Наш народ действительно стремится узнать свою историю, но многие этим пользуются в своих корыстных целях. Но почему история страны всё чаще становится предметом ожесточённых споров, корреспонденту «АиФ-Красноярск» рассказала военный историк Анна Толмачёва.
Кому нужна правда?
Евгений Бурдуковский, коресспондент «АиФ-Красноярск»: Кажется, кайзер Вильгельм II говорил, что правильный учебник истории стоит больше, чем дивизия солдат. Каким должен быть правильный учебник истории в современной России?
Анна Толмачёва: В первую очередь - интересным для подрастающего поколения. С точки зрения содержания разночтений уже не предвидится. В 2015 году вступил в силу историко-культурный стандарт, который диктует содержание школьного исторического образования. Другое дело - методический аппарат учебника и учебно-методический комплекс к нему. Задания в учебниках должны быть интересны школьнику, должны заставлять его рассуждать, анализировать, думать. Тут обязательно, на мой взгляд, использование на уроках источников разного происхождения, это в том числе и воспоминания участников событий, и задания по анализу аудиовизуальных источников. Ребёнок должен исследовать войну, раскрыть её для себя, а не просто прослушать рассказ учителя и пройти материал «мимо». Кстати, хочу отметить, что учебники, которые уже вышли в соответствии с федеральным государственным образовательным стандартом второго поколения, такой аппарат имеют. Учителю остаётся только использовать его на все 100%, придумывать ничего не надо - бери и используй.
- В вузах картина тем не менее не такая радужная. Не так давно многие были возмущены попыткой переименовать факультет истории КГПУ в факультет неких «социальных технологий». Что это было? Ведь так много говорится о важности истории как научной дисциплины и инструмента воспитания подрастающего поколения. Но что мы имеем на практике?
- Это процесс оптимизации, который ещё не закончился. Он идёт во всех вузах страны. Расчёт предельно прост: сократить государственные расходы на высшее образование. Слияние факультетов и институтов, создание новых крупных структурных подразделений фактически ведёт к завуалированному сокращению ставок профессорско-преподавательского состава. Здесь уместно, на мой взгляд, обратиться к истории. 75 лет назад, 30 мая 1942 года, в Красноярске был создан исторический факультет. Вдумайтесь: май 1942 года, ситуация на фронте ухудшается с каждым днём, противник грезит близкой победой, кажется, что шансов на сохранение независимости уже нет. Но именно в это трудное время правительство, понимая необходимость и возможности исторического образования и науки, идёт на создание нового факультета в тылу. Находит средства на учебники, профессорско-преподавательский состав, аудиторный фонд. А вот сегодня, в мирное время, мы похвастаться таким пониманием со стороны властей не можем. Этим летом ждём очередную волну сокращений. И вряд ли она будет последней. Непонятно, как эта тенденция соотносится с заявлениями, что с 2020 года ЕГЭ по истории станет обязательным.
- В чём феномен появления историков-фриков? Суворов, Фоменко - это уже «классика». Но ведь постоянно возникают всё новые и новые. Почему очевидная чушь так привлекательна для многих?
- Увы, то, что это чушь, очевидно немногим. Я вспоминаю, как однажды ужинала с подругой и её мужем - крупным бизнесменом, очень умным и начитанным человеком. Он меня засыпал вопросами про «альтернативные теории». Доводы в их правоту были вроде таких: «Автор книги ведь работал в генштабе!» И возразить этому нельзя. Наш народ действительно стремится узнать свою историю, но многие этим пользуются в своих корыстных целях. Попробуйте, допустим, выпустить серьёзную научную монографию - не найдёте издателя. Ему нужно броское, цепляющее название, горячие факты. Это, кстати, и темы книгоиздания по Великой Отечественной войне напрямую касается. Чем неадекватнее название и содержание, тем больше шансов опубликовать сей опус и получить хороший гонорар. Ради любопытства зайдите в книжный магазин, посчитайте научную и околонаучную литературу по теме - всё станет ясно. Автору, который «работал в генштабе», верят больше, чем никому не известному кандидату или доктору исторических наук.
Больше - лучше?
- День Победы в этом году в очередной раз был отмечен жаркой дискуссией относительно наших потерь в войне. Складывается такое ощущение, что она носит характер сезонного обострения. Постоянно всплывают альтернативные версии, делаются какие-то новые «открытия». Есть ли у историков устоявшаяся точка зрения на этот счёт?
- Сезонное обострение - точнее не скажешь! На самом деле, точки в этом вопросе расставлены уже давно. Но истерия с «новыми рассекреченными» документами, которая случается каждый год в преддверии празднования Дня Победы, не кончается. Мне как историку, много лет работавшему в федеральных архивах и фондах, очень хочется увидеть этот уникальный документ, в котором собраны общие демографические и военные потери страны. Учёным, которые серьёзно занимаются этой темой, он в руки ещё не попадался. Никто не оспаривает тезис, что потерь с нашей стороны было гораздо больше. Но это вовсе не даёт повода для выводов вроде «трупами закидали пол-Европы». Это в том числе и результат отношения немецкой стороны к советским военнопленным. Пленных было примерно одинаковое количество -
5,5 млн красноармейцев и около 5 млн немцев. Но более 3 млн советских солдат и офицеров не вернулись домой из плена. А количество безвозвратных потерь иностранных военнопленных - 1,5 млн, в два раза меньше. Тезис о шапкозакидательстве не выдерживает критики. Официальные данные о потерях в Великой Отечественной войне не менялись с 1995 года. Страна потеряла
25 млн человек военнослужащих и гражданского населения, в том числе 8,6 млн красноармейцев.
- Но ведь данные о павших на фронте всё-таки пересматривались. Почему?
- Да, действительно, общие потери народонаселения страны не вызывали сомнений у исследователей. Но с потерями среди военнослужащих были сложности. Много времени заняло наведение порядка в картотеке личного состава РККА. Все эти данные хранятся в свободном доступе. Любой пользователь Интернета при желании может без труда их найти.Но зачем копаться в данных, если нужна сенсация? Сейчас называются цифры потерь среди военнослужащих в 40 млн человек. За все годы войны в армию было призвано 34 млн человек. Но никого такое несоответствие не смущает.
- Кстати, о таких чудовищных потерях в войне говорил и Виктор Астафьев. На его авторитет многие и ссылаются ныне. Откуда он мог взять такую цифру?
- Если говорить о пресловутых 40 млн, то эту цифру в своё время ввёл исследователь Юрий Геллер. Она, по его мнению, характеризует общие потери страны в войне - и среди гражданского населения, и среди военнослужащих. Снова повторюсь: она не подтверждается ни одним документом, ни одним методом расчёта потерь. Потом стали звучать мнения, что это потери среди одних военных. Методики изумляют. Например, один исследователь взял потери Красной армии за октябрь 1942 года - это один из самых кровопролитных месяцев за всю войну: бои велись в районе Сталинграда, на Ржевско-Вяземском выступе, - и умножил его на количество месяцев, сколько велась вся война. Но и он получил «всего только» 28 млн.
Другой предложил исходить из оценки потерь боевой техники - то есть за каждым подбитым танком стоял убитый экипаж, а каждое уничтоженное врагом артиллерийское орудие приносило неминуемую гибель всему артрасчёту. Даже не знаю, как можно прокомментировать такие «методики»... Были также предложения увеличить количество потерь военнослужащих до
19 млн человек за счёт включения потерь среди партизан. Но по международным законам ведения боевых действий партизаны являются некомбатантами, и причислять их к военнослужащим нельзя. Они учтены, но как мирное население. И нет никакой необходимости два раза считать одну и ту же категорию потерь.Из чего Виктор Петрович делал свои выводы, доподлинно неизвестно. Совершенно точно, что с профессионалами он не советовался.
