Президент Эстонии Керсти Кальюлайд ввела в обиход новое слово, доселе миру не знакомое: "самооккупация". Прозвучало оно на приеме в честь 26-й годовщины восстановления независимости Республики. Поскольку торжественное собрание и речь президента были посвящены событиям августа 1991 года, то совершенно естественно, что основным словом, вокруг которого речь строилась, было давно известное и в Эстонии любимое слово "оккупация".

Это волшебное слово, которое взрастило целые поколения политиков, создало биографии и состояния. Ему даже есть памятник, а в центре Таллина построен, живет и здравствует "Музей оккупаций". Их, согласно официальной историографии, было все-таки две: одна советская и одна немецко-фашистская. Однако при любом случае в негативном ключе упоминается только советское время. Время же присутствия фашистов на земле Эстонии если не воспевается совершенно открыто, то только лишь потому, что в Брюсселе эту "Оду к радости" не одобрят.

Однако вернемся к речи Керсти Кальюлайд и попробуем разобраться, как появился на свет божий столь странный термин: "самооккупация". Согласно трактовке авторов текста президентской речи, самой страшной стороной "советской оккупации" было то, что не допускалось разнообразие мнений, а уж тем более их публичное высказывание. Не стану с этим спорить, а отправлюсь далее по тропинке, ведущей к "самооккупации". Так вот, она, оказывается, может возникнуть в каждом из нас, ежели мы станем невосприимчивы к другому мнению и возомним, что наше мнение единственно верное. Тут как бы тоже сложно не согласиться, однако эту истину знали люди, жившие много тысячелетий тому назад, и высказывались на эту тему практически все крупные, средние и даже весьма ординарные умы человечества. Просто до сих пор никто не додумался назвать отсутствие плюрализма мнений "самооккупацией".

А далее в речи президента следует вывод, под которым я готов подписаться обеими руками: "Ограничение свободы во имя любой святой идеи, будь то чистота эстонской нации или лучший выбор продуктов, — это начало оккупации самих себя". Если бы все далее следовало согласно законам театральной драматургии, то после оных слов в зале должна была бы повиснуть гробовая тишина, а затем все слушатели с потрясенным видом разошлись бы. А поутру в Эстонии должны были бы начаться кардинальные перемены, ибо подобный посыл президентской речи дает прямое направление на демонтаж системы неграждан, ликвидацию притеснения русских школ, закрытие Языковой инспекции и так далее.

Однако этот пассаж речи Керсти Кальюлайд был произнесен вовсе не для подобной трактовки, а скорее всего, просто для красного словца. В противном случае было бы необходимо признать, что так называемая самооккупация эстонского общества одной идеей, во имя которой все остальные принесены в жертву, давно состоялась.