда поделится...
— Ваши песни всегда полны света. Это ваша персональная жизнь солнечна, или в сегодняшней Грузии так солнечно, или просто очень хочется, чтобы она была такой?
— Во-первых, спасибо за такое восприятие наших песен. Во-вторых, во всякой жизни довольно грусти, просто мы ее стараемся развеять улыбкой. Мы в группе всегда были открытыми, дружными парнями, у нас много друзей по всему Тбилиси, это даже не потому, что мы популярны, а потому что общительны. Когда я начал писать и петь песни, у нас по-другому как-то и не получалось. Я пару раз пытался написать что-то грустное — не выходило. И я понял: просто надо оставаться самими собой. В наших песнях тоже бывают нотки грусти, но обязательно с надеждой. Как в той самой песне поется — «Прорвемся»!
— Не приходило в голову перепеть старые песни — ту же «Тбилисо», репертуар ансамбля «Орера»?..
— Нет, быть таким «певцом на бис» у меня никогда не было амбиций. Если ты берешь легендарный материал — «Сулико», «Тбилисо» или песни «Орера», то должен внести что-то свое, чем-то выделиться на фоне классического исполнения. А это огромная ответственность. Мы пару раз пели «Тбилисо», и мне всегда было очень некомфортно, потому что это же пела и поет Нани Брегвазде, которую я обожаю, как я смею после нее браться за эту песню? Мы поем и играем то, что сами пишем. В этом весь смысл, мы никогда не ставили цели «постоять на сцене рядом со звездами». Просто пели у моей мамы в хоре, там очень сильно подружились и дружим до сих пор, а потом я начал писать песни, ребята взяли инструменты, выучились играть, ни о каком будущем особенно не думая, и вот на будущий год исполнится 10 лет со дня нашего первого концерта.
— В сегодняшней Грузии звучит тот давний репертуар — «Тополя», «Васильки»?.. Одно время нам здесь внушали, что русские песни в Грузии считаются наследием культурного империализма.
— Нет, что вы, этот репертуар звучит. В том числе на FM-станциях. Не так широко, конечно, как Рианна или Леди Гага.
— Из иностранной эстрады преобладает англоязычная?
— Да, русской эстрады меньше. Зато в Грузии любят русский рок. В этом году у нас были Земфира, Гребенщиков, в прошлом ДДТ. Они всегда собирают ашлаги. На радио из полутора десятков станций есть одна, аналог российского «Авторадио», где звучат старые шлягеры, шансон.
— Как вы нашли друг друга с Евгением Гришковцом?
— Случайно. Наш общий друг был в Тбилиси, я показывал ему вечерний город. Мы гуляли, что-то обсуждали. Уже полпервого ночи, вдруг он говорит: «У меня есть друг, Женя Гришковец, думаю, у вас очень хорошо получится выступать вместе, ты на грузинском, он на русском. Давай завтра его наберу, дам послушать твои песни». Я попытался его отговорить: зачем, может, человеку это совсем не близко. Но он нас не послушал, и через день, когда мы встретились снова, рассказал, что песни Жене понравились, он ждет звонка по такому-то номеру... Я позвонил, мы сразу нашли общий язык, через две недели Женя приехал в Тбилиси, мы записали нашу первую песню и поняли, что надо делать совместный альбом. Сделали его за год, записали в основном в Тбилиси. У меня появлялись мелодии, я наигрывал их на диктофон и отправлял Жене. Или Женя делился со мной идеями — написать о том-то, в таком-то стиле... Через год вышел альбом, мы сыграли концерт в Тбилиси, потом во многих других городах...
— Вы очень подходите друг к другу, у Гришковца тоже все очень солнечно, даже когда он грустит. А еще то, что вы поете, для меня очень совпадает своей доброй улыбчивостью со старым грузинским кино, всеми этими шуточными новогодними новеллами... Ваши треки , кстати, тоже участвовали в фильмах. Правда, в популярной «Любви с акцентом» вас почему-то не было. Хотя этот фильм — совершенно «ваш» по духу.
— Да, режиссер «Любви с акцентом» Резо Гигинеишвили позвонил недавно и рассказал, что наши песни взяли в сериал «Последний из Могикян». Я сам по профессии актер, как и еще один участник нашей группы. Кино, а особенно театр — это моя первая любовь.
— А в театре продолжаете играть?
— После окончания института полтора года играл, но дальше не получилось. Надо было выбирать — либо играть на сцене, либо петь на эстраде. Театр — больше, чем профессия, это судьба. В кино можно сняться, потом сделать перерыв, заняться музыкой. В театре такое невозможно, он забирает человека целиком. Пение мне давалось само собой: это было просто продолжение моей дружбы «по жизни» с товарищами. Сцена мне безумно нравилась, но давалась намного сложнее. Во всяком случае мне в тот момент показалось, что легче быть музыкантом, чем актером. Помню, на третьем курсе мы закончили спектакль, подошел режиссер: «Гиги, ты должен в этот сюжет вложить все, что в тебе есть. Вот как ты выложился на концерте, который вчера показывали по телевидению». Я тогда очень обиделся: неужели я на сцене не выкладываюсь? Но потом понял: наверное, он прав, музыка мне дается лучше, чем актерство.
— Минувшим летом вы впервые выступили на российском рок-фестивале «Нашествие».
— И очень волновался. Нас поставили на главную сцену, под вечер, это была большая ответственность. Времени на подготовку было очень мало. Поддержал наш очень хороший знакомый Миша Марголис, который ведет программу на «Нашем радио», он должен был нас объявлять, и он сказал: «Не волнуйся, я буду говорить, а вы пока готовьтесь». Дал нам 5 минут на включение. А главное, нас поддержали слушатели своим душевным приемом.
— Друзья не отговаривали вас от поездки в Россию? Тогда обстановка была накаленная: Земфира спела в Тбилиси с украинским флагом в руках, многие у нас на нее за это обиделись, грозились ответными мерами...
— Были и такие, кто отговаривал, я не послушался, мы приехали, о чем ни капли не жалею
— Ваши дети знают русский язык?
— Знают, конечно. Но активно пользоваться им почти не приходилось, люди мало ездили в Россию, из России мало ездили к нам. Раньше в моем подъезде, доме, районе было очень много русских, постоянно звучала русская речь. Но после распада СССР эти люди в основном уехали. Правда, последние года 3-4 вновь ожил поток туристов из России, стали больше приезжать друзья, родственники, те же эмигранты на места своего детства... Когда я привел домой свою невесту, мой отец заохал: «Я по-русски уже лет 15 не говорил...» Ничего, за пару дней все вспомнил. Да я и сам стал подзабывать язык, хотя с детства знал его хорошо, мне старшие говорили: «Гиги, если будешь читать русских писателей, то лучше в оригинале». Тогда было сложнее, чем сейчас, надо было доставать большой словарь... Сейчас, с интернетом, проще.
— У вас есть любимое место в России?
— Таких уже много! Но самое любимое — Новый Арбат в Москве. Мы постоянно, раз в пятнадцатый уже, снимаем там квартиру. Нас сюда привел Женя Гришковец два года назад, с тех пор эта улица для меня много значит, там Дом книги, откуда я каждый раз приносил что-то интересное, знакомый парень, который круглосуточно делает великолепную шаурму, женщина, продающая в киоске сигареты и лимонад... Это очень теплая и домашняя ассоциация. Ну а Петербург — вообще сказка, не веришь своим глазам, как можно было построить такой прекрасный огромный город. В мире не видел ничего подобного.
