"Замечательные книги о войне напишут не соглядатаи, а участники, у которых теперь подчас нет возможности написать письмо родным... Зародыш классического романа уже живет в голове фронтовика, который теперь думает куда меньше о литературных формах, нежели о характере вражеской обороны", — написал в июле 1943-го года Илья Эренбург. Скорее всего, он не задумывался, что точно также можно сказать и о тех, кто в то же время отбывал сроки в лагерях. Правда, уцелеть удалось там немногим, зато истории, которые они могли поведать, были столь же трагическими, ужасными. И героическими.
В 1942-ом году под Ржевом вела бои 132-ая стрелковая бригада. Там-то Вячеслав Кондратьев и получил первое ранение. Вернувшись из госпиталя, он воевал в железнодорожных войсках, ранен повторно, после чего комиссован с инвалидностью. Писать рассказы о войне младший лейтенант Кондратьев начал в 50-ых. Варлам Шаламов впервые был арестован 9 февраля 1929-го года "за участие в подпольной троцкистской группе". Получил три года лагерей. В январе 1937-го Шаламову дали новый срок — пять лет колымских лагерей. А 22 июня 1943-го года его осудили на десять лет за "антисоветскую агитацию".
Военные сводки "враг народа" Варлам Шаламов узнавал от вновь прибывших по этапу. Если и догадывался Вячеслав Кондратьев о существовании лагерей для его сограждан, он предпочитал скрывать свои мысли. Единственное, что их объединяло – это эпоха и то, что они не могли о ней молчать — каждый о пережитом. Как и режиссер Владимир Богатырев, соединивший прозу обоих на подмостках Российского академического молодежного театра (РАМТа) в спектакле "Жизнь одна". Соединил всего-то парой легких касаний – вышла паутина, опутавшая всю страну, цепочка из жизней. Оказалось, что персонажи обоих писателей не просто жили в одних и тех же местах, а советский инженер, отец солдата Андрея оказался в колымских лагерях, осужденный за то, что назвал Ивана Бунина русским классиком. Именно это обвинение было предъявлено в годы Великой отечественной войны Варламу Шаламову.
Андрей и подумать не мог, что его отца обвинят в предательстве Родины. Он вообще предпочел бы ничего не замечать, кроме поразившей его первой любви. Вышло иначе, по счастью незнакомая сердобольная женщина, чей муж тоже оказался "преступником", провела ликбез. Страшная тайна заключалась не в числе сидящих по ложным обвинениям, но в ужасающей логике сознания: "Каждая из матерей думает, что ее сын не виноват, а виноват чужой. Он – враг народа: честного человека просто так не посадят".
Тем временем на фронт из госпиталя возвращается юный лейтенант Виктор – ночь застала его на улице, и он стучится в первую попавшуюся дверь – откроют неохотно. Лучше бы и не открывали вовсе. Зато у радистки Кати нечаянная радость, она встретила на передовой односельчанина, считай, почти родственника. Только маетно Кате, тоскливо. И так же неуютно чувствует себя лаборант Серафим, общаясь с Арестантом, отцом Андрея.
Час пятьдесят действия отлично уместились на Маленькой сцене театра – весьма непростых подмостках. Собственно, и подмостков здесь нет, и кулис тоже, так что шестерых актеров Юрия Трубина, Изнаура Орцуева, Алексея Мишакова, Анастасию Прокофьеву, Александру Аронс и Татьяну Веселкину, превращающих не сходя с места, в 14 персонажей, ничего не отделяет от зрителей. Им некуда укрыться даже на несколько секунд: малейшая фальшь мгновенно будет раскрыта. И тогда – провал. Поэтому эти час пятьдесят они проводят на максимуме своих возможностей. И эти мгновенные преображения им удаются с филигранной точностью.
Сдержанное ликование и зрителей, и самих артистов в конце – награда за работу, отнимающую все силы и душу. Сдержанное, потому что непросто выражать бурную радость после напоминания о временах, полоснувших страшной болью, неизлечимой трагедией по многим семьям. Но и игнорировать эту часть жизни невозможно. За память, напоминание о тех событиях, — особая благодарность режиссеру, актерам, кто занимался подготовкой спектакля.
Единственное, что порой вызывало удивление и некую неловкость, это мимика, жесты, манера поведения. Конечно, современному актеру довольно трудно понять, что 50 лет назад все было иначе. Дело не в том, что врача сажали ни за что, а девушки шли на войну, потому что иначе нельзя. Всего полвека назад люди иначе двигались, разговаривали, смотрели. И, если режиссер Дэвид Эйр перед съемками "Ярости" решил смотреть советские фильмы "А зори здесь тихие", "Проверку на дорогах", "Иди и смотри", если Брэд Питт спал в танке, чтобы почувствовать его душу, довольно трудно делать поблажку актерам, прошедшим лучшую в мире школу мастерства.
Отрадно, что сегодняшний РАМТ оказался утонченным экспериментатором, с легкостью соединяющим несоединимое. "Виновен" в этом, безусловно, главный режиссер театра Алексей Бородин. Он не только дает своим режиссерам полную свободу, ему и самому нравится шокировать зрителя возможностями сцены. В своей новой постановке "Нюрнберг" Алексей Владимирович помещает самый громкий судебный процесс в пространство шикарного ресторана с кабаре. Ничего удивительного, что ему вторят Марина Брусникина, Юрий Грымов, Владимир Богатырев – каждый дарит свое видение жизни современного театра.
Премьера спектакля Владимира Богатырева "Жизнь одна" состоится 19 февраля. Следующие показы 4, 11 и 20 марта.
