205 лет назад, 18 июня 1812 г., за шесть дней вторжения до Наполеона в Россию, в центре города Симбирска у почтенного купца из фамилии Гончаровых родился сын. Его назвали Иваном. Сам он впоследствии подписывал некоторые письма так: «Господин де Лень». Основания на это имелись более чем веские. Новорождённому суждено было стать русским классиком и певцом отечественной лени, автором романа «Обломов».
«Среднего роста, плотный, медленный в походке и во всех движениях, с бесстрастным лицом и как бы неподвижным взглядом, он кажется совершенно безучастным к суетливой деятельности бедного человечества, которое копошится вокруг него», — таким увидел Ивана Гончарова итальянский лингвист Анджело де Губернатис. Сам писатель к себе гораздо более критичен: «Видно, мне на роду написано быть самому ленивым и заражать ленью всё, что приходит в соприкосновение со мною».
Господин де Лень
Шаблон восприятия — штука очень серьёзная. Гончаров действительно прежде всего ассоциируется с главным героем своего главного романа — Ильёй Обломовым. Персонажем настолько ленивым и безынициативным, что в словаре даже появилось слово «обломовщина» в значении «личностный застой, рутина, апатия».
Всё так, но постоянно забывается один нюанс. Сам Гончаров роман «Обломов» не считал своим главным произведением. Другие его романы, которые, как известно из школьных уроков, «все начинаются на слог «об» — «Обыкновенная история» и «Обрыв» тоже не попадают в категорию «главных».
Творение, которое сам писатель ставил на голову выше прочих, выбивается из этой когорты. Во-первых, названием. «Фрегат «Паллада». Во-вторых, это и не роман вовсе, а повествование в редчайшем для нашей литературы жанре путевых заметок. Сравнить с ним можно лишь «Письма русского путешественника» Николая Карамзина. Кстати, земляка Ивана Гончарова.
Впрочем, сравнение будет исключительно формальным. В конце концов, Карамзин путешествовал как частное лицо, а Гончаров — как чиновник департамента внешней торговли Министерства финансов, секретарь посольства и переводчик. Да ещё по морю, через полмира в загадочную и закрытую до поры Японию. Можно ли ожидать подобного поступка от Гончарова, который, по свидетельству знакомых, «даже и дом свой оставлял только в случае крайней надобности»?
Детские мечты
Похоже, этого от себя не ожидал и сам автор. «Ехать и в голове не было. Я пошутил, а между тем судьба ухватила меня в свои когти, и вот я — жертва своей шутки».
Отчасти это действительно так. Но в авторе «Обломова» оказался жив двенадцатилетний подросток с такими примерно воспоминаниями: «Меня нередко манили куда-то вдаль широкие разливы Волги, со множеством плавающих, как лебеди, белых парусов. Я целые часы мечтательно, еще ребенком, вглядывался в эту широкую пелену вод. Я с наслаждением заглядывался на суда и нюхал запах смолы и пеньковых канатов...»
Взрослый человек, столоначальник Департамента, Иван Гончаров не мог не понимать, что путешествие будет сильно отличаться от того, что он себе намечтал лет 30 назад. Никакой романтики — сплошная работа и серьёзные опасности. Так, вслед за отрядом фрегата «Паллада» был послан другой отряд из трёх кораблей. Флагман последнего, фрегат «Аврора», ведомый капитаном Иваном Изыльметьевым, пришёл к пункту назначения с командой, на 100% поражённой цингой и дизентерией. Из 200 членов экипажа за время пути умерло 32 человека.
И всё-таки сорокалетний Гончаров, уже видный писатель, отправляется в экспедицию. Навстречу большой истории. Именно эскадре адмирала Евфимия Путятина предстояло «открыть» Японию для русских. Заставить элиту этой страны, закрывшейся от остального мира ещё в XVII столетии, пересмотреть своё решение.
Здесь мы встречаем совсем другого Гончарова. Это уже не медлительный столичный чиновник. Не литератор, неспешно творящий такие обстоятельные романы. Это жизнерадостный, язвительный саркастичный тип. Местами даже агрессивный, и ничуть этого не стесняющийся. Такой, каким и должен быть первопроходец и почти завоеватель.
Хохот над «японскими дикарями»
Часто пишут, что американцы заставили Японию открыть для них свои порты под угрозой бомбардировки их городов эскадрой коммодора Мэтью Пэрри. А русские, прибыв всего годом позже, действовали иначе.
Иначе, да. Но от пушек тоже не отказывались, о чём с видимым удовольствием от принадлежности к одной из сильнейших держав мира пишет Гончаров: «Как они испуганы и огорчены нашим внезапным появлением у их берегов! Четыре больших судна, огромные пушки, множество людей и твёрдый, небывалый тон в предложениях, самостоятельность в поступках! Что ж это такое? Не пускать? Но нас и теперь четыре судна, а, пожалуй, придет и десять, все с длинными пушками. А у них самих недлинные, и без станков, или на соломенных станках. Есть ещё ружья с фитилями, сабли, даже по две за поясом у каждого, и отличные... да что с этими игрушками сделаешь? Мы хохочем. Просят не ездить далеко по рейду — мы ничего не отвечаем и едем».
Явиться к японцам во всеоружии, демонстрируя силу и славу Европы и России — это бесценно. Особенно если вспомнить, что русский писатель Иван Гончаров, по сути, стоял у истоков японской промышленности и технологии как таковой. Именно по его совету адмирал Путятин продемонстрировал японцам такое чудо, как паровой двигатель. По прошествии некоторого времени предпреимчивый японец Танака Хисасигэ создал точную копию парового двигателя фрегата «Паллада». Это стало началом первой промышленной революции в Стране Восходящего Солнца.
