Вторая часть подкаста «Произвольная программа».
Вторая часть подкаста «Произвольная программа» с олимпийской чемпионкой Татьяной Навкой оказалась еще более насыщенной, чем первая. Экс-фигуристка в разговоре с Максимом Траньковым объяснила, почему танцы на льду стали менее интересны зрителям, как мама «наколдовала» им золото в Турине-2006 и кого она считает лучшими танцорами в истории. Записали все самое интересное.
— За лидерами я наблюдаю периодически, обязательно смотрю чемпионаты России. Слежу, конечно же, за танцами — это моя любовь. Сейчас тяжелое время для российских пар. Я считаю, что они отстают, к сожалению. Нужно как-то всколыхнуться и что-то придумать.
Мне нравятся [Александра] Степанова/[Иван] Букин, но я считаю, что они могут больше. Они поменяли тренера. С Сашей Жулиным, конечно же, общаюсь, иногда прихожу на тренировки и вижу проблемы, с которыми он работает в технике. Но я уверена, что нужен еще годик, и они засверкают совершенно другими красками, потому что сейчас идет ломка — ломка техники, ломка организма. Как говорят, чтобы сформировать привычку, нужен 21 день. Здесь, к сожалению, 21 день не работает. Два с лишним года должно пройти, чтобы поменять какие-то вещи, чтобы перенастроить мозг в ноги, бедра, все технические моменты, чтобы человек по-другому заскользил. Как только это произойдет, пара полетит, и им намного будет проще и легче кататься.
Мне очень нравится пара [Ирина] Хавронина/[Девид] Нарижный. Пара, действительно, молодая, талантливая. Насколько я знаю, они катаются всего второй сезон. В них есть потенциал, и мне интересно за ними наблюдать.
— Ты как будто бы создала образ идеала российской танцорши. Если мы возьмем Вику Синицину, то только ленивый не сравнивал ее с тобой. Вы безумно похожи, две красавицы. Я даже знаю, что по твоим лекалам Вике шили платья на Олимпийские игры в Пекине.
Есть одна танцорша, с которой когда-то мы познакомились на проекте Первого канала «Ледниковый период. Дети». Она выиграла первый сезон в моей команде — это Василиса Кагановская. Потом ты взяла их, тогда еще с Ангелополом, в свое шоу, где она катала тебя в детстве. Мне кажется, она как раз та танцорша, которая очень похожа по типажу на тебя, на Вику.
— Вполне возможно. Она мне очень нравится. Безумно талантливая, хорошая, милая девочка, трудолюбивая. Я сказала изначально, что, в принципе, все наши танцевальные пары находятся ниже на ступеньку, даже, я бы сказала, на две, чем пары мирового уровня… Хотя, честно признаюсь, сейчас очень хороший момент, если, дай бог, надежда умирает последней, мы все равно верим и надеемся, что у нас появится возможность хотя бы по одной паре, но выставить в следующем году на Олимпийских играх (интервью записывалось до новостей о допуске россиян до отбора в Милан-2026. — Sport24).
— Пустят или не пустят? Скажи, есть ли надежда?
— Если честно, у меня такая же информация, как и у тебя. Я верю в то, что нас все-таки допустят. Если говорить про танцы на льду, то после того, как Габриэлла Пападакис/Гийом Сизерон закончили, ни одна пара не сказать чтобы прям была вау, супер — мне не нравится. Поэтому у наших пар есть все для того, чтобы сделать такой скачок.
Я не знаю, что для этого нужно. Мне кажется, нужно переосмыслить вообще полностью подход к постановкам — найти диаметрально противоположных хореографов, какую-то сумасшедшую музыку, идеи, чтобы это не было как у всех.
— Я знаю, что ты приходила к Виктории Синициной/Никите Кацалапову — к нашим последним звездным танцорам, призерам Олимпийских игр, чемпионам мира. Помогала им какими-то советами, помогала Вике раскрыться, потому что все называли ее скромницей, а в последние два сезона она прямо огонь. Не было желания тренировать, почаще приходить на лед, передавать идеи современные, чтобы наши танцы были вновь впереди планеты всей, как в те времена, когда ты каталась с Ромой Костомаровым?
— Раньше я говорила, что никогда не буду тренером, потому что я считаю, что это очень важная профессия и этой профессии нужно отдать всю жизнь. Она в какой-то степени даже неблагодарная. Побеждает ученик — он молодец, а проигрывает — значит, тренер плохой. И это не главное. Главное — это то, что ты вкладываешь всю душу, жизнь, лишаешь себя семьи, детей — твоего внимания. Твои единственные дети — это дети на льду. Они имеют на это право, но они просто говорят: «Извините, мы пойдем к другому тренеру». Вот это ужасно.
Но я сейчас не обвиняю спортсменов, потому что у меня самой была ситуация, когда я уходила из одиночного катания в танцы, от одного тренера к другому. Зачастую те спортсмены, которые не меняют тренера, так и не становятся олимпийскими чемпионами, потому что они остаются преданы своему тренеру. И я считаю, что это неправильно: жизнь спортсмена короткая.
Возвращаясь к тренерству: никогда не говори «никогда». Может быть, когда-нибудь, когда все мои дети и внуки вырастут, вполне возможно [приступлю к тренерской работе].
Академию «Наши надежды» я курирую. Я не тренирую, но, конечно, периодически прихожу, что-то подсказываю, помогаю.
— В любой момент в эту академию ты можешь прийти и начать работать?
— В общем-то, да.
— Тренерами ты занимаешься? Ты смотришь, кто там тренирует, тебе важно, кто детей обучает?
— Безусловно, я смотрю. У меня есть команда, которая этим занимается, есть главные тренеры, и у нас очень хорошие результаты. Берем деток с маленького возраста, с четырех лет. В целом мы растим своих деток.
Условно, все начиналось с моей Нади. Она пошла в Подмосковье в обычную, скажем, группу здоровья и так начала кататься. Потом тренер, который вела эту группу, сказала: «Татьяна, я вас прошу, возьмите нас под свое крыло. Я хочу школу, хочу создавать, верю в то, что я могу и хочу». Это Мария Полякова (белорусская фигуристка, которая в прошлом выступала в парном катании. — Sport24). Невероятная девчонка, которая напоминает мне моих тренеров, благодаря которым я полюбила фигурное катание. Она и жесткая, и накричать может, но все детки ее так любят, боятся, в то же время уважают и ждут. То, как эти детки сейчас растут, какие они делают результаты… Там уже все 2014–2015 годов рождения прыгают тройные. Мы шьем платья. В общем, так здорово, что у меня это есть, и мне это очень нравится.
Я, конечно, помогаю, чем могу, курирую. Лед не дают — я позвоню, скажу, что обижаете. Или с тренером каким-то или ребенком побеседовать. Я это люблю, этим горжусь и уверена, что «Наши надежды» еще покажут высокие результаты на чемпионатах России и, дай бог, на мировых всевозможных соревнованиях.
— Я фанат [олимпийских чемпионов из Канады Тессы] Вертью/[Скотта] Моира. Конечно, можно назвать и Торвилл/Дина, но это было еще в то время, когда я была маленькая, все мы на них выросли. Но в связи с тем, что спорт, техника, все это скакнуло, конечно, сильно вперед, Вертью/Моир — это мои [фавориты].
— Тесса и Скотт — это да. Я с ними в одно время катался и все Олимпиады практически прошел рядом. Они мои большие друзья. Я у Скотта очень многому научился: как быть с партнершей, как ее представлять.
Возвращаясь [к вопросу], два разных человека Вертью/Моир с невероятной химией между друг другом, просто это искры, которые ты не можешь не чувствовать даже через экран телевизора. Насколько это важно в танцах?
— Это обязательно важно. Химия бывает разной. У Вертью/Моира она такая, у меня с Романом была другая — Тореадор и Кармен, все время противостояние, какая-то такая искра. И за этим тоже очень интересно наблюдать, это манит и так же через экран передается. У вас с Танькой (Волосожар, партнерша и супруга Максима Транькова. — Sport24) были тоже свои эмоции, свои отношения, и они в какой-то степени разные.
— Иначе невозможно же работать. Нужно найти своего человека.
— Ну вот как в жизни абсолютно.
— Нам с Таней все говорили про эту химию между нами на льду, а мы ее же сами не ощущали, мы просто катались. Уверен, что и у вас с Ромой было так.
— Конечно, мы не искали, это как-то раз — и все.
— Почему, как ты думаешь, зрители меньше смотрят танцы, чем одиночное катание или пары? Почему в них так сложно разобраться и как заинтересовать зрителя танцами?
— Почему? Я считаю, что в наше время очень все смотрели Олимпиаду.
— Но это в твое время и не только. Тогда бесспорно были танцоры: Крылова/Овсянников, Грищук/Платов. А сейчас как-то танцы…
— Может быть, в технике дело, что они усложняют вот этими всеми крюками, выкрюками, дорожками — кому это интересно? Кому интересно в этом всем копаться? Ты сидишь — и часами: вот дуга сюда, дуга сюда, выкрюк… Зрители этого не знают, и смотреть, честно говоря, не очень на это интересно.
Интересно, когда упал, пострадал, встал. Как раньше было, когда во времена Климовой/Пономаренко ползали полпрограммы — это же было красиво, интересно, все эти выкрутасы. Мне кажется, что нет тех звезд [в танцах на льду]. Когда появится прямо вау-звезда, от которой невозможно оторвать глаз… Вот как Валиева.
— Из трех девчонок в Пекине ты за кого болела?
— Тогда вся страна болела, конечно, за Валиеву.
При всей любви к Анечке [Щербаковой] — она невероятная, с ней так легко, такая нежная, такая умная, просто интеллигентная. Я думаю, что она еще даже не раскрыла себя настолько, насколько Аня может раскрыться.
Во-первых, в тот год Валиева стала на всех соревнованиях первой, и, конечно, мы все болели за Камилу. Потом, после того, что произошло, еще больше все за нее болели.
— Ты одна из первых ее пригласила к себе в шоу сразу после отстранения. Не боялась осуждения?
— Я даже об этом не думала.
— Для тебя талант важнее всего остального?
— А какое может быть осуждение, от кого? У меня даже в голове этого не было. Я хотела ее поддержать, и я знала, что ей нужно это. Потому что если ее не вытащить из этой трясины, то она может оттуда и не выйти. Поэтому для меня важно было поддержать, чтобы она каталась, потому что я надеюсь, что все закончится — остался всего лишь год, а что такое год? — и она придет в форму.
— Ты бы хотела, чтобы она вернулась в спорт и доказала?
— Я уверена в том, что она вернется в спорт и докажет. Она еще такая маленькая, я считаю. Посмотри на Загитову, какая она сейчас: худая, стройная, прыгает эти свои тройные, которые прыгала и в… Ну, понятно, что не все, но ей и не нужно. А всего-то ничего прошло.
Я выиграла Олимпиаду в 30 лет. Туктамышевой сколько лет? 27? Уверена, что еще два цикла Камила точно сможет продержаться.
— Я тоже выигрывал Олимпиаду в 30. Как ты думаешь, что лучше — в 30 выиграть или в 17? Такая большая слава к тебе пришла за 30, как и ко мне.
— Сейчас надо отдать должное многому. Во-первых, спасибо большое Первому каналу, что вы так любите, поддерживаете фигурное катание. Эти все подкасты, вот у тебя (обращается к Транькову) прекрасная передача, где ты гид по фигурному катанию. Это же просто невозможно, даже мне так интересно послушать, потому что столько всего за эти годы в спорте поменялось. Тем более зрителю, который не разбирается.
Плюс деньги платят нашим спортсменам, когда они выступают на всех этапах Гран-при. Плюс после спорта они могут себя проявить и как ведущие. Или вот Камила пошла учиться, я уверена, она тоже найдет себя. Анечка тоже себя ищет в разных сферах деятельности. То есть сейчас намного проще: в 17, 18, 20 лет — все, ты уже звезда, ты добился того, к чему шел всего 10 лет, а не 20. У тебя вообще весь мир у ног, если мозги на месте есть. И у родителей тоже — в этом возрасте еще нужны родители, которые тоже помогают и подсказывают.
— Когда готовились к этому интервью, мне говорят: «Вспомни какую-нибудь историю с Таней». Я говорю: «Ну как? Я катался немножко позже, и мы знакомы давно, но я не был в Турине». Я вспомнил одну историю. Дело в том, что был отбор в Турин — чемпионат России в Казани…
— И я там упала.
— Но все равно выиграла. Суть в том, что я занял третье место на этом чемпионате России. В 2005-м выиграл юниорский мир, в 2006-м я выиграл бронзу на взрослом чемпионате России и тренерским советом остался дома. Стою на награждении. Тогда было огромное внимание приковано, ведь олимпийский год, много новостей о наших лидерах, в том числе и о вас с Ромой, и я читал о ваших гениальных костюмах, и вот я увидел его…
— Тореадор.
— Тореадор весь в золоте. Я смотрел на него с трибун, а на следующий день стою рядом с Ромой, вижу этот костюм, это вообще… Он стоит в этом кителе, в костюме Тореадора, весь в золоте, весь блестит. Поворачивается ко мне спиной, а у него вся спина белая, в белилах какой-то или в побелке.
— Почему?
— Я не знаю. Стою и не знаю, что делать. Говорю: «Роман». — «Да?» — «Вы испачкались, у вас вся спина белая». Он мне: «Так отряхни». И я стоял и отряхивал Романа Костомарова на чемпионате России. Вот такая у меня есть с тобой связанная история.
— Я была уверена, что стану олимпийской чемпионкой. Просто была уверена на все сто… Во-первых, когда мне тогда Роман позвонил, я просчитала, что нам осталось… Это был 2000 год, ровно шесть лет. Олимпиада, тогда уже это было известно, будет в Италии, две недели [дочке] Саше тогда было. Я представляла, что Саша будет сидеть у экрана телевизора и болеть за маму — тогда я еще даже представить не могла, что она будет сидеть не у экранов, а именно в зале.
И вот почему-то меня это так сподвигло! Плюс я прочитала, что [Илья] Авербух с [Ириной] Лобачевой уже уйдут к тому времени, и вообще круче меня там никого больше нет. Ну, в общем-то, так и получилось.
— Но все равно там Барбара [Фузар-Поли] с Маурицио [Маргальо] дома.
— Я никого не хочу обидеть ни в коем случае, они все достойные спортсмены и прекрасные друзья. Но знала, что я круче всех, правда, это мое внутреннее [ощущение]. Ты тоже знаешь, что это такое.
— Да, я всегда говорю, что, да, [Алена] Савченко — это самая великая парница, может быть, за современную историю парного катания, с этим вообще не спорю. Но самую крутую парницу в истории обыграли Волосожар/Траньков. Я тоже шел и знал, что, если свое сделаю, буду олимпийским чемпионом.
— Я соревновалась сама с собой, то же самое. Это очень круто, когда человек в себе настолько уверен.
— Про Турин есть очень смешная история с моей мамой. Потому что, опять-таки, родители, то, что они в тебя вкладывают, то, как они верят… Неспроста говорят, что материнская молитва — самая сильная молитва.
В общем, так все случилось, что на трибуне Саша сидела, моя мама и моя сестра. То есть практически вся моя семья, весь мой тыл, кроме папы — у него не получилось. После обязательного танца мы занимаем второе место. До этого уже стали олимпийскими чемпионами [Татьяна] Тотьмянина/[Максим] Маринин, [Евгений] Плющенко. Остались мы и [Ирина] Слуцкая. И Слуцкая была в такой шикарной форме, что все соревнования до этого, по-моему, она тоже выиграла — сдвинуть ее с пьедестала невозможно было бы, если бы она все свое прыгнула.
Подходит на трибунах к моей маме кто-то из федерации, говорит: «Раиса Анатольевна, вы не переживайте. Второе место тоже неплохо». Моя мама на них смотрит: «А что это второе? Сегодня второе, но завтра она будет первая». Они говорят: «К сожалению, понимаете, Италия, итальянцы…» А итальянцы стали первыми в тот день. Тут все схвачено. Танцы — это единственный вид, где нет прыжков. Можно тут немножечко… Скажем так, банальным языком — вас продадут. Не могут же все четыре золота забрать русские.
Мама говорит: «Они либо умрут, либо в лучшем случае упадут». Понимаешь? И на следующий день, когда случился оригинальный танец, был просто «камнепад». Упали просто все.
Жулин тогда стоял просто бледный вообще. Он к нам подходит перед стартом и говорит: «Я вас умоляю, можете кататься вполноги, но просто стойте. Хоть на двух ногах, просто не падайте, просто стойте». Мы откатали чисто, нам поставили очень хорошие оценки. И буквально за нами катаются итальянцы. А ты понимаешь, что весь зал болеет за итальянцев.
Они катаются, катаются. Остается, ну, секунд 15 до конца. Поворачивается моя мама к сестре Наташе на трибуне и говорит: «Я что-то не поняла, а когда они упадут?» И ровно после этих слов, буквально через три секунды, Маурицио поднимает Барбару на руки, и они падают.
Наташа поворачивается, говорит: «Мама, мне страшно, ты что, колдунья?» Я в этот момент стояла, давала интервью — там ведь, знаешь, коридоры, куча прессы и телевизор. Я уже откаталась, обычно никогда не смотрю соперников, а тут даю интервью и краем глаза смотрю периодически.
Вижу, что падают. И я вот так на все камеры, которые там стояли, кричу: «Oh my God!» Прыгаю на Ромку и его целую. Вы представляете? Не контролирую вообще. Ну, в общем-то, это не очень прилично — радоваться, когда твои конкуренты допускают ошибки. Мы относимся с уважением всегда друг к другу…
— Здесь все равно такой накал, я понимаю тебя. В Сочи мы так же стояли, и, когда Робин [Шолковы, партнер Савченко] упал с первого же тулупа в произвольной, я вот так повернулся и сдержанно сказал: «Все!»
— Видишь, ты все-таки сдержанно это сказал, а я просто прыгнула на Ромку… А потом я понимаю, что сейчас [будет скандал], ведь это Европа, не Россия. Мы были уверены, что станем чемпионами. Но честно тебе признаюсь: даже если бы итальянцы не упали, мы бы все равно стали чемпионами.
— Для меня всегда это была какая-то жгучая брюнетка, которая крутит, вертит всеми вокруг — по образу Майи Плисецкой или всех фильмов «Кармен», которые мы видели раньше. Везде она представляется как женщина, которая переворачивает судьбы. Но когда я уже примерила на себя этот образ, то поняла, что в каждой женщине в какой-то степени должна быть Кармен. Она разная, необязательно какая-то властная, сильная. Вернее, Кармен в любом случае должна быть сильная. Но я считаю, что в твоей Таньке тоже есть Кармен.
В каждой яркой, сильной женщине, которая может быть с виду нежной и ласковой, все равно периодически должна просыпаться вот эта Кармен. Поэтому, конечно, да, я считаю себя в какой-то степени тоже Кармен.
— Это твоя любимая программа?
— Наверное, нет. Честно, моя любимая программа — это «Восток». Мы с Романом Костомаровым ее очень любим. Я там была змеей, Рома в золотой бандане. Программ много, но этот танец был прямо нашим. Очень сексуально, очень тягуче, очень красивые элементы. Кармен — это уже такая Олимпиада. В ней надо было прям выйти, чтобы все запомнили, чтобы было ярко. Я знала, что мы Кармен будем делать, еще за два года до Олимпиады. У нас была эта идея изначально.
Хотя образ Кармен обожаю. И кстати, у меня есть мечта. Я каталась у Ильи Авербуха [в спектакле «Кармен»]. Спасибо ему большое, что он сделал тогда этот спектакль. Он ставил его под меня, и это было круто, незабываемо. Я до сих пор его люблю.
У меня мечта сделать теперь свою «Кармен» когда-нибудь. Именно шоу, театральный спектакль, взрослый и современный. Не уверена, что я буду в нем кататься.
— На всех соревнования соблюдала все эти ритуалы — с левой ноги, с правой. Какие-то продолжала соблюдать. Я, например, всегда ходила в одной и той же одежде. Приезжаешь на соревнования, это 4–5 дней, — вот практически ничего не меняли. А на Олимпиаду пришлось приехать заранее, дней на 8.
Где-то на четвертый день поняла, что уже просто неприлично. Знаешь, я все-таки девушка. Мы тогда жили с Марией Петровой и Алексеем Тихоновым. Они уже закончили, спрашивают: «Танюх, вам ничего постирать не нужно?» Я все с себя сняла и говорю: «А давайте!» Плюнула на все ритуалы. Потом по жизни перестала соблюдать все эти ритуалы.
— Выходим на произвольный танец — последний момент, цель всей нашей жизни. И меня начинает невероятно трясти, просто ни с того ни с сего. Прыгаю, не могу никак остановить внутренний тремор. В общем, выхожу на разминку, катаюсь, меня всю трясет, ноги по льду ходуном ходят. Делаем с Романом поддержку, которую делали 150 раз или даже больше, в этих костюмах.
У меня на платье сзади вырез, и там были предусмотрены крючки, чтобы перемычку резиночкой [закрепить]. В какой-то момент мы решили, что резинка не нужна, а крючки так и остались.
Роман меня кладет к себе на ноги и случайно цепляет обручальным кольцом за этот крючок. Хотя мы катались в этом кольце и с этим крючком все соревнования в этом сезоне! Я спрашиваю: «Что?» Он отвечает: «Кольцо».
Он меня ставит, потому что по-другому нельзя было — его надо было вытащить обратно, рвануть невозможно, потому что пришито очень крепко. И после этого с меня весь тремор как рукой сняло, на место поставило.
Докатали разминку, пришли. Рома говорит: «Я сниму это кольцо?» Отвечаю: «Нет, не надо. Ножницы!» Отрезали крючки. Я посчитала, что все-таки обручальное кольцо важнее, чем какие-то крючки.
— Жулин не завидовал, что он серебряный [призер Олимпиады], а ты золотая? Или наоборот?
— Нет, он гордился.
— Это реванш его был?
— Конечно. Это его победа, мы вместе шли. Гордился, счастлив — это его победа.
— То есть это одна победа на троих?
— Обязательно. Еще у нас Таня Дручинина хореографом тогда была, мы очень дружно шли к этому. Без команды никуда.
Без Костомарова я бы не была тем, кто я есть. И Костомаров бы не был, безусловно, без меня.
— Не могу сказать, что мы там как-то вместе время проводили, нет. Так, где-то в тусовках, но с семьями… Новый год, конечно. Мы в Америке были все-таки обособлены.
— А после того, как закончили?
— Рома пару раз приезжал к нам в гости уже сейчас. Я не могу сказать, что это дружба семьями, когда каждые выходные [встречаетесь] или на какие-то праздники. Но периодически у нас нормальные, партнерские отношения. Очень тепло.
Я обожаю его маму, он обожает мою маму. Поздравляем, я хожу к тете Вале на день рождения иногда.
— Я даже могу привести пример. Совсем недавно мы с тобой и с Ромкой сидели в жюри нового сезона «Ледникового периода» — вы как раз обсуждали, что у твоей мамы в этом году юбилей.
— Да, я ему напомнила: «Не забудь поздравить маму». А он говорит «Да-да-да, конечно!»
— Не могу не затронуть эту грустную тему. Как ты узнала о том, что случилось с Ромой?
— Я отдыхала. Это было, по-моему, 9 или 10 января. Мне позвонила тетя Валя как раз (мать Костомарова. — Sport24) и сказала, что Рома в больнице, в реанимации. В первую секунду я подумала, что, может быть, подрался с кем-то или неудачно упал. Что с сердцем? Какое сердце? У него сердце как у быка. И он вообще такой сильный. Потом она сказала, что подробности точно не знает, все у Оксаны (Домниной, супруги Костомарова. — Sport24). Перезвонила Оксана, более подробно мне рассказала все, что произошло, что ночью скорая увезла. Вот так и узнала. Конечно, подключились оперативно, чтобы в правильное место попал сразу, а дальше все знают.
— Спустя 18 лет после вашей олимпийской победы вы вышли вновь в образах Кармен и Тореадора, но уже в новых обстоятельствах. Что ты испытывала?
— Конечно, волнение за Ромку. Чтобы он не упал.
— А костюмы те же были?
— Абсолютно те же костюмы. Мы гордились тем, что это те же костюмы и все в них влезли. Кстати, хочу сказать обо всей этой ситуации. Во-первых, я восхищена, как Рома себя ведет. Я даже не представляла, что он вот так будет идти по жизни и своим ярчайшим примером вытаскивать других людей из очень сложных и вообще невозможных ситуаций. Он стал символом для всех людей с такими травмами, бедами.
— На Олимпийских играх стояла на пьедестале, текли слезы счастья. Думала о том, что больше никогда не зайду в спортзал, не побегу, никаких отжиманий и пистолетиков. Я завязала со спортом навсегда, с этим спортом вне льда.
Прошло 10 лет, и я поняла, что без спорта никуда, иначе разваливаешься. Спина начинает болеть, шея болит, плечи болят, колени болят. Товарищи, молодая, но разваливаюсь. И я поняла, что, конечно, нам, профессиональным спортсменам, без спорта невозможно — это как наркотик для мышц, для тела. Иначе мышечный корсет не будет держать все травмы, которые были. Для меня это еще, конечно, и заряд энергии, настроение. Позанимаешься — и вдруг силы появляются, энергия у тебя, день прекрасен, ты сделал дело и получил свои эндорфины. Так что всем рекомендую.
С утра 3–4 раза в неделю, когда нет каких-то очень важных дел, у меня обязательно тренировка. Секрет знаешь в чем? У меня есть тренер. Тренер уже приезжает, или у меня с ним онлайн — и уже не отвертишься. Я поняла, что без тренера никуда. Это у нас привычка, наверное, так сформировалась, что нам нужен тренер. Он приезжает, и какая бы я ни была больная, хотела бы — не хотела, но все.
— Я читаю новые произведения, которые должна на следующий год сделать. Это первая моя задача: когда уезжаю после Нового года в отпуск, после всех этих каникул беру с собой книжки. Пока что я делаю спектакли, которые могут смотреть люди любого возраста. Приходят маленькие детки двух лет — им интересно. Понятно, что взрослые и уже пожилые — им тем более интересно смотреть наши сказки, какие бы они ни были. Поэтому моя задача — делать интересно для любого возраста. Я беру несколько книжек, идеи, которые сидят в голове, читаю, вычитываю, придумываю.
— У вас большая семья, они как-то участвуют в выборе сказки?
— Да, я провожу соцопрос среди друзей. В следующем году уже знаю, что сделаю.
