Исполнилось десять лет со дня гибели всемирного известного режиссёра, основателя и первого художественного руководителя ташкентского театра «Ильхом» Марка Вайля. Он был убит в подъезде собственного дома в ночь на 7 сентября 2007 года. Трагический уход Вайля из жизни стал катастрофой для альтернативного культурного пространства современного Узбекистана. Сегодня о своем коллеге вспоминает театровед, бывший завлит Театра Марка Вайля «Ильхом» Оксана Хрипун.
Говорят, нельзя научить свободе.
Почему же у него это получалось? Почти всегда. Почти со всеми. Рядом с ним она передавалась воздушно-капельным путем как вирус, который неизлечим. Просто потому, что Свобода и Марк Вайль – это синонимы.
10 лет с ночи его убийства.
Трое убийц (четвертый до сих пор «не найден», а заказчица под домашним арестом по другому делу), сидя на скамье подсудимых, обвиняли его:
- в попрании религиозных чувств,
- в пропаганде нетрадиционной сексуальной ориентации,
- в клевете на современный демократический Узбекистан.
Три спектакля Мастера, созданные на гранты престижных Фондов, объездившие мир, показанные на международных европейских фестивалях - стали для убийц уликами обвинения: «Подражания Корану» Пушкина, «Радение с гранатом», «Полеты Машраба». Спектаклей они не видели. Им «добрые люди» о них рассказали.
Вспомним, кто они – его убийцы?
Тот, кто вонзил нож – не окончивший школу, специально выписанный из Таджикистана рецидивист-убийца. Те, кто держали – выпускники Высшей школы милиции (один из них внук генерала Саттарова). Четвертый – скорее всего куратор: кто он и где он? И через десять неизвестно. Пятая – «принцесса», старшая дочь первого президента Узбекистана Гульнара Каримова.
Марка Вайля убили потому, что и организаторы, и исполнители убийства знали – у них карт-бланш: полная и безграничная безнаказанность. Убили потому, что для жизни в тоталитарной стране он был слишком Мастером, слишком Художником, слишком пассионарным, прозорливым и свободным человеком, не считающим для себя возможным врать молчанием обо всем, что происходило вокруг.
Наш Марк Яковлевич, Марк, Маркуша, Марик. Им восхищались, любили, обожали, ненавидели все годы его творчества – с 1976.
А он был заложником. Заложником самого себя. Своей внутренней свободы. Заложником созданного им театра. Заложником только современного, всегда яркого и правдивого искусства – просто потому, что другого не может быть. Не должно быть. Иначе зачем?
С 1976, после каждого спектакля, самые доброжелательные и любящие вопрошали: «Зачем вы об Этом и так? Как вы не боитесь об Этом говорить?..»
Был ли это «Магомед, Мамед, Мамиш» Чингиза Гусейнова, «Дракон» Шварца (с вычеркнутыми сталинской цензурой фрагментами и персонажами), «Счастливые нищие» Гоцци или, позднее, совершенно безобидный «Бал Школы», или поэтичный «Белый белый черный аист» по неопубликованным дневникам Кадыри. Не говоря уж о последних спектаклях… Они все, так или иначе, были высказыванием Мастера. Он не терпел бессмысленности, и еще и поэтому не поставил ни одного проходного спектакля. Неудачные были. Проходных – для кассы, бессмысленных, на потребу публики, в которых не звучало бы авторское высказывание, никогда. Он уважал своих зрителей и говорил с ними о важном - в спектаклях, в дискуссиях после: о самом сокровенном и потаенном.
В десятых нового века оказалось, что брежневское время было хоть и суровым, но относительно вегетарианским в сравнении с позднекаримовским = гулекаримовским, когда за свободомыслие (инакомыслие), за свободу творчества, за попытки поиска смыслов стали не просто перманентно угрожать, но и убивать.
Боялся ли он угроз? Безусловно, так как не был идиотом. Мог ли он уехать – сбежать? Нет. У него был его Театр. Созданный им, его учениками, его жизнью. Раз взяв ответственность на себя, он не мог сбросить ее, как бы эта ноша временами не отягощала.
Марк чрезвычайно серьезно относился к себе. Но так как он иронизировал над собой, с каким юмором – мало кто так умел и умеет. Он был настоящим патриотом (в старом, забытом понимании этого слова) и настоящим космополитом. Он так и сказал про себя однажды: «Я человек мира. И все тут». Для него действительно родиной был весь земной шар. И он мог бы уехать в США, Израиль, Россию – документы позволяли. А уж как рады были бы те, кто угрожал ему все годы как открыто, так и завуалированно. Те, кто выдавливал его из страны. В последние годы жизни «доброжелатели» всегда удивлялись его возвращению в театр – столько было угроз. Но он был идеалистом. Казалось, он точно знал, как и что нужно, и что Он может сделать для своей собственной свободы и свободы тех, кто находится с ним рядом.
Никогда он не был диссидентом. Он был Мастером. И у него был Его театр. М.Я. был абсолютно оптимистичным индивидуалистом и всегда «боролся, не борясь» за передовые, нестандартные, гуманистические идеи, за свободу индивидуальности.
За это и убили.
Да, в вопросах «морали» и этики он сам решал, что для него хорошо, а что нет, иногда очень напряженно балансируя в состояниях между добром и злом. У него действительно были свои взгляды на сексуальные и личные отношения. Но все, что происходило в его жизни, было направлено только на одно – творчество. Остального не существовало. И он никогда не лгал: ни себе, ни близким, ни своему Театру.
Для каждого, кто знал его в разные этапы жизни, существует свой Марк Вайль – нетерпимый и сентиментальный, непритязательный и требовательный, в первые годы становления в профессии не умеющий «показать» артисту, а не рассказать, и научившийся удивительно остро и тонко дать показом такой набросок характера, который, выполненный даже вполовину, создавал яркий образ. А еще создавший с учениками свой язык – язык своей Школы. Почти для всех выращенных им он был и психологом-психотерапевтом, и Мастером, с которым они росли, скрупулезно выстраивая свои роли и судьбы.
…Когда шла работа над «Радением с гранатом», нам в руки попалось фото Усто Мумина (Александра Николаева), на обратной его стороне рукой Усто (Усто=Мастер) было написано обращение к ученику и другу: «Если я сдохну или просто придется нам расстаться с тобой – оставляю тебе 4 небольшие заповеди:
I. Будь искренен.
II. Никогда не довольствуйся малым – это удел нищих духом.
Ш. Учись любить себя. Вся трудность уменья любить себя в том, что эта трудность (-) все время колебаться между самопожертвованием и эгоизмом.
IV. Запретный плод сладок. Смело срывай все запрещенные плоды».
Эти заповеди – внутренняя потребность каждого настоящего художника, каким был и сам Марк Вайль. И, как художником, им всегда двигала вера в себя, надежда на будущее, и любовь к прошлому.
Он написал однажды: «Как только ты закапываешься в своих буднях, текучке и проблемах, творчество останавливается. В нём надо оставаться наивным художником и верить в то, что ты знаешь что-то, что никто не знает. И главное, верить, что это всё-таки кому-то нужно... Возможно, последние мои слова заставят кого-то улыбнуться. И я готов присоединиться к этой улыбке, но стоять на своём...»
p.s. В последнем спектакле Марка Яковлевича – в «Орестее» – судьбу героя решали зрители, кладя в корзины белые (простить) или черные (осудить) камни. Это было важно – ответственность зрителей. Из спектакля в спектакль, чаще всего, белых камней было больше. Но для «героев» убийства Мастера мой камень чёрный…
До сих пор иногда злюсь на него за то, что его нет. До сих пор нет дня без него.
Оксана Хрипун. Источник.
