Мое путешествие по Балканам напоминает компьютерную игру под названием «Успей перейти границу». Из Белграда мы выезжаем в сторону Хорватии в полной растерянности. Хорватские власти уже заявили о том, что граница перекрыта. Можно, конечно, объехать через Боснию: бешеной собаке двести верст не крюк.
Огромный хвост фур и грузовиков на автобане не внушает надежды. Но сербские полицейские торопят нас: «Вперед, ребята! Хайвей еще открыт».
Мимо нас через кусты на сельскую дорогу проскакивает множество такси. У белградских таксистов сейчас горячее время. «Они всю ночь перевозят беженцев до границы с Хорватией, - объясняют полицейские. - Дальше беженцы идут полем. Через кукурузу и подсолнечники. А в Хорватии их встречают цыгане». «А как же минные поля?» - удивляюсь я. «Да никто не знает, где они на самом деле».
Минные поля, которыми Хорватия так долго пугала беженцев, оказались просто линией Мажино, которую легко обойти.
(Линия Мажино - система французских укреплений на границе с Германией перед Второй мировой войны. Считалась неприступной. Во время войны немцы легко преодолели ее с помощью авиации, артиллерии и танков).
|
ХОРВАТИЯ ПРОДЕРЖАЛАСЬ СУТКИ
Мы благополучно пересекаем границу. Лесная дорога ведет нас в Вуковар, приграничный город на Дунае. В лесу мы видим авто с унылыми беженцами и водителем-цыганом, у которого хорватские полицейские берут отпечатки пальцев. Не повезло.
В Вуковаре в кафе на берегу тихого, прекрасного Дуная можно расслабиться. «Всю ночь плыли лодки с беженцами через реку из Сербии, - рассказывает официант. - Многие мигранты боятся идти через кукурузу. Их отлично видно. А через Дунай — безопасно, да и погода стоит отличная».
За двое суток в Хорватию прибыло 17000 беженцев. Всего лишь за два месяца до нашествия хорватские медиа публиковали снимки несчастных мигрантов: плачущие женщины, несущие на руках детей. Никто в Хорватии и представить себе не мог, что 90 процентов беженцев составляют молодые, агрессивные мужчины. Неолиберальные журналисты призывали граждан открыть свои двери и сердца несчастным беженцам. Венгров, которые три месяца кормили и поили мигрантов, называли «нацистами» и «свиньями». Сербов обвиняли в жестокости и прагматизме. Мол, если беженцы придут в Хорватию, они увидят истинный свет гуманизма.
С гуманизмом было покончено ровно через 24 часа. Инстинкт самосохранения оказался сильнее. Риторика политиков развернулась от «да» до «нет». До вторжения мигрантов премьер-министр Хорватии Зоран Миланович делал патетические заявления: «Это люди, а не мешки с капустой! Мы просто обязаны помочь! Мы, конечно, не думаем, что они придут в нашу страну, но мы сделаем все возможное и обойдемся с ними лучше, чем наши соседи. Мы не будем бежать от ответственности».
А уже через сутки после нашествия Хорватия завопила на весь мир: «Спасите-помогите!» Беженцев заталкивали в автобусы и поезда и пересылали к границам Словении и Венгрии. Между Венгрией и Хорватией разразился дипломатический скандал. Будапешт обвинил Загреб в нарушении государственной границы. Хорваты отправили поезд с тысячью мигрантов и сорока хорватскими полицейскими в Венгрию, где его остановили в пограничном пункте Мадьярбой. Венгры арестовали машиниста и разоружили хорватских полицейских. После чего премьер-министр Хорватии Миланович высокомерно заявил: «Я даже не стал разговаривать с Орбаном. (Виктор Орбан — премьер-министр Венгрии. Д.А.) Я просто ЗАСТАВИЛ его принять беженцев».
НА ИНФОРМАЦИОННОМ ФРОНТЕ
Дипломатические (и не совсем) конфликты разгораются не только на уровне государств, но и между гражданами отдельных держав. В местечке Суза неподалеку от венгерской границы все местные апартаменты забиты иностранными журналистами. Ночевать просто негде. В винном подвале, где нам удалось пристроиться, разместилось еще с десяток журналистов. Хозяин по имени Отто, добрая душа, без устали резал сало и носил кувшины с вином. «Беженцы шли через нашу деревню потоком еще вчера, прямо к хорватско-венгерской границе, - рассказывал Отто. - Я сам был беженцем во время войны в Югославии. Поэтому я вынес шланг с водой прямо на улицу, чтобы они могли помыться. Мы бесплатно угощали их нашим лучшим салом, свиными колбасками и молодым поросенком. Но они очень скромные люди. Съели только кусочки хлеба». (Баранья — хорватский регион, славящийся своими свиньями. Другой еды местные жители просто не знают. Я постеснялась объяснить добродушному хозяину, что его отличные жирные свиньи-медалистки — не лучшая еда для мусульман.)
Все журналисты сидели за одним столом, и у нас немедленно завязались горячие споры. Вино резко повысило градус дискуссии. Я пришла в ярость, когда западные коллеги обвинили Россию в миграционном кризисе в Европе. «Это ваш Путин специально спровоцировал наплыв беженцев! - закричали они. - Если б русские не поддерживали бы Асада, в Сирии уже давно бы все успокоилось. Там бы сидело демократическое правительство». «Такое же, какое сейчас сидит в Ливии и Ираке?» - ядовито спросила я.
Люди стучали кружками с вином об стол, и спор перешел на личности. Один из так называемых «коллег» закричал: «Ты сумасшедшая русская! Убирайся из-за стола!» До этого молча пивший вино мой муж, хорватский журналист, внезапно встал, подошел к моему обидчику, взял его за нос и сунул носом в суп. «Ты будешь есть суп мордой или извинишься перед дамой», - спокойно сказал он.
Поднялся страшный крик. Сбежалось пол-деревни. Громче всех кричала я, используя свой богатый запас крепких хорватских выражений. (Обожаю драки!) Хозяин успокаивал присутствующих: «Нет крови — значит, не надо звонить в полицию». Мой обидчик извинился за все: правда, неразборчиво. Ему мешал суп. Как тут не вспомнить слова Фридриха Великого: «Дипломатия без силы — все равно что музыка без инструментов». (Правда, он сказал — дипломатия без армии, но какая разница?)
КОМУ ВОЙНА, КОМУ - МАТЬ РОДНА
Утром мы выехали в сторону хорватско-словенской границы. В Богом забытом населенном пункте Хармица в кои-то веки ажиотаж. Все деревенские жители стоят у ворот с открытыми ртами. Негры, арабы, журналисты, фотографы, полицейские. Словенцы подогнали автобусы, чтобы в первую очередь погрузить детей и женщин, которые, как рыба на нерест, стремятся в Германию.
|
|
Двадцатилетний Махер из сирийского города Алеппо заявил мне, что ему надо в Германию.
«Я не хочу идти в армию и боюсь ДАЕШ (Исламское государство. - Д.А.)»
«А кто же будет защищать ваш родной город Алеппо, где, по вашим словам, у вас остались мать и две сестренки?»
«Вот пусть Асад и защищает. А я не желаю, чтоб мне отрезали голову».
Махер проучился год в университете по специальности «гражданское строительство» и намерен продолжить учебу за бесплатно уже на немецком языке.
«Разве вы говорите по-немецки?» - спрашиваю я.
«Нет. Но за пару лет я его выучу. А потом продолжу образование».
|
«У вас есть деньги?»
«Нет. А зачем? Немцы помогут. Они сами нас звали».
«Откуда вы знаете, что они вас звали?»
«Да весь интернет об этом кричит. Немцы нас пригласили, вот мы и поехали».
|
«А ведь это правда», - говорит мне пожилой мужчина из Ирака по имени Измаил. Он лежит на земле в расстегнутой рубашке, обнажающей огромный голый живот. Жарко.
«Я родился в Южной Африке, хоть по матери я араб, а по отцу еврей, - говорит Измаил. - Я везде свой. Потом сбежал в Ирак, когда черные захватили ЮАР. Негров я просто ненавижу. В ЮАР сейчас такой криминал, по улице даже днем не пройдешь. В Ираке шла война, но я ювелир. Отлично разбираюсь в драгоценностях. Могу рассказать, что у вас за бриллиантик на пальчике. А для ювелиров война — золотое время. Люди продают все ценности, лишь бы уехать. Меркель просто дура. Зачем она кричала: «Беженцы! Добро пожаловать в Германию!» Вот и побежали. У немцев в крови чувство вины. Все боятся, что за Холокост их отправят прямо в ад. Как араб я счастлив, что мои соплеменники устроят райскую жизнь этим немецким чистоплюям. Как еврей, я вдвойне счастлив. Они так боролись за чистоту крови, что неплохо бы ее разбавить арабской. Это божья кара».
|
«А у вас есть паспорт?» - спрашиваю я. Он хохочет и подмигивает мне.
«Мой паспорт погиб при бомбардировке. И пусть кто-нибудь докажет, что это не так. Мы теперь люди мира».
