27 января 2015 года в России отмечается 71-я годовщина со дня окончания блокады Ленинграда. В Смоленской области проживают более сотни очевидцев тех страшных событий. С каждым годом их становится все меньше, но тем ценнее их воспоминания.
Накануне этой даты корреспондент SMOL.AIF.RU встретилась с тремя женщинами, чье детство прошло в блокадном Ленинграде. Какие-то события ярко врезались в память наших собеседниц, что-то им потом рассказали выжившие родные.
Они потеряли свои дома, близких, у них украли беззаботное детство. Но в то же время лишения и испытания не смогли заставить их отречься от самого главного - надежды, которая оставалась с жителями блокадного Ленинграда до последнего. Чему научили детей блокады события 70-летней давности? Конечно, мужеству, стойкости, и - бережливости, прежде всего, в отношении продуктов.
«Сестренка плакала, плакала и перестала»
«Не Петербург, не Петроград,
родной мой город - Ленинград,
блокаду выдержал в войне,
стал краше и сильней вдвойне.
Там голод страшный я пережила,
и смерть Наташи, крохотной сестренки.
Дорога жизни с мамой нас спасла,
но до сих пор я помню ленинградские потемки... »
Эти строчки Ирина Владимировна Петроченкова напишет гораздо позднее, спустя десятилетия после страшных событий, которые ей, маленькой девочке, врезались в память навсегда.
Накануне войны Ирина с родителями оказалась за Полярным кругом - в Мурманской области, где служил ее отец. Пограничники предупредили его о том, что близится война и надо вывозить семью. Поэтому отец уговорил супругу отправиться в Ленинград – к своей матери, тем более, что женщина на тот момент ждала второго ребенка. Ленинград, думали тогда, обязательно будут оборонять. Малыш родился уже во время блокады. Девочку назвали Наташей. Ей суждено было прожить всего три месяца.
«От недоедания у мамы пропало молоко, и кормить Наташу стало нечем, - вспоминает Ирина Владимировна. - Помню, как девочка все время плакала-плакала, а потом вдруг перестала. Мама и бабушка из каких-то дощечек сколотили гробик, и отвезли сестренку на кладбище. Но сил вырыть могилу в замерзшей земле у них не было, поэтому гробик оставили так. Бабушка весной отправилась его искать, но не нашла».
Бабушка работала на заводе, и ей полагалась рабочая карточка. А маленькая Ира с мамой получали иждивенческую. Норма: 125 грамм хлеба в день. Однажды по карточке дали кусок мяса — свежего, замороженного, и в эту ночь Ирина с мамой не могли уснуть, по тонюсенькому кусочку отрезали и ели. «Это был настоящий пир, - продолжает рассказ Ирина Петроченкова. - Бабушка нас потом ругала — ведь можно было разделить мясо на несколько частей и сварить их, но удержаться от того, чтобы съесть их было невыносимо».
Но чаще всего были все же другие обеды - приходилось есть столярный клей, похлебку из сваренного ремня. Ира ослабла от голода так, что почти разучилась ходить. Вместо сказок и песенок для маленькой девочки был звук метронома. А она сидела дома и в такт его раскачивалась.
Самое удивительное, отмечает блокадница, что город продолжал жить. Вопреки войне, разрухе и голоду работали театры. Двоюродная сестра Ирины старалась не пропускать ни одного спектакля. Она, как и другие зрители сидела в промерзшем зале, закутанная в платках и обутая в валенках. Актеры не ждали бурных аплодисментов, им достаточно было видеть горящие глаза и улыбки на голубовато-бледных лицах. Именно такие лица, по словам Ирины Владимировны, были у всех ленинградцев в то время.
Стопка патоки ценою в жизнь
«Отца забрали на фронт в начале войны, - рассказывает свою историю Людмила Ивановна Коротаева. – Тогда, конечно, никто не знал, что домой он уже не вернулся. Мы жили втроем с мамой и моей младшей сестричкой в 13-метровой комнатенке. Потом в семье случилось «пополнение»: к нам перешла моя тетя с сыном – им негде стало жить, так как их дом был разрушен в результате бомбежки. А вскоре и еще один мой двоюродный брат - его мама работала в госпитале круглыми сутками, и за ним некому было приглядывать.
Ели что попало, лишь бы только набить желудок. До сих пор помню вкус дуранды - так называли спрессованное льняное семя, жмых. Летом рвали крапиву и осоку».
Как-то у тети Людмилы украли карточки, это была большая трагедия, ведь восстановлению они не подлежали. Чтобы прокормить сынишку, женщина принесла шкуру барана, сварила похлебку и накормила сына. Мальчик умирал в страшнейших муках, лежал с вздутым животом и стонал, и никто не мог ему помочь.
А потом стало совсем голодно. От голода мама девочки уже с трудом передвигалась. Люду тогда приютила родственница, которая жила на Охте. У них было небольшое хозяйство. А муж той женщины работал на ликеро-водочном заводе. Человек, вспоминает Людмила, он был добрый и отзывчивый, поэтому, когда бабушка, жившая с ними, слегла, он украл и принес для нее с завода маленький стаканчик патоки. Понадеявшись на удачу, мужчина попытался сделать это второй раз. На проходной его задержали, а потом расстреляли.
«Идет по улице человек, вдруг опускается на колени и застывает»
Мама еще одной нашей героини – Аделаиды Петровны Корюховой – трудилась во время войны в ленинградском госпитале, поэтому ей, как медработнику, не разрешалось покидать город. Пока мать была на дежурстве, маленькая Аделаида оставались дома со старшей сестрой. К Новому году маме дали паек - 15 грамм сухого картофеля, 10 грамм свеклы, еще какие-то овощи и 100 грамм сахара. И это была настоящий праздничный подарок. Сахар мама пожгла, чтобы потом добавлять его в кипяток вместо заварки. А из остальных продуктов приготовила вкусный борщ. Конечно, не весь паек был использован, все, что осталось от новогоднего подарка, мама собрала в мешочек и подвесила под потолок - чтобы не съели крысы. Девчонки смотрели на этот пакет, истекая слюной. Крысы до него не добрались. Потом в Ленинграде и крыс уже не было.
«Когда мама приносила домой хлеб, мы клали его в коробочку и только смотрели на нее, зная, что трогать ее без разрешения, пусть даже есть очень хотелось, нельзя, - рассказывает Аделаида Корюхова. – А когда ели, мы сосали хлебные крошки, словно это были самые вкусные конфеты. Мне запомнилась история, которая произошла в один из дней в блокадном Ленинграде. У одной женщины шедшая рядом девушка вдруг отобрала хлеб и стала жадно есть. Вокруг собралась толпа и люди стали ее ругать, даже хотели ее побить за воровство. Но тут кто-то из прохожих сказал – не трогайте ее. А потом уже обратился к этой девушке – что же ты сделала, ты же хлеб не съела, только раскрошила! И эти драгоценные крошки люди стали собирать».
Дети блокады, говорит Аделаида Петровна, быстро повзрослели. И больше походили на маленьких старичков – голодные и изможденные. Ведь многие вынуждены были работать на заводах, вместе со взрослыми, чтобы помогать семье и прокормиться самим.
Для ленинградцев зимой 1941-42 года был и еще один лютый враг – холод. Температура в квартирах опускалась ниже нуля. Поэтому приходилось жечь мебель, рояли, и книги, которые отправляли в огонь скрепя сердце и со слезами на глазах.
«Пожалуй, самое страшное и жуткое воспоминание моего детства, - говорит Аделаида Корюхова, - когда люди умирали буквально на ходу. Идет по улице человек, вдруг опускается на колени и застывает. Так эти неподвижные фигуры и стояли – по плечи занесенные снегом».
