Пушкинские «Строфы»
Начну с отрывков из некоторых стихотворений минувшего века, которые могли бы оказаться в этой юбилейной, «пушкинской» подборке.
«Кто знает, что такое слава! / Какой ценой купил он право, / Возможность или благодать / Над всем так мудро и лукаво / Шутить, таинственно молчать…»
Это Анна Ахматова, 1943-й, Ташкент. Про «смуглого отрока», бродившего по царскосельским аллеям — из ее же этюда 1911-го — даже не говорю.
Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».
«…Я нас возвысить не хочу. / Мы — по́слушники ясновидца… / Пока в России Пушкин длится, / Метелям не задуть свечу».
Давид Самойлов, конец 1970-х.
А нежность выбранного эпитета? — «Ах, Пушкин, милый друг, дитя иного века! / Зареченская даль, Лосиный, крик-гудок…»
Геннадий Русаков, начало 1980-х. Или у Корнея Чуковского, печально бредущего мимо знаменитого памятника и утешенного играющими в его подножье потомками: «Возле милого Пушкина, здесь, на осеннем Тверском, / Я с прощальною жадностью долго смотрю на детей…» 1944 год, Москва.
Возможность или благодать.
По́слушники — кого? — ясновидца. И — милый, милый.
Кажется, ни одного поэта так не воспринимали и не воспринимают в России. Как самого родного, самого близкого человека. Спасительного, спасающего. Тому же Чуковскому, перед его концом, читали вслух — ...нет, не обожаемого Блока, но — «Медного всадника». Недавно я предположил, что последние слова в больничном дневнике Корнея Ивановича («Ужасная ночь») — аллюзия на начало пушкинской поэмы («Редеет мгла ненастной ночи / И бледный день уж настает... / Ужасный день!..»)
А в молодом ахматовском этюде даже не названо само имя.
«И столетие мы лелеем / Еле слышный шелест шагов…»
Как и у Лосева: «Собираясь в дальнюю дорожку, жадно ел моченую морошку…»
…Но без блоковского послания «Пушкинскому Дому» — никак.
Без той самой тайной свободы, которую и мы продолжаем петь — «…вослед тебе». Без мольбы — дать нам руку.
Лёгкость (За книгой Пушкина)
Все это так: неправда, зло, забвенье... Конец его друзей (его конец). И столько есть безрадостных сердец, А мы живем всего одно мгновенье. Он каждый раз об это разбивался: Взрывался... бунтовал... И — понимал. И был он лёгким. Будто лишь касался, Как будто всё не открывал, — а знал. А что он знал? Что снег блестит в оконце. Что вьюга воет. Дева сладко спит. Что в пасмурные дни есть тоже солнце — Оно за тучей греет и горит. Что есть тоска, но есть простор для страсти, Стихи и уцелевшие друзья, Что не теперь, так после будет счастье, Хоть нам с тобой надеяться нельзя. Да! Жизнь — мгновенье, и она же — вечность. Она уйдет в века, а ты — умрёшь, И надо сразу жить — и в бесконечном, И просто в том, в чём ты сейчас живешь. Он пил вино и видел свет далёкий. В глазах туман, а даль ясна... ясна... Легко-легко... Та пушкинская лёгкость, В которой тяжесть преодолена. 1949
* * *
Из «Сонетов любимой»
Какое счастье, что у нас был Пушкин! Сто раз скажу, хоть присказка стара. Который год в загоне мастера и плачет дух над пеплищем потухшим. Топор татар, Ивана и Петра, смех белых вьюг да тёмный зов кукушкин... Однако ж голь на выдумку хитра: какое счастье, что у нас был Пушкин Который век безмолвствует народ и скачет Медный задом наперед, но дай нам Бог не дрогнуть перед худшим, брести к добру заглохшею тропой. Какое счастье, что у нас есть Пушкин! У всей России. И у нас с тобой. 1969–1972
* * *
Я сказал, что Пушкин — это родина, и поверил в правду этих слов. Вырвалось. Возникло. В переводе на образный — апостольский улов… В дни огня и ярости немереной, в храме и при Господе скажи «Пушкин — это родина» намеренно и запомни истину вне лжи. Не учи всего стихотворения, не запоминай соседних строк. «Пушкин — это родина». Прозрения сам ищи в словах, что жизни впрок. Сказано. Еще никем не сказаны были эти кровные слова. Будем же отныне ими связаны, закрепим свободные права. 2019–2023
* * *
Ветер воет, небо меркнет, Время правду говорит, Словно маленькая церковь Томик Пушкина открыт. Развернёшь посередине И читаешь для себя, Как там дело в карантине На исходе октября. Что ни вспомнишь — всё тревожит, Вечно мысли об одном, Сердце знает — что поможет — Серый дождик за окном. Полетят поодиночке По стеклу наискосок Капли быстрые как строчки — И отпустит боль висок. Словно маленькая церковь Томик Пушкина открыт, Дождик льётся, небо меркнет, Сердце правду говорит. Лёгкий почерк, запах свечки, Кот на цыпочках идёт По скамейке возле печки — Ни за что не упадёт. 2023