Что любит либеральная интеллигенция внутри России?
Она любит мир, дружбу, цветочки, открытые границы, полное разоружение в одностороннем порядке, и еще чтобы без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем.
Нет, извините.
Без России — это само собой, но все-таки с Латвией.
Ведь кого любит та же интеллигенция — за забором, среди наших ближайших соседей?
Одних милых людей, которые продолжали убивать евреев уже после Второй Мировой — им так понравилось, что они все никак не могли остановиться, бывает, — и даже сейчас они, славные своим брутальным национализмом и религиозным пылом, в самом Евросоюзе пытаются назло всем устроить маленький Талибан-лайт.
Других милых людей, которые просто отказали своим национальным меньшинствам в гражданстве. А что, разве нельзя сделать так, что одни люди в вашей стране — граждане, а другие — не очень?
И еще одних милых людей, про шовинизм и ненависть которых к своим меньшинствам ходили легенды еще в СССР, и которые сразу же после советского распада начали воевать и карать непокорных.
И еще милых людей, градус военизированного патриотического экстаза которых таков, что даже если самую его малость включить случайно в России, — Вселенная прослезится.
Это нам нужно быть добрыми-добрыми, тихими-тихими, мы должны распахнуть свои объятия, да так и стоять неподвижно — улыбаясь, с протянутыми руками.
Зато всем остальным вокруг нас разрешено быть какими угодно — бить, громить, убивать, сажать, лишать документов, махать шашкой и ходить в атаку на жалких полуживотных.
Как сочетается этот принципиальный гуманизм у себя дома — с таким же последовательным согласием на ненависть и жестокость где угодно еще, лишь бы хоть кто-нибудь был против нас, лишь бы нас посильнее побили?
А никак не сочетается.
Интеллигенция никогда не обсуждает это противоречие.
Она, вообще-то известная своей шумной этической рефлексией, глухо молчит.
А я думаю, в этом есть что-то неизбывно подростковое.
Когда на смену ребенку, не мыслящему себя вне дома, вне семьи, приходит подросток — ему все вокруг себя делается противно.
Квартира тесная, надоевшая.
Дача старая.
Родители тупые уроды.
Дед в маразме.
Брат идиот.
Сестра дура.
Не жизнь, а концлагерь.
То ли дело эти прекрасные, эти манящие хулиганы с соседней улицы.
Вы бы видели, как они курят.
Вы бы видели, как они могут ррраз — и в морду хрясь!
Да и предки у них там — крутые. Не то что эти козлы.
И очень хочется к ним убежать.
Хочется обменять свою нудную, свою неправильную жизнь — на другую, чужую, такую, как надо.
Выкинуть этих родителей и выбрать новых.
Снести этот дом и построить… нет, ничего строить не надо, а надо, чтобы просто была тусовка, и все могли бы отовсюду когда угодно приходить, бухать, курить и валяться на траве.
Чтобы было как там, как у них, как где угодно еще, наплевать.
Лишь бы не было собственной жизни.
И это такое родное, такое понятное желание.
Читайте также: Маски сброшены: украинские неонацисты открыто признали себя гитлеровцами и сатанистами (ФОТО)
Все ведь были подростками.
Но однажды приходит время — для всех приходит, даже для либеральной интеллигенции — сделаться хоть немножко взрослее.
Ощутить вдруг, что твой дурацкий младший брат, твой маразматический дед, твой глупый, ничего не понимающий в жизни папа — родной, а брутальный парень с соседней улицы — чужой, хоть и такой очаровательно нехороший.
Полюбить свою жизнь.
И понять, что она, жизнь, прекрасна именно здесь — а не где-нибудь там, за забором.
Дмитрий Ольшанский
