Книга «Конек Чайковской», в которой одна из самых знаменитых тренеров мира Елена Чайковская впервые столь подробно рассказывает о своей биографии: удивительной жизни и о взаимоотношениях с людьми, бывшими звездами первой величины в спорте, политике, культуре...
ПОГОНЫ ЛЕДОВЫХ ПРИНЦЕСС
Динамовцев-фигуристов опекало милицейское ведомство. А хоккеисты «служили» в погранвойсках, относившихся к КГБ.
На традиционных стартах на приз газеты «Нувель де Моску» и глава КГБ Юрий Андропов, и глава МВД Николай Щелоков появлялись, когда туда приходил генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. И всегда в Лужниках была охрана сумасшедшая.
Легендарный Щелоков, который 16 лет возглавлял МВД СССР, часто принимал фигуристов после крупных соревнований. Лично награждал, в том числе именными часами. Николай Анисимович был искренне заинтересован в спорте. Он даже отдал ко мне на каток «Динамо» свою четырехлетнюю внучку.
На посиделках с фигуристами Щелоков давал оценки выступлениям моих спортсменов. Он даже знал музыку, под которую они катались фигуристы. Щелоков всегда первым вставал навстречу. Провожая, спрашивал, какая помощь нужна. Министерского чванства в нем не было никакого.
Мы все были на ставках в МВД — высоких ставках. И ЦСКА, и «Динамо» стремились своим спортсменам надеть погоны – и те были материально заинтересованы как можно дольше выступать за свое общество и побеждать.
Когда будущая призер чемпионата СССР и тренер олимпийских чемпионов из США и Канады Марина Зуева только перешла ко мне в пару с Андреем Витманом, свежеиспеченным динамовцам должны были присвоить милицейские звания.
И вот прием у министра. Выстроен весь генералитет. Объявляют о присвоении звания прапорщика МВД Зуевой Марине. А та заявляет: «Не хочу быть прапорщиком!» Генералы просто отпали. Смотрят друг на друга и не поймут, что делать – стреляться? В этих стенах от спортсменов такого не слышал никто и никогда. Мы с чемпионом мира, тогда капитаном Геной Карпоносовым тоже так переглянулись. А Щелоков просто рассмеялся, и мягко ушел от этого вопроса. Но для нас это был ужас.
Благодаря теплым отношениям с главою МВД и при Щелокове, и несколько лет после его отставки мне позволяли возить спортсменов на зарубежные сборы без руководителя делегации «от органов». И в МВД, и в КГБ понимали – Чайковская не сбежит. И меня выпускали – знали, что я всех привезу обратно.
Уже после отставки Щелокова – при Михаиле Горбачеве - вышло негласное указание от ЦК КПСС: руководители советских спортделегаций за рубежом не могут не быть членами партии. А я много лет оставалась беспартийной. Когда приходила разнарядка на членство в КПСС, я отдавала ее своим чемпионам. Сначала Пахомовой. Потом Горшкову. Затем Линичук. После нее Ковалеву. Позже Карпоносову. Наконец, Котину. А разнарядки на партбилеты пачками не выдавали – по одной «вакансии» в год приходило сверху. И я долго избегала этой чести.
И вот в 1985-м году мне пришлось менять свой беспартийный статус. Если проходить эту канитель в обычном порядке, то на заседании первичной организации меня сразу бы спросили: «Елена Анатольевна, а почему вы, дожив до 45 лет и работая с ведущими советскими фигуристами, – до сих пор не в партии?»
Чтобы этого избежать, меня сразу приняли в партию на Лубянке. На парткоме коллегии КГБ СССР. Когда я сыну при разгуле демократии показала, где именно мне выдан партбилет, он смеялся: «Мать, при новой власти это тянет на 10 лет без права переписки!».
Когда нагнетают страсти о вмешательстве КГБ в то, что происходило с нашими спортивными делегациями за рубежом – это перехлест. Да, люди от органов ездили с командами. Но эти ребята не столько стучали на кого-то, сколько заботились о безопасности. Они не были негодяями, которые следили за каждым твоим шагом, как их рисовали в перестроечных журналах. Да и что за нами следить? Про нас все известно.
Мы в 60-е-80-е годы по меркам советских людей были очень хорошо обеспечены. Давались квартиры, каждые три года фигуристы получали новые машины. Но ты не имел права автомобиль продать. В комиссионку сдать было нельзя: мы сдавали машину туда же, где получили – в гараж МВД. И там же брали новую.
Когда нужна была квартира, я писала докладную на председателя общества «Динамо» и в Госкомспорт: чемпиону такому-то надо выделить жилье. Дальше все шло по вертикали и решалось быстро. Иногда давало МВД, иногда КГБ.
Министру мне пришлось звонить по квартирному вопросу лишь однажды – по поводу все той же Зуевой. У Марины был невозможный вариант в реалиях 70-х годов: два человека из Москвы уезжали в Питер, а из Ленинграда выписывалось для переезда в Москву три человека – Марина с мамой и мамин родной брат, который болел и пропал, а прописка то оставалась... Обмен же тогда мог быть только равнозначный.
Когда дядя-инвалид пропал, но выписать из ленинградской квартире Зуевых его не могли, вопрос пришлось решать на самом верху. Подняли всех. Искали повсюду. Не нашли - и написали, что пропал без вести. После чего обмен состоялся. Причем обмен тот помешал переезду популярной певицы Ирины Понаровской – она мне до сих пор это вспоминает. Говорит, что Чайковская отобрала у нее, Понаровской, надежду на получение московской квартиры.
Вот тогда решить этот вопрос помог министр Щелоков.
ГВОЗДИКИ В АМЕРИКЕ ОТ ПРИМАКОВА
С Евгением Максимовичем Примаковым я была знакома с 1972 года. Знакомство состоялось в Нью-Йорке.
Группа советских фигуристов впервые в истории собиралась в тур по Северной Америке после чемпионата мира в Калгари. Американские зрители должны были увидеть выступления лучших фигуристов мира - Пахомовой с Горшковым, Сергея Четверухина, и Родниной с Улановым. Но пару Станислава Жука сняли из-за сложного переплетения личных проблем.
Это было немыслимое дело – месяц кататься по Канаде и США с одной лишь Чайковской и без «сопровождения» из Москвы.
Наверху решили, что нас будут опекать опытные журналисты, много лет работающие за рубежом.
Присматривать за нами поручили Томасу Колесниченко, собкору «Правды» в США, Константину Гейвандову, собкору «Известий», и Евгению Примакову, который тогда получал ученую степень в Гарварде.
Примаков дружил с Колесниченко. И жил в его огромной квартире в Нью-Йорке, наведываясь оттуда в Гарвард.
И журналисты эти вместе с посольскими и консульскими работниками передавали фигуристов с рук на руки в разных городах.
В Нью-Йорке в отеле, где мы поселились, вдруг появился Колесниченко.
- Здравствуйте, Леночка... - говоритТомас.
- Ну, здравствуйте. Вам нужно интервью?
- Нет, это я хочу узнать, что вам нужно. Я к вам приставлен.
После этого Томас показал нам Нью-Йорк, каким его никогда не видят туристы.
В один из дней Колесниченко пригласил нас к себе домой, в шестикомнатную квартиру – там сидели Евгений Примаков и Мэлор Стуруа. А знаменитая, любимая Брежневым народная артистка СССР Людмила Зыкина пела со своим ансамблем. Пела она час, пока, наконец, Колесниченко не сказал Примакову: «Женя, вот сто долларов, дай ей аккуратно, чтобы она заткнулась».
Потом мы полетели в Бостон выступать, Примаков направился туда же – Гарвард недалеко от Бостона. И вот он начал мне присылать гвоздики. Первый букет принесли чуть ли не в полночь. И так в каждом городе, где мы выступали – гвоздики в номер. Потом я ему это вспоминала, а Примаков отшучивался: «Да это не я, это Том!».
Не скажу, что Евгений Максимович интересовался фигурным катанием - его интересовали неординарные фигуры с нетривиальным складом характера и ума. И он меня к таким отнес. Примаков изучал природу человеческой личности.
Мы потом много лет встречались с Евгением Максимовичем в Москве. В том числе у его хирурга-онколога Толокнова, который меня спас в 1990-м году. Этот врач был близким другом Примакова, и встречались мы у него дома.
Внучку Примакова (как и ранее внучку Щелокова) я тренировала в своей группе.
А компания у нас собиралась такая: Примаков с женой, я с мужем, хирург Борис Толокнов с женой-грузинкой и писатель-сатирик Гриша Горин. Примакова сопровождала охрана.
Евгений Максимович был невероятным рассказчиком. Он очень смешно рассказывал анекдоты, часто неприличные, пел как настоящий грузин. И стол был грузинский – жена Толокнова старалась.
Наши посиделки всегда были праздником. Примаков с удивительным юмором ускользал от тех тем, которые обсуждать не хотел или не мог. Он был очень галантен с дамами.
Когда ушел из правительства и возглавил Торгово-промышленную палату, мой брат Боря Пастухов пошел к нему заместителем. И в Торгово-промышленной палате, где у них был прекрасный ресторан, мы тоже гуляли много раз.
Уровень нашего общения был сугубо личным. Он никогда не касался работы Евгения Максимовича. Сложился такой кружок интеллектуалов, которым было интересно общаться друг с другом. Про фигурное катание спрашивали тоже.
После того, как он перестал быть премьер-министром, у него никогда не возникало обиды на то, что его «отодвинули от власти». Наоборот. Когда Примаков перестал быть главой правительства, его жена-красавица с голубыми глазами перекрестилась: «Слава богу!». И заплакала от счастья.
У Примакова, несмотря на все его серьезные должности, в том числе связанные с государственными секретами, всегда была удивительная внутренняя свобода. Мне кажется, такое качество он видел и во мне, и потому нам было интересно вместе.
КРОВЬ ЧЕМПИОНА ГОРШКОВА
После первенства Европы 1975 в Копенгагене организаторы попросили Милу Пахомову с Сашей Горшковым (которые через год станут первыми в истории олимпийскими чемпионами в танцах на льду) после показательных сфотографироваться на фоне рекламного плаката русской экспортной водки.
Я была против. Но приехали из советского посольства и сказали: «Надо! Приказ из Москвы». Я им говорю, что там же в зале холод собачий и сквозняки. Но посольским было все равно.
Эта дурацкая фотосъемка могла стать толчком к трагедии Горшкова. Во время перелета Копенгаген-Москва было видно, как Сашу мучают боли. Он из хвоста самолета ко мне подошел, и говорит: «Ленуля, мне плохо». У меня был приличных размеров комок мумие. Я посмотрела на Горшкова, - и дала ему большой кусок. Уже позже мне сказали, что именно это уникальное вещество с Памирских гор и могло купировать кровотечение в самолете. Без него человек прямо на борту мог умереть.
А уже в автобусе из Шереметьева Саша просто не мог сидеть - и вынужден был встать, и ехать, держась за поручень, буквально повиснув на нем.
Вернувшись домой, мы начали ездить с Сашей по всей Москве по врачам. Но легче не становилось - он совсем начал помирать.
В центральную железнодорожную больницу на Волоколамском шоссе из центра Москвы Горшкова мы повезли, когда в городе уже совсем стемнело. Выскочили на улицу, еле-еле поймали какой-то разваливающийся «Рафик». Кричим мужику-водителю: «Гони, чемпион мира Александр Горшков умирает!». Фигуристов тогда страна знала в лицо. И водитель этот Сашу узнал.
Горшков при каждой встряске машины откидывался. Во-первых, боль была дикая. Во-вторых - сил не было, ничего уже не оставалось. Еле довезли.
Собрали консилиум. Саша дышать почти уже не может. Главный специалист по диагностике двумя пальцами постучал там, здесь. И сказал фразу, которую мы запомнили навсегда: «У него сердце ушло на пять сантиметров вправо!». И добавил: «А в легких-то у пациента – жидкость!»
Нам сообщили, что в Москве существует единственный специалист, Михаил Израилевич Перельман, который может взяться за это дело. И что ждать нельзя.
Мы позвонили нашей приятельнице Любе Бещевой. Ее отец, Борис Павлович, был министром путей сообщения, - и Перельман его тоже консультировал. Министр послал за Перельманом машину. Привезли его из-за города с дачи.
Мы все ждем в больнице РЖД на Волоколамке.
Перельман приехал, вошел в реанимационное отделение, и сразу с огромным шприцем вошел в легкое и вытащил полный шприц крови.
А вообще крови из легкого у Горшкова откачали около двух литров. Когда Перельман увидел такое количество, он мне сказал: «Спасибо, что наш пациент - спортсмен. Обычный человек давно бы умер».
У Горшкова к тому же оказалась первая группа крови и резус отрицательный. Ее в базе не было. А плазмы крови в 1975 году, еще не существовало.
Но вот я для переливания вполне подхожу. У меня как раз такая группа. Меня ведут в операционную, взяли крови немного – ему нужно было хоть что-то в тот момент, хоть стакан. Стали мы с Сашей кровными братом с сестрой.
Однако нужно-то больше для операции, на стол без достаточного количества крови не положат!
И вскоре откуда-то привезли вот такого бугая – он в дверь не проходил. Лет 20 с небольшим. Здоровья и сил, видно, на двоих хватит. С первой группой крови.
Перельману в той ночной операции ассистировали еще несколько классных хирургов. Потом один из них мне сказал, что эта операция была абсолютной авантюрой.
Они вскрыли грудную клетку и срезали всю плевру на легком. Перельман все это срезал, подвернул как пирог и пришил к ребрам. Операция была уникальнейшая.
Совокупность факторов - вот эти волшебные руки, вот эти уникальные медицинские светила, и еще этот маленький зазор времени – Горшкова и спасли. Нам сказали, что еще бы час промедления с операцией - и было бы поздно.
Через месяц Саша выступал в туре по Северной Америке. Через год Горшков с Пахомовой стали олимпийским чемпионом...
ОЛИМПИАДА-2018
«В фигурном катании крепче витаминов никогда ничего не употребляли»
Елена Чайковская дала «Комсомолке» свой расклад перед зимними Играми в Пхенчхане
- Про работу с Никитой Кацалаповым, чемпионом Сочи, в паре с новой партнершей Викторией Синициной (сейчас их тренирует Александр Жулин, а вы консультируете) в книге не упоминаете. У ребят есть шанс попасть на Игры-2018 и бороться за медали?
- Шансы есть, они высокие. Прогнозы на медали я не даю. Вопрос в том, что наши могут вообще не попасть на Игры из-за допинг-скандалов, - это не ко мне. Ситуация идиотская, возмутительная. В фигурном катании вообще, кроме витаминов, ничего никогда не употребляли. А олимпийские соревнования без наших - это просто убийство турнира, он будет неинтересен.
Никита с Викой на прокатах сборной команды в Сочи себя показали здорово. Синицина раскрылась необыкновенно, а Кацалапов хорош, как всегда. Музыку им, второй концерт Рахманинова, подобрала я, что-то с поддержками подсказывала. А ставил программу в основном Саша Жулин. Мне уже тяжеловато по четыре часа на льду проводить ежедневно.
- Они поедут на Игры второй нашей парой?
- Надеюсь, что будут лидерами, но это покажут соревнования в Питере. У них очень интересная программа. Но, напомню, мы до того докатались в танцах, что у нас лишь две пары едут на Олимпиаду. Для меня это боль - я же 40 с лишним лет назад впихивала танцы в олимпийскую программу. И мы с Пахомовой и Горшковым вошли триумфально. У нас за третье место в сборной всегда боролось пар восемь! Равных! Такая была запасная скамейка.
- А сражаться вновь с учениками вашей воспитанницы Марины Зуевой - она много лет готовит чемпионов для Америки?
- Да, с зуевскими парами и еще с французами, чемпионами мира.
- У нас острейшая конкуренция внутри сборной в женском одиночном катании (как когда-то у вашей Бутырской с Ирой Слуцкой). Это нам поможет в Корее?
- Первым номером и лидером на Играх должна быть чемпионка мира Женя Медведева, вторая - Алина Загитова, а третьей... Третье место нам не дадут. Как бы мы ни катались. Не бывает такого, чтобы на Олимпиаде все три места отдали нам. То, что мы доминируем в женском одиночном катании, это хорошо. Сейчас направление этому виду на годы дает Медведева. Женственность, легкость и сумасшедшая сложность, которую часто не видно. Она пролетает под музыку, исполняя невероятные вещи.
- Есть сожаление, что героини Сочи - Юля Липницкая и Аделина Сотникова так быстро сошли и в борьбе за место в сборной и во вторых для себя Играх не участвуют?
- Самое сложное для чемпионов - год после победы. Это ужас для тренера. Спортсмены никогда в этом не признаются - они боятся проиграть. Осторожничают. Что началось с Липницкой? Я это сразу увидела и сказала: она все отторгает - и «плохие программы», и «плохая музыка», все не нравится. И тренер что-то не то говорит. А все от боязни. Когда спортсмен начинает бегать от тренера - он заканчивается. Они не в себе ищут потенциал, а чего им тренер не додал. Единение с тренером разламывается. И слепить очень трудно. Доверие потеряно, энтузиазм общий. Это произошло с Юлей и ее тренером (кстати, тоже моей ученицей). Они не знали, что это будет сложнее, чем выиграть Олимпиаду, - надо было успокоить и чем-то увлечь. Не нашли - и не получилось.
- Нас будут давить?
- Мы сейчас катаемся лучше, чем раньше, - в любом виде. Но судьи не дают. Антироссийская атмосфера бьет по тем видам, где есть человеческий фактор, живые люди в судействе. Нам будет сложно и на Играх в феврале, и на чемпионате Европы в январе. Надо докатывать свое. Вовлекать в свое катание. Показывать, что ты сильнее. Я иногда кричу: «При!» Вот нам там переть.
Игорь ЕМЕЛЬЯНОВ.
ИЗ ДОСЬЕ «КП»
Елена ЧАЙКОВСКАЯ родилась 30 декабря 1939 года в Москве в семье артистов Театра Моссовета. Стала первой фигуристкой - выпускницей ГИТИСа. Тренировала олимпийских чемпионов Пахомова и Горшкову, Линичук и Карпоносова, чемпионов и медалистов мировых и европейских первенств Ковалева, Котина, Бутырскую, Солдатову, Воложинскую и Свинина, Ванагаса и Дробязко. Создала первый в стране детский балет на льду «Вундеркинды России», сейчас руководит школой «Конек Чайковской». Заслуженный тренер СССР и России.
