Итальянец о начале войны на Южном фронте. Молдавия июнь 1941 г.
Летом 1941 года итальянский писатель и журналист Курцио Малапарти в качестве военного корреспондента освещал события, происходящие на Восточном фронте.
Близ Хуши в Румынии, 25 июня.
Несмотря на то что война идет уже три дня, Красная армия еще не вступила в сражение. Масса ее танков, ее механизированные части, ударные дивизии, команды специалистов (которых в армии, так же как и в промышленном производстве, называют стахановцами или ударниками) все еще не ведут боев.
Стоящие перед нами части представляют собой войска прикрытия. Их немного, но свою немногочисленность они компенсируют мобильностью и упорством. Ведь русские солдаты настоящие бойцы.
Их отступление из Бессарабии очень мало напоминает беспорядочное бегство. Это постепенный отход под прикрытием арьергардов из пулеметчиков, отрядов кавалерии, специалистов инженерных войск.
Подготовка к переправе через реку Прут. Молдавия 21 июня 1941 года.
Это тщательно подготовленное методичное отступление. Признаки поспешного оставления позиций, того, что противник был застигнут врасплох, наблюдаются лишь на немногих участках, там, где безошибочно можно найти следы боев в виде сожженных деревень, трупов лошадей, которых оставили гнить в канавах, разбитых машин и иногда нескольких трупов (хотя последние встречаются так редко, что можно предположить, что советским солдатам приказали забирать своих погибших с собой). Короче говоря, стало ясно, что война не стала для русских, по крайней мере для военных, сюрпризом.
Однако в эти первые дни бои носят такой характер, что было бы необдуманным пытаться делать какие-либо выводы. Ведь немецкие и румынские дивизии пока воюют только против советских арьергардов.
Вряд ли главные силы русской армии на Украинском фронте вступят в сражение западнее Днепра, который представляет собой естественный оборонительный рубеж.
Противник попытается замедлить немецкое наступление, закрепившись на левом берегу Днестра, но настоящее сражение, настоящая битва начнется вдоль днепровского рубежа.
Наведение понтонных мостов через реку Прут. Молдавия 1 июля 1941 года. Подполковник Ханс Ahlfen и генерал Йоахим Kortzfleisch.
У Штефэнешти в Румынии, 27 июня.
Сегодня я встречался с группой советских пленных. Их высадили из грузовика у немецкого штаба. Это были высокие молодые люди с бритыми головами, одетые в длинные кожаные пальто. Они были больше похожи на механиков, чем на солдат. Я подошел к самому молодому из них и задал ему несколько вопросов на русском языке.
Он молча посмотрел на меня, ничего не ответив. Когда я снова обратился к нему, он на мгновение бросил на меня внимательный взгляд своих холодных глаз, откуда ушел блеск. Затем с ноткой раздражения в голосе он проговорил: "Я не могу". Я предложил ему сигарету, и он равнодушно ее принял.
Сделав две или три затяжки, он бросил ее на землю, а потом, как бы извиняясь за этот невежливый жест, посмотрел на меня с такой странной стыдливой улыбкой, что я бы предпочел, чтобы этот человек взглянул на меня с выражением открытой ненависти.
Румынская и германская пехота сооружают переправы через Прут. Молдавия 1 июля 1941 года.
Переправа через реку Прут по понтонному мосту германской бронетехники. Молдавия 3 июля 1941 года.
Левый берег реки Прут (на территории СССР - в Молдавской ССР), 29 июня.
Среди огромных зеленых пространств, что тянутся на километры во всех направлениях, вряд ли теперь кто-то может обнаружить малейший запах человека (только дух разложения отдельных трупов возле деревень, одиночных щелей и окопов, где советские солдаты оборонялись до последнего человека. И это можно считать запахом жизни, или, по крайней мере, связанным с нею).
Одетые в черные мундиры, немецкие экипажи прохаживаются вокруг своих танков, наклоняются, чтобы осмотреть гусеницы, постукивают по колесам тяжелыми молотками, как железнодорожники при проверке вагонных тормозов.
Советский солдат, захваченный немцами в плен во время сражения на Днестре. Молдавия июль 1941 года.
Битва за реку Днестр. Молдавия. Солдатский бункер 17 июля 1941 года.
Я сажусь на траву, унтер-офицер достает из ранца тубу с консервированным сыром, выдавливает оттуда сыр на черный хлеб, как из тюбика с зубной пастой, и размазывает его ножом.
Я приступаю к еде. У меня в машине есть бутылка "Зуйки", разновидности бренди, который готовят из сливы. "Хотите по глотку "Зуйки"? - предлагаю я.
Солдаты весело соглашаются. Они едят и пьют, и вдруг я замечаю среди них симпатичного юношу с бритой головой в мундире цвета хаки. Это пленный.
Несомненно, этот человек рабочий. У него тяжелая челюсть, толстые губы и пушистые ресницы. Выражение лица упрямое и в то же время рассеянное.
По некоторым мелким признакам я сделал вывод, что немецкие солдаты чувствуют себя обязанными обращаться с ним с толикой уважения. Причина: этот человек - офицер.
Я спросил его на русском языке, не хочет ли он есть. "Нет, спасибо, - ответил он, - я не голоден". Он согласился лишь на глоток "Зуйки".
"О, вы говорите по-русски, - обратился ко мне фельдфебель. - Этот парень ни слова не знает по-немецки. Мы не можем понимать друг друга".
Колонна румынских легких танков Skoda R-2 совершает марш под Кишиневом. Июль 1941 г.
Румынские горные стрелки в Молдавии. Лето 1941 г.
Я спросил у фельдфебеля, где этот человек был захвачен в плен. "Он попался нам вчера вечером на дороге", - последовал ответ. С ним не было никаких хлопот.
Русский человек был вооружен пистолетом, но у него не было патронов. Пока я разговаривал с фельдфебелем, пленник внимательно разглядывал меня, будто бы пытаясь понять, о чем идет речь.
Затем он внезапно протянул руку и схватил меня за рукав. "Мы сделали все, что могли, - заявил он, - мои люди сражались упорно. В конце боя нас осталось всего двое, - добавил он, выбросив окурок. - Второй умер на дороге".
Я спросил его, был ли его товарищ солдатом. "Да, он был солдатом, - подтвердил он, посмотрев на меня с удивлением. - Он был солдатом", - повторил русский, будто бы значение моего вопроса только сейчас дошло до него.
Арест евреев. Молдавия 1941 г.
Пока мы разговаривали, вернулся посыльный. "Отправляемся!" - скомандовал фельдфебель. Пленный поднялся на ноги, провел рукой по обритой голове и с живым интересом посмотрел на танки и грузовики.
Теперь я понял. Его уже ничего не интересовало, кроме машин. Он внимательно взглянул на гусеницы и на открытые люки башен танков, на зенитные пулеметы, установленные в задней части грузовиков, на легкие противотанковые орудия, прицепленные к ним. Он не был больше офицером, он снова стал рабочим. Все, что теперь ему было интересно, - это машины.
"Отправляемся!" - повторил команду унтер-офицер. Я спросил у него, что они собираются делать с пленным. "Мы передадим его первому же встреченному фельджандарму", - был ответ.
"До свидания", - попрощался я с пленником. "До свидания", - попрощался он со мной в ответ. Он пожал мне руку и забрался в кузов грузовика. Колонна тронулась с места, выкатилась на дорогу, какое-то время прогромыхала впереди, а потом исчезла из вида.
Шанте-Бани, Бессарабия, 2 июля.
Вот, сделав остановку, мы наткнулись на лежащий прямо на дороге на боку советский танк, длинное спаренное с пулеметом орудие которого все еще нацелено в сторону долины. Здесь бой был долгим, яростным и жестоким. Русский танк поддерживало лишь небольшое подразделение пехотинцев.
Во время короткой остановки, которую мы были вынуждены сделать, наткнувшись на одну из многочисленных воронок на дороге, мы вышли и осмотрели поле боя.
Советский танк имел огромную дыру в борту, через которую виднелись его вывороченные стальные внутренности. Однако мы так и не смогли обнаружить ни одного тела русских солдат, как долго ни всматривались. Когда это возможно, большевики забирают своих мертвых с собой. И всегда они уносят свои документы и полковые знамена.
Румынская артиллерия в молдавском селе. Лето 1941 г.
Группа немецких солдат внимательно осмотрела подбитый танк. Они были похожи на экспертов, расследовавших на месте причины аварии транспортного средства.
Больше всего их интересовало качество техники противника, а также тактика ее применения на поле боя. Другими словами, им нужно было знать два аспекта технической оснащенности советской стороны, промышленный и тактический.
Они изучали небольшие окопы, отрытые русскими, ящики для боеприпасов, брошенные винтовки, снарядные воронки, металл, из которого изготовлен танк, конструкцию спаренной с пулеметом пушки.
При этом они, покачивая головой, приговаривают: "Ja, ja, aber..." Весь секрет немецких успехов подразумевается этим "aber...", то есть тем, что следует за словом "но".
Советские танки. Молдавия, лето 1941 г.
Постепенно на небе появился бледный силуэт: это взошла луна. Я думал об отступлении советских войск, об их трагической одинокой отчаянной борьбе.
Это не классическое русское отступление времен "Войны и мира", а отход в отблесках пламени, по дорогам, наводненным беженцами, ранеными, брошенной техникой.
Обстановка на поле боя напоминает завод после неудачно закончившейся забастовки: холодно, пусто и безнадежно. На земле кое-где лежит брошенное оружие, военные головные уборы, несколько развороченных машин.
Колоссальное боестолкновение проиграно. Наверное, на этом поле битвы нет Андрея Болконского, который лежал на ночном поле при Аустерлице; лишь несколько "стахановцев" из танковых экипажей, несколько пехотинцев из Туркестана.
Неожиданно послышались голоса людей, проходивших по дороге. Потом я услышал хриплый голос. Это русский настойчиво, почти переходя в крик, приговаривал сам себе: "Нет, нет".
Он говорил "нет", будто протестуя. Я не видел лиц пленных. Топот шагов стих в отдалении, и постепенно я уснул, убаюканный далекими голосами пушек...
Кишинев 1941 г.
