Мода – она разная. Когда человек еще думает, это мне к лицу или нет, это, наверное, еще не совсем мода – модное поветрие. Настоящая мода – это ураган, все сметающий на своем пути, включая здравый смысл. Настоящая мода – бессмысленная и беспощадная в стремлении, без малейшей мысли о том, а к месту ли это будет.
И ведь мода – это не только про одежду, обувь или прочих Армани с Гуччи. Это ведь и про архитектуру.
Шале в швейцарском стиле. Как же они расплодились по всей Европе на рубеже XIX и XX веков.
Начало моде положил, кажется, «гражданин Женевы» Жан-Жак Руссо с его призывами вернуться «назад, к природе» – к естественному, природному состоянию и с мечтами о чудесном слиянии человека и «натуры». Вот, мол, швейцарские крестьяне, живут в простых, но прочных альпийских хижинах, где чувствуют это самое единение с природой и пребывают в счастье и гармонии с окружающим миром. Вот к этому и нужно стремиться.
На первых порах на этот призыв откликнулись коронованные особы. Мария-Антуанетта в Версале невдалеке от Трианона повелела разбить Мельничную деревушку в крестьянском стиле, чтобы имелась возможность отдохнуть от формальностей двора и вместо королевы почувствовать себя крестьянкой. Ну как крестьянкой? Коров здесь ежедневно тщательно мыли и повязывали им цветные бантики. Поэтому и домики были крестьянскими довольно условно. Даже трещины на фасадах только что построенных «крестьянских» домиков специально рисовали художники. Ну а почему нет, с другой стороны? Ведь сегодня же мебель загоняют в стиль прованс, специально затирая свежую краску до древесной основы, а с металлическими деталями делают что угодно, лишь бы ржавчина проступила.
Дальше – больше. В начале XIX века романтизм ненавязчиво вытесняет прежнее преклонение перед древним Римом и древней Грецией. В архитектуре начинается время «романтического историзма». Англичане как пельмени стали клепать замки в стиле, который они сами назвали Тюдоровским, а на континенте тоже без дела не сидели, начали перебирать, что же такого имеется от средневековья романтического и исторического одновременно. Помимо прочего, идея шале вполне подходила. При этом швейцарские шале всё больше теряли свой первозданный облик, становясь воплощенным образом идеи об идеальном укромном деревенском жилище, неким идеальным типом.
Архитектура модерна идею шале вовсе не похоронила, а напротив, вдохнула в нее новые силы. Альпийские домики, вернее, то, что в это время называли альпийскими домиками, или альпийскими шале, или швейцарскими шале (шале – не догма, а руководство к действию), стали символом пребывания на природе. Идеальные дачные домики. Домики в барской усадьбе, предназначенные для лесника. Парковые павильоны. В конце концов – небольшие сельские железнодорожные станции! А почему нет!
И пошло! И в Риге – как и везде. На Взморье – пожалуйста! В Царском парке – разумеется! Яхт-клуб на Дамбе – естественно! Настолько увлеклись, что символ сельской жизни соорудили в самом центре города на фоне Городского театра, выстроенного во вполне неоклассической строгой стилистике с колоннами, фронтоном и прочими обязательными античными атрибутами, включая статуи богов. И что, кого-то озадачило несоответствие одного другому? Да ни разу! А если кого и озадачило, то робкие голоса списывали в брюзжание ретроградов, вечно выступающих против модных увлечений. Потом, правда, павильон все же разобрали, соорудив нечто с колоннами, созвучное театру. Но это уже потом, когда угасли страсти югенд-стиля и модные швейцарские шале стали лишь напоминанием о былой ушедшей моде.
Надвигалась новая мода, мода на функционализм, жертвой которого стала половина Старой Риги и чуть было не стала и другая половина тоже, но это уже другой рассказ.
Олег ПУХЛЯК, историк,
специально для «Неделя СЕГОДНЯ».
