Петр Мамонов, как и все его рокерское поколение, было адски заточено на Запад и его музыку. Но при этом именно он стал чисто русским явлением, считает кинокритик и актер Александр Шпагин.
Петр Мамонов – последний русский художник, который чувствовал дыхание русского дьявола, русской бездны. Он не только смотрел в эту бездну, но и она смотрела на него, и от этого возникал диалог. Он глубоко постигал русскую действительность и заставлял задуматься о русской ментальности, о себе и о земле, на которой мы живем.
Именно на примере Мамонова можно получить подтверждение мысли: чем более русским становился художник, тем более он тяготел к русской хтони, становился юродивым, скоморохом, плящущим на грани бездны. Но именно такой подход помогал изгнанию беса. Его творчество, его воплощение чувств заставляло нас пробуждать в себе интересные мысли. То, что творил Мамонов, нельзя или сложно пересказать словами, но всегда это будет что-то очень сильное и оригинальное, и эти действа обязательно вызывали или восторг, или раздражение. Он не просто разрушает мифы, он именно выходит в запредельное состояние, которое ведет к постижению и бездны, и дьявола, обретению и Бога, и надежды, – всему тому, что и должно по-настоящему пробуждать искусство. На мой взгляд, его проживание на «Острове» поставила блестящую картину П. Лунгина в один ряд с такими великими советскими фильмами, как «Сибириада» А. Кончаловского, «Прощание», а чуть ранее «Иди и смотри» Э. Климова и с просто выдающейся драмой «Рой» В. Хотиненко.
Петр рос как актер от картины к картине, в нем раскрывалась невероятная мощь. И когда мы вместе снимались в «Шапито-шоу: любовь и дружба», то я видел, что он играл, практически не напрягаясь. Он просто оттягивался в своей роли, а глаз от него нельзя было оторвать, насколько это было восхитительно.
А живя на своей «вилле» он – гений и медиум – предпочитал образовывать себя, несмотря на возраст за пятьдесят, слушать винил и смотреть кинофильмы 60–80-х годов. И, наверное, мог бы написать искусствоведческую книгу про кинематограф тех лет. Он не стеснялся прийти ко мне с винцом и со словами: «Дай с образованным чуваком пообщаюсь». А мне было очень интересно говорить с ним как с киноведом и проверять свои ощущения от советского кино тех времен.
Но при этом вытащить его куда-либо было очень проблематично. Очень печально, что на Петре Мамонове в нашем искусстве может прерваться линия русской метафизики, русской хтони – связи с землей, с ее истоками и традициями.
