Вloombergview На самом деле, советская империя рухнула вовсе не из-за дешевой нефти. Ее разрушила коммунистическая идеология. Путинская Россия даже в большей степени зависит от нефтяных доходов, чем ее предшественник Советский Союз, но она не связана прежней идеологией и принципами, и это может позволить режиму удержаться у власти.
Советский Союз представлял собой довольно необычное «нефтяное государство». В 1985 году доля топливных ресурсов составляла 52,7 процента советского экспорта. Однако, только 24,7 процента экспортируемой сырой нефти, 61,6 процента нефтепродуктов и 45 процентов природного газа продавались за твердую валюту, другими словами, по рыночной цене. Остальные энергоносители поставлялись странам Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) за так называемые «трансфертные рубли», которые являлись общей валютой «советского блока», либо предоставлялись по бартеру государствам, входившим в орбиту Советского Союза. Страны-сателлиты могли получать нефть и газ в обмен на те товары, в которых СССР не испытывал особой необходимости. Таким образом, это, в сущности, была своеобразная система субсидий.
Значительная часть твердой валюты, получаемой от экспорта в страны капиталистического лагеря, направлялась на приобретение зерна. Коллективизация сельского хозяйства в эпоху Сталина и вызванный ей спад сельскохозяйственного производства превратили Россию из крупнейшего в мире экспортера в главного импортера сельскохозяйственной продукции на планете. Егор Гайдар, который проводил радикальные постсоветские экономические реформы в начале 1990-х годов, писал в 2007, что после того, как Саудовская Аравия прекратила поддерживать цены на нефть в 1985 году, советское руководство оказалось перед неизбежным и очень непростым выбором.
Для Советского Союза тогда существовало три варианта антикризисной тактики. Первый – распустить «Восточную Империю», немедленно прекратить поставки нефти и газа по бартеру странам социалистического лагеря и начать продавать свои энергетические ресурсы исключительно за твердую валюту. В то же время, подобный выбор требовал решения сложнейшей задачи: убедить руководство страны в 1985 году в необходимости полного отказа от завоеваний второй мировой войны. В сущности, лидер, который в то время предложил бы подобную идею Центральному Комитету КПСС, рисковал потерей своего поста Генерального секретаря ЦК.
Второй вариант состоял в том, чтобы немедленно и радикально сократить советский импорт продовольствия на 20 миллиардов долларов, что соответствовало сумме экспортных потерь СССР, вызванных падением цен на нефть. Однако с практической точки зрения этот вариант означал введение распределения продовольствия по нормам, похожим на те, что применялись во время второй мировой войны. Советское руководство понимало все последствия такого шага: советская система не продержалась бы даже месяц. Разумеется, эта идея всерьез никогда не обсуждалась.
Третьим вариантом было резкое сокращение расходов на военно-промышленный комплекс. Сделав такой выбор, советская правящая верхушка рисковала серьезным конфликтом с региональными и промышленными элитами, поскольку значительная часть советских городов полностью зависела от крупных «градообразующих» предприятий ВПК.
Все три сценария были неприемлемыми с политической точки зрения. Поэтому, согласно мнению Егора Гайдара, Центральный Комитет Коммунистической Партии решил просто игнорировать эту проблему и взять в западных банках кредиты, поскольку в то время кредитный рейтинг Советского Союза был еще высоким.
То, что за этим последовало, теперь называют сменой исторической эпохи. Безусловно, коллапс нефтяных цен сыграл определенную роль в распаде Советского Союза, однако он лишь подтолкнул и ускорил крушение системы, которая ставила идеологию выше экономики.
Зависимость от нефтяного экспорта, которую испытывает современная путинская Россия, гораздо более жесткая, чем в самые тяжелые для СССР времена. Нефть и газ сегодня составляют около двух третей российского экспорта. Бывший специалист по управлению активами Андрей Мовчан, который в настоящее время возглавляет программу «Экономическая политика» московского Центра Карнеги, утверждает, что около 70 процентов ВВП России в настоящее время характеризуются как «нефтезависимые». К ним в первую очередь относятся государственные расходы, которые финансируются налогами от экспорта нефти на 60 процентов. Кроме того, значительная часть импорта осуществляется на доходы, полученные от экспорта углеводородов. И, наконец, немалая доля ВВП обеспечивается за счет потребления и инвестиций, генерируемых компаниями, получающими доходы от этого экспорта.
Большинство экономических показателей России, таких как международные резервы, доходы бюджета, курс национальной валюты, да и сам ВВП, в крайне высокой степени коррелируют с мировыми ценами на нефть.
Тем не менее, сегодняшняя экономическая система России значительно более устойчива. Несмотря на то, что в последнее время Владимир Путин обратился к империалистической и глубоко консервативной идеологии, Россия – это все же капиталистическая страна.
Она является четвертым крупнейшим экспортером пшеницы в мире, и, в отличие от СССР, может вполне прокормить свое население. Импортируемые пищевые продукты в первом квартале 2015 года составляли 32 процента продовольственного рынка страны, однако, эти товары главным образом служили для обеспечения разнообразия продукции.
Кроме того, современная Россия просто не в состоянии восстановить былую империю. Возможно, это даже хорошо, что цены на сырьевые ресурсы по большинству прогнозов останутся низкими, поскольку падение доходов помешает Путину осуществить свои планы по захвату новых территорий и не позволит ему «купить» новых союзников. Субсидии, предоставляемые Россией ее немногим сателлитам, таким как Беларусь и некоторые другие постсоветские республики, составляют лишь малую часть того, что тратил на подобные цели Советский союз. И хотя оборонные расходы в последнее время существенно выросли, Россия сегодня не втянута в полномасштабную гонку вооружений с Соединенными Штатами Америки.
Два главных направления «утечки» нефтяных денег России – это социальные расходы, резко увеличенные при Путине в целях обеспечения верности электората, и катастрофическая коррупция в крупных государственных компаниях, составляющих основу российской экономики. Впрочем, Путин в последнее время продемонстрировал, что изменил свое отношение к обоим факторам.
Он избрал девальвацию национальной валюты как средство удержать экономику на плаву немедленно после начала падения цен. «Инфляционный налог», которые лег на плечи верных избирателей Путина, оказался тяжким бременем. В то же время государство сокращает свои расходы на здравоохранение и образование. Это сокращение относительно невелико, учитывая степень снижения доходов от экспорта углеводородов, однако сам факт его осуществления говорит о том, что Путин стремится переложить часть «углеводородных убытков» на российский народ. Это довольно рискованная тактика, но она все же гораздо лучше, чем простое игнорирование проблемы, к которому прибегло когда-то советское руководство.
Ближнее окружение нынешней российской верхушки, возглавляющее государственные компании, до последнего времени казалось абсолютно неприкасаемым. Однако на прошлой неделе Путин уволил своего друга Владимира Якунина, главу российской железнодорожной монополии, явно устав от бесконечных просьб о новых субсидиях, необходимых для маскировки вопиюще неэффективного управления компанией. Крупнейший производитель нефти в стране, корпорация «Роснефть», возглавляемая давним компаньоном Путина Игорем Сечиным, получила отказ в финансировании четырех из пяти проектов, представленных ей в Фонд национального благосостояния, составляющий часть международных резервов России.
Путин показал, что он способен принимать прагматические решения, и его реакция на кризис, при всех ее явных недостатках, по всей вероятности, поможет России пережить этот шторм.
