Спустя пять лет после «Дальнего» в Татарстане снова обсуждают истязания в полиции: сразу 9 (!) уголовных дел завели в Нижнекамске после гибели Ильназа Пиркина. О соблюдении прав человека в Татарстане, громких уголовных делах последних месяцев и гражданской активности «АиФ-Казань» поговорил с известным казанским правозащитником Павлом Чиковым.
Где вещдок?
Венера Вольская, «АиФ-Казань»: Павел Владимирович, 10 декабря отмечался день прав человека. В этой связи, какие истории вас больше всего поразили?
Павел Чиков: Приговор по делу о пытках в отделе полиции Юдино (отец четверых детей Павел Дроздов в феврале 2012-го скончался во время пытки «ласточка». - Прим. ред). Человека запытали до смерти, а полицейские получили условные сроки. Уже на первом этапе следствия оказалось уничтожено главное доказательство – фрагменты тканей погибшего, исследовав которые, можно было бы узнать о причинах смерти Павла Дроздова. А раз причину смерти установить невозможно - виновных нет.У меня очень серьезный вопрос к судмедэксперту относительно того, не умышленно ли оказался уничтоженным биологический материал.
Но наша жалоба зарегистрирована в Европейском суде по правам человека. Мы пишем в документе, что проведено неэффективное расследование обстоятельств гибели задержанного, и за его смерть никто не ответил.
После «Дальнего», казалось, ведется борьба против насилия в полиции, но множащиеся дела в Нижнекамске говорят, что методы «работы» с задержанными никуда не ушли. Принципиальной позиции главы МВД РТ Артема Хохорина недостаточно для того, чтобы с этим явлением эффективно бороться.
Есть и случаи избыточной жесткости приговора. Бывшему начальнику полиции Казани Руслану Халимдарову дали 10,5 лет колонии строгого режима по делу Сумбата Оганова, незаконно отсидевшего 10 лет. Такой приговор Халимдарову, я думаю, - следствие борьбы одних правоохранительных структур с другими. То есть Московский областной суд явно исходил не из того, что объективно совершил Халимдаров.
- Кстати, он дожидался суда 4 года.
- Настолько долгое пребывание в СИЗО, конечно, вопиющий случай. Ведь человек еще даже не признан виновным! Но фактов, когда по имущественным и экономическим делам люди содержатся в следственном изоляторе годами, становится меньше, так что ситуация безусловно меняется к лучшему. Например, по делу ТФБ за колючей проволокой только Роберт Мусин, остальные фигуранты отправлены под домашний арест. Эта категория дел обычно долго расследуется, потому что много потерпевших, огромное количество документов.
Еще бы что-то сделали с тем огромным числом людей, которых закрыли в СИЗО за граммы наркотиков и которые не представляют опасности для общества.
- Какие органы стали больше соблюдать права человека?
- Тюремная система. Тут очень большое значение имеет личность руководителя. Как бы нам ни пришлось жалеть о недавнем уходе с поста главы УФСИН по РТ Дауфита Хамадишина, если придет какой-нибудь жесткий варяг и начнет «наводить порядок».
Но вызывает вопросы смертность осужденных в РТ. По статистике, ежегодно в республике 50 – 70 осужденных умирает. Большая часть - от туберкулеза и сопутствующих заболеваний, за что в XXI веке стыдно. Многие - в больнице для осужденных в исправительной колонии №2. Сейчас в ЕСПЧ ждут очереди сразу несколько дел, которые связаны с ненадлежащим оказанием помощи в местах заключения. В Татарстане вообще очень трудно добиться привлечения к ответственности врачей конкретных медицинских учреждений. Думаю, здесь мощное медицинское лобби.
Чтобы правильно понимали: мы не стремимся добиваться уголовного преследования врачей. Но нужно, чтобы врачебные ошибки признавались и адекватно компенсировались. Больницы должны раскошеливаться и раскошеливаться так, чтобы это было чувствительно для медучреждений. Тогда что-то изменится.
Кроме того, мы ведем несколько дел о правах людей с редкими заболеваниями, и в следующем году, надеюсь, будем заниматься пострадавшими в РТ.
«Вегетарианская» активность
- Что происходит с гражданской активностью татарстанцев?
- Она трансформируется. «Вегетарианская» - неполитическая - форма активности растет. Активно себя ведут в Казани всевозможные градозащитные активисты – экологи, противники строительства ВСМ и мусоросжигательного завода. Рядовые жители Казани активно принимают участие в судьбе парковых зон.
- В какой сфере не удается защитить гражданские права?
- Есть жесткое противостояние системы по делам, связанным с экстремизмом. Свобода слова в России гарантируется законом, ведь Конституция запрещает цензуру и преследование за слова. Тем не менее у нас продолжают давать за них реальные сроки.
Это делается посредством интерпретации норм антиэкстремистского законодательства. Нет оснований даже для уголовного преследования, а люди садятся за безобидные высказывания в Интернете, которые прочитали два с половиной человека и в которых не было никаких призывов.
За этим часто стоит желание выслужиться на местах, показать свою ретивость. Но это не делает чести ни следователям, ни прокурорам, ни оперативникам ФСБ, ни судьям.
- Реально ли введение смертной казни?
- Думаю, что Россия на окончательную отмену моратория на смертную казнь, введенного в 1996 году Борисом Ельциным, не решится, если не будет серьезных политических изменений в стране. А риторика будет возобновляться – это способ манипуляции. Люди, которые выступают за смертную казнь – это те, кто не знает, сколько недостатков в работе правоохранительной и судебной системы. Только у нас есть несколько дел по осужденным пожизненно, по которым есть серьезные сомнения, что они вообще совершали то, в чем суд признал их виновными.
Да и по менее тяжким статьям огромное число людей сидят ни за что - в результате провокаций, подстав, конкурентной борьбы в бизнесе или за совершенно малозначительные преступления. Я уже не говорю о том, смертная казнь - это просто варварство из средневековья.
- В Татарстане, как и в России, доля оправдательных приговоров оставляет меньше 1%.
- Нормально, когда он составляет 20-25%. Во всяком случае, когда в 90-х ввели суд присяжных, доля была такой. А в Америке в это же время 90% уголовных дел не доходят до суда – обвиняемые признают свою вину и отделываются условными сроками. Оставшиеся 10% отправляют под суд присяжных, и из них половину тоже оправдывают.
У нас, к сожалению, присяжных долгое время выдавливали из судебной системы - сузили сферу их компетенции, а правоохранительные органы научились «работать» с присяжными, добиваясь от них нужного результата.
Но есть и повод для оптимизма: в следующем году будут введены укороченные коллегии судов присяжных. Например, в судах будут принимать участие не 12 человек, а 6, количество судов присяжных увеличится. Это серьезно может повлиять на судебную систему, и надеюсь, именно в лучшую сторону.
Кинули гранату
- Какие у вас взаимоотношения с полицией Татарстана?
- Противостояние было, но очень давно. Но и сотрудничество с МВД РТ, к сожалению, тоже осталось в прошлом.
В начале нулевых годов наша организация совместно с управлением собственной безопасности МВД добивалась задержания и арестов нечистых на руку сотрудников полиции. Например, мы добились осуждения двух действующих и двух бывших сотрудников Вахитовского РУВД Казани за целую серию подбросов наркотиков и вымогательства. Работали тогда бок о бок.
В свое время провели около двадцати семинаров и тренингов для сотрудников полиции. Но после «Дальнего» с полицейскими общаемся, как правило, лишь во время следствия и в судах. Взаимодействия нет, и не потому, что мы этого не хотим.
А вот с уполномоченным по правам человека, прокуратурой и следственным комитетом контакт налажен.
- За чей счет вы оказываете бесплатную помощь гражданским активистам?
- Это не финансирование из-за рубежа, как некоторые думают. В работе у нас одновременно находится около 300 дел, и лишь 15 дел в год касаются гражданских свобод. Мы сопровождаем огромное число уголовных дел, а есть еще работа всевозможных экспертов. Так вот, если человек может оплатить работу специалистов, он платит. И эти средства обеспечивают бесплатную помощь тем, кто не в состоянии платить за юридическую работу.
«Агора» помогла составить обращения в Европейский суд по правам человека, 350 заявителей сейчас ожидают решения в ЕСПЧ. А там такая схема, что услуги адвоката оплачиваются после вынесения решения - отдельной строкой суд указывает, какую сумму оплачивает проигравшая сторона.
- В вашу квартиру 14 лет назад кинули гранату. Хорошо, не разорвалась. Вам никогда не хотелось сменить работу?
- Сейчас все наезды ограничиваются проверками - прокуратуры, минюста, налоговой. Но эти атаки мы отбиваем. Конечно, приходится тратить на собственную юридическую защиту много времени, но как бы мы защищали людей, если мы не можем защитить себя?
Пессимизма у меня нет. Я знаю, что наша работа важна, она становится все востребованнее. Мы открываем новые регионы и направления: полтора года назад начали работать в Крыму, в этом году – в таком сложном регионе, как Северный Кавказ.
А главное, работа приносит результат. Из 150 уголовных дел против гражданских активистов по половине удалось добиться положительного итога - прекращения дела или освобождения из-под стражи. Поэтому я и продолжаю ею заниматься.
