Города-мифы: не dolce vita. Неаполь Элены Ферранте
Каждый город, подобно сложному организму, таит в себе загадки, связанные с его историей и мифологией. Город окутан тайнами, обрастает стереотипами и домыслами. Разбираемся, как устроен притягательный и неоднозначный Неаполь, один из главных городов-призраков в мировой культуре.
Город-сказка, город-мечта
В нынешних реалиях поездка за границу — не самая простая задача, а потому мы довольствуемся образами далеких и прекрасных городов, которые созданы кино, литературой и нашим воображением. Увы, не все эти образы совпадают с реальностью. С чем же это связано?
В разговоре о городе и городском пространстве важно упомянуть концепцию крупнейшего культуролога и семиотика Юрия Лотмана. Городской текст по Лотману представляет собой «модель мира данного автора, выраженную на языке его пространственных представлений». Польский ученый Ежи Фарино в свою очередь вводит в научный оборот концепцию пространств, возникающих в воображении героя: во снах, мечтаниях и галлюцинациях. Метафорически эти пространства визуализируются за счет отражений в различных зеркальных поверхностях. Проводниками в мир прекрасного города могут стать сновидения, грезы, видения, гипнотические состояния, эзотерические, игровые, компьютерные миры.
Мы нередко романтизируем туристические поездки в Италию: очарование древности сочетается с роскошью средневековой и возрожденческой архитектуры. И вот мы уже хотим подержать на ладони Пизанскую башню, посетить римский Колизей и проплыть на гондоле под многочисленными мостами Венеции. С Неаполем часто ассоциируют, помимо пиццы, неаполитанский стиль в одежде (также известен как неаполитанский мужской костюм). Классический и элегантный, он вызывает ассоциации с роскошью и размеренностью жизни. Однако для самих итальянцев Неаполь лишен флера привлекательности, их он скорее отталкивает своей суетностью, грязью и неблагополучием. Поэтому в итальянской литературе городское пространство Неаполя представлено сложнее, чем просто место наслаждения и отдыха.
Город как герой романа
Характерным примером такой разработки неаполитанского мифа становятся тексты современного итальянского писателя (уроженца Кампании), который сделал своей сознательной стратегией анонимность, отстаивая право автора на защиту личных данных. Загадочный автор скрывается от публичности под псевдонимом Элена Ферранте. В цикл, объединенный под условным названием «Неаполитанский квартет», входят четыре романа: «Моя гениальная подруга» (L’amica geniale, 2011), «История нового имени» (Storia del nuovo cognome, 2012), «Те, кто уходят и те, кто остаются» (Storia di chi fugge e di chi resta, 2013) и «История о пропавшем ребёнке» (Storia della bambina perduta, 2014).
Неаполь является центральным топосом романов Ферранте, приобретающим свойства полноценного персонажа, который вступает в конфронтацию с главными героями тетралогии – Эленой (Лену) Греко и Рафаэллой (Лилой) Черулло. Город историчен и достоверен, при этом хранит память о своей мифологии: он предстает прежде всего пространством коренного жителя, контрастирующим с «выставочным» образом Неаполя туристического. В изображении местного жителя он кардинально отличается от идеализированного образа в иностранной литературе, например, в воспоминаниях русских путешественников.
Проклятое место
Первый аспект мифологии Неаполя у Ферранте связан с идеей проклятого места. Нельзя не согласиться с мнением Ю. Корригана, который проводит сравнительный анализ между демонологией Ферранте и Ф.М. Достоевского, чья связь прослеживается за счет аллюзий на роман «Братья Карамазовы», которым зачитывается презирающий своего отца Нино Сарраторе. В первом романе цикла «Моя гениальная подруга» Неаполь описывается как город, пораженный загадочной болезнью, которая вызывает ярость у местных жителей:
Женщины дрались между собой чаще, чем мужчины: таскали друг друга за волосы, охотно причиняли друг другу боль. Это было что-то вроде болезни. В детстве я представляла себе маленьких-маленьких животных, почти невидимых, которые по ночам приходят в наш район, вылезают из прудов, из заброшенных железнодорожных вагонов за насыпью, из травы, которую за жуткий запах называли вонючкой, из лягушек, саламандр и мух, из камней и пыли и попадают в воду, в еду и в воздух, и из-за них наши мамы и бабушки становятся злобными, как бешеные собаки. Они были заражены сильнее, чем мужчины: мужчины то и дело впадали в бешенство, но потом успокаивались, а женщины с виду казались спокойными, молчаливыми, но, когда злились, доходили в своей ярости до самого края и уже не могли остановиться.
Элена Ферранте
Сопоставляя Неаполь Ферранте с Петербургом Достоевского, Корриган приводит высказывание Лилы о Дидоне: «Без любви угасает жизнь не только людей, но и целых городов». Эту же мысль подхватывает и развивает в своем сочинении Лену: «…когда из городов уходит любовь, они меняются, перестают служить благим целям и в них воцаряется зло».
Покровители города
Эта характерная для жителей Неаполя одержимость в случае некоторых героев приобретает форму безумия. Обсуждение Дидоны пересекается с разговором о сумасшедшей вдове Мелине, родственницы матери Лилы. Эта параллель возникает, с одной стороны, из-за неразделенной любви героинь и их помешательства, а, с другой, вероятно, связана с неофициальным символом Неаполя — прекрасной безумной Мбрианой (Bella ‘Mbriana). Любопытная рифма напрашивается не только между Мбрианой и Мелиной, но и между Мбрианой и Лилой. Современный писатель-уроженец Кампании П. Императоре описывает прекрасную Мбриану как благодетельную фею.
Любопытно, что роман Лилы, написанный ею в детстве, называется «Голубая фея». Итальянский фольклорист Дж. Питре указывает на оборотничество как на главное свойство духа Мбрианы. Учитывая так и невыясненные, не поддающиеся рациональному объяснению подробности исчезновения Лилы, можно предположить, что она трансформировалась в некое иное существо.
В эпилоге четвертого романа цикла постаревшая Лену рассуждает:
Иногда я спрашиваю себя, куда она могла подеваться. Сгинула на дне моря или в коридоре подземного коллектора, о существовании которого никто, кроме нее, не догадывается? Растворилась в старой ванне с кислотой? Провалилась в древнюю карбонарную яму, о которых столько читала? А может, она сейчас в склепе покинутой всеми церквушки, затерянной в горах? Или в одном из тех измерений, которые для нас остаются загадкой – для нас, но не для Лилы?
Элена Ферранте
Интересно предположение Лену о том, что Лила может прятаться в церковном склепе, что может быть связано с еще одним неофициальным духом Неаполя, именуемым Муначелло (il Monaciello), Монашек. Он может как докучать людям, так и благоволить им. В последнем случае он способен обратить подношение (как правило, еду) в сокровище. В городском фольклоре существует сопоставление между двумя этими образами. Согласно легенде, Муначелло способен проникать в любой дом, являясь хранителем подземных каналов.
Отдельного внимания заслуживает пограничное состояние Лилы, которое она именует «обрезкой» (smarginatura). В этом состояние предметы и люди обнаруживают свою скрытую демоническую суть. В продолжение сопоставления мотивов Ферранте и Достоевского можно предположить, что Лила страдает эпилептическими припадками. Один из таких приступов случается с ней во время землетрясения 1980 года.
Задыхаясь, она простонала, что и машина, и Марчелло за рулем машины обрезаны, что все вокруг – люди и предметы – теряют очертания, ломаются и разрушаются, и их плоть сплавляется с металлом. Она сказала именно это слово: «обрезаны». Тогда она произнесла его впервые и, задыхаясь, пыталась объяснить, что оно означает; она хотела, чтобы я поняла, что это такое – обрезка и почему это так ужасно.
Элена Ферранте
Предчувствие конца света
Печать проклятия обнаруживается и в традиционном символе Неаполя – яйце. Лила, обладающая даром предвидения описывает свои видения, казалось бы, в один из самых счастливых моментов:
Помнишь, как меня испугало небо на Искье? Вы восхищались его красотой, а на меня веяло тухлым яйцом с зеленоватым желтком и растрескавшейся от варки скорлупой. Я чувствовала во рту вкус этих ядовитых звездных яиц, светивших резиновым, как белок, светом и липнувших к зубам вместе с желеобразной чернотой неба; я с отвращением пережевывала их, ощущая, как хрустит на зубах скорлупа.
Элена Ферранте
Легенда о волшебном яйце, оставленном Вергилием в основании замка Кастель-дель-Ово, связана с ощущением безопасности. Пока яйцо лежит нетронутым, Неаполю ничего не угрожает. В этом контексте видение о протухшем яйце звучит особенно зловеще.
Способность к пророчеству у Лилы может быть связана с важным женским образом, упомянутым Вергилием в «Энеиде». Так, Кумская сивилла обитала в храме Аполлона в Кумах, который находится недалеко от современного Неаполя. В «Энеиде» Сивилла не только владеет даром предвидения, но и знает путь в царство Аида. В «Сатириконе» Петрония Сивилла описывается как дряхлая старуха, тяготящаяся своим бессмертием: «А то еще видал я Кумскую Сивиллу в бутылке. Дети ее спрашивали: “Сивилла, чего тебе надо?”, а она в ответ: “Помирать надо”».
Неаполь – страдающая женщина?
Любопытно, что эта ипостась Лилы, связанная с желанием исчезнуть, не оставив следов, пересекается с другим ключевым женским образом. В статье Ф. Галлиппи «“Моя гениальная подруга” Элены Ферранте: В поисках Партенопы и “Основание” нового города» образ Лилы и ее таинственное исчезновение напрямую соотносится с Партенопой, чье тело растворилось в Неаполитанском заливе. Миф о сирене Партенопе связан с основанием Неаполя. В древнегреческой традиции Партенопа предстает в амплуа соблазнительницы, которая не сумела покорить сердце Одиссея. Подобно Дидоне, она решает покончить с жизнью и бросается в море. Ее тело выбросило на берег в Неаполе как раз в том месте, где находится замок Кастель-дель-Ово. Город был позже назван в ее честь. В римской традиции Партенопа и ее возлюбленный кентавр Везувий были наказаны Юпитером. Партенопа была обращена в горд Неаполь, а кентавр – в вулкан. Таким образом, извержения Везувия объясняются, согласно логике мифа, его рвущимися на волю порывами чувств.
Большинство образов, связанных с мифом о сотворении Неаполя, женские. Исследовательница Г. Загребельски описывает Неаполь как «город-паутину, внутри которой с трудом передвигаются женщины, потому как она была соткана мужскими руками, которые и определяют его жестокий и деловой характер. Насилие заполняет пустые места, занимает пробелы человеческих отношений. <…> Неаполь, таким образом, является сценарием женской неадекватности».
Напомним, что, по наблюдениям Лену, наиболее подверженными проклятию оказываются именно женщины. Таким образом, Ферранте создает собственный миф об «изнаночном» Неаполе исходя из личного опыта и из логики художественного текста.